а свою линию Пелагея. — Мы испили всю твою силу до дна. Каков твой следующий шаг? Хладнокровно меня убьешь? Устранишь физически? У всех на виду?
Пелагея смотрела мне в глаза и, казалось, ждала чего-то. Ждали от меня каких-то конкретных действий и все присутствующие при этой сцене люди. Нет, никто меня не торопил, никто ничего не советовал, но все явно ждали развязки — я чувствовал это, что называется, спинным мозгом. Они все стояли и смотрели на меня: Вилкина, отец Евгений, Василий… Даже, завороженные и одурманенные члены оперативного штаба сейчас внимательно наблюдали за мной, а их глазами кульминацию наших с Пелагеей разборок, должно быть, лицезрели и все заинтересованные дети Ночи — представители сообществ вурдалаков, ведьм и ворожей. Забавно было наблюдать, как представители различных групп детей Ночи распределили между собой «свободных» людей из оперативного штаба. Такое ощущение, что на время моих разборок с Пелагеей все они договорились о некоем перемирии. Разнородные силы сейчас витали вокруг нас, я отчетливо ощущал их присутствие. И все они наблюдали за кульминацией этого противостояния.
Не самое приятное ощущение, доложу я вам. Словно мы с Пелагеей играли в спектакле и находились на сцене условного МХАТа под прицелом софитов и прожекторов. Кстати, бессмертный Геворг тоже был в зале. Пленив разум ГРУшника Серегина, он безмолвно наблюдал за этой сценой. И на этот раз, я почему-то не ощущал в нем безоговорочной поддержки. Геворг просто ждал развязки и не собирался вмешиваться в сюжет.
— Ты бы меня не пожалела, — ответил я Пелагее, стараясь потянуть время и абстрагироваться от происходящего.
Меня действительно сейчас раздирали сомнения. Всё, что происходило здесь ровно до этой самой секунды, укладывалось в то, что я смело мог назвать «своим планом» — всё, кроме этого вот бесстрашия в глазах моего заклятого врага. Не так я представлял себе развязку. Не так ведет себя поверженный соперник перед гибелью. Не так выглядит, не так говорит, не так себя ощущает. Или же я все это выдумал? Откуда, в сущности, мне знать, каково это — проиграть главное сражение своей жизни, а с ним и всю войну? С чего я взял, что поверженная ворожея будет валяться у моих ног и молить о пощаде? Сколько таких битв за свою долгую жизнь она уже выиграла? Скольких соперников обманула, скольких переиграла? Пелагея даже свою знаменитую бабку обскакала, придумав тот изощренный план с привлечением заморского мага-имитатора.
Сомнения. Как же трудно бороться с самим собой, когда тебя одолевают напрасные сомнения. Казалось бы, я все просчитал, все предусмотрел и всех обхитрил. Я даже убил Радмилу — ослабив тем самым клан ворожей Семеновых чуть ли не вдвое. И вот она, Пелагея, стоит передо мной. Такая беззащитная, такая пустая, такая…
Но, нет! Нет же, нет и еще раз нет — не выглядела она сейчас поверженной. Мне достаточно вонзить в ее поганое сердце свой нож, достаточно просто задушить и она уже никогда не встанет на моем пути. Передо мной не всемогущая и опасная ворожея — сейчас передо мной старая бабка, которой едва хватает сил стоять на ногах и поддерживать в тонусе свою личину. Еще пара минут и она не будет в состоянии делать и этого. Еще пара минут и передо мной падет на колени обескровленная и обессиленная старуха.
Почему же я тогда боюсь ее? Не от того ли, что знаю себя лучше кого бы то ни было? Не от того ли, что понял уже, что не смогу убить кого-то вот так, голыми руками и не в разгар битвы, как в случае с Радмилой, а просто так, по праву сильнейшего?
И, ведь, что странно — меня даже никто не осудит за убийство Пелагеи. То, что она учудила, ни в какие ворота не лезет. От Пелагеи будут рады избавиться воины Совета. От ее навязчивого союза и последствий сегодняшней демонстрации силы будет рада откреститься и Марта. От нее с радостью отрекутся и другие ворожеи, лишь бы их после не трогали. А уж как будут рады ведьмы (особенно из клана Зуевых), сверни я этой старой интриганке шею. Одним словом, убей я сейчас Пелагею, мне все лишь спасибо скажут. И никакой ответственности. Никакого геморроя в будущем. Один сомнительный грешок на душе против свободы. Не такая уж и большая цена.
И, тем не менее, я мешкал. Как же бесит это чувство — страх вперемежку с сомнением. Просто «прелесть», а не выбор. Правы были мудрецы прошлого: «делаешь — не бойся, боишься — не делай».
— Если бы я хотела, Горин, ты был бы мертв еще тогда, в больнице.
— Но тебя такой расклад не устраивал, верно? Просто убив меня, ты не получила бы силу в полном объеме.
— Верно.
— Ты старалась победить меня на дуэли, или же устроить все так, что бы я сам отдал тебе все, что ты пожелаешь.
— Верно.
— Но ты проиграла.
— Кто тебе сказал?
Пелагея издевательски мне подмигнула. Я постарался не поддаться на провокацию.
— Вот он я, а вот она ты. Сил нет ни в тебе, ни во мне. Мне достаточно…
— Убить меня? — Пелагея улыбалась, какой-то странной улыбкой, а-ля, Джоконда на минималках. — А ты сможешь, милый? А хватит ли у тебя сил? А все ли ты просчитал, Гришенька?
Эта старая тварь, что-то явно задумала. Что? Думай, Горин, думай! Или, нет, не думай! Просто убей ее. Убей, как убил ее мать пять минут назад. Что с того, что там была битва, а тут будет убийство?
— Ты права, старая, я не смогу убить тебя хладнокровно. Но и ты меня убить сейчас не сможешь.
— Продолжай.
Да что, (непечатно) происходит? Она словно экзаменует меня — во всяком случае, именно так я себя сейчас ощущаю. Или же это все блеф проигравшегося в хлам игрока, для которого даже фиаско в игре есть часть игры, а значит, какой никакой, а кайф? Она умна и опасна даже без своих (или, точнее, моих) сил, опасна даже без Фолианта Силы. Что же она затеяла?
— А чего тут продолжать? — задумчиво спросил я и поглядел на своего кота, сидящего возле Фолианта Силы — единственного артефакта, при помощи которого Пелагея могла быть равной мне. — Ты права — делать нужно, а не лясы точить. Держи, Вася…
С этими словами я влил в своего слугу всю оставшуюся во мне силу. Все, теперь и я, и Пелагея на какое-то время останемся простыми смертными. А когда силы к нам вернутся, мы окажемся на разных уровнях. И никакой Фолиант уже не поможет. Потому, что не будет больше никакого фолианта.
— Вася, — обратился я к коту, не спуская глаз с постаревшей в один миг Пелагеи, — уничтожь Фолиант.
— Что? — изумился мой кот, а вместе с ним изумились и все, кто наблюдал за этой сценой.
Пелагея молчала. Она сейчас просто смотрела на меня грозным испытующим взглядом и молчала, в ожидании моих объяснений.
— Фолиант — реликвия, дестабилизирующая мир Ночи, — пояснил я Василию. Впрочем, это объяснение касалось и всех остальных. — Как вернуть Веру к жизни я уже узнал. Остального мне не нужно. В любых руках — фолиант превращается в «имбовое» оружие. Пока он хранился у Варвары, никто не знал, что за силу он в себе таит. Сейчас же, когда Фолиант начал открывать свои тайны, он стал опасен. Прежде всего, опасен для того, кто им обладает. И раз уж Фолиант единственная возможность для Пелагеи пользоваться моей силой, нам следует лишить ее этой возможности.
Внезапно в наш разговор вмешался Геворг. Голосом ГРУшника Серегина он властно произнес:
— Уничтожив фолиант, ворожей, ты уничтожишь свое тысячелетнее наследие. Представь, какой силы ты сам себя лишаешь. Представь, какой власти ты мог бы добиться с ним.
— Да и хрен с ним. Не жили богато, нечего и начинать. — Отмахнулся я. — Вася, уничтожь его! — Мой кот почему-то колебался. — Вася, ты оглох? Используй силу, что я тебе отдал. Только этой силой можно уничтожить Фолиант!
И, казалось бы, до безоговорочной победы мне оставался всего один шаг. Но мой кот, почему-то шаг этот не делал. И чем больше медлил Василий, тем шире становилась улыбка на устах Пелагеи.
— Васька, твою ж за ногу, что с тобой?
— Я не могу, — еле слышно прошептал мой кот, испуганно глядя, то на меня, то на Пелагею.
— Чего ты не можешь? Что ты несешь? Уничтожь фолиант, дебил! В нем вся соль! В нем вся сила Пелагеи!
— Не могу… — повторял мой кот словно мантру, — не могу…
— Молодец, котик, — улыбнулась Пелагея, распрямляя плечи. — А теперь верни-ка мне мой Фолиант. Ты же знаешь, иного пути нет.
Без своей силы Пелагея сейчас больше походила на страшную ведьму из сказок братьев Гримм. И, тем не менее, она чувствовала себя победительницей. На ее жутком старческом лице, изрезанном глубокими морщинами и рытвинами оспин замерла беззубая и от того довольно мерзкая улыбка торжества. Как такое вообще возможно? В ней не было ни грамма силы, и пополнится она еще не скоро. Даже если прямо сейчас Пелагея завладеет Фолиантом, в нашем раскладе ничего не изменится. Сам по себе, без моей силы, Фолиант просто записная книжка.
— Мне никто ничего не хочет объяснить? — уточнил я, глядя прямо в глаза коту.
Василий выглядел довольно жалко. Гигантских размеров, некогда, грозный, уверенный в своих силах и до безобразия харизматичный, мой кот сейчас выглядел, как облезлая кошка. Хвост и уши поджаты, весь скукоженный, шерсть взъерошена — не кот, а пародия какая-то. Было очевидно, Пелагея имеет на Василия влияние. Но какое именно? Давно ли?
На всякий случай, я встал между Пелагеей и Василием. Определенно, ни в ней, ни во мне сейчас силы не было, но я все-таки мужчина. На моей стороне молодость и простая грубая физическая сила. Не думает же Пелагея, что сможет вот так запросто подвинуть меня? А если и думает, то напрасно — я, хоть и имею некоторые принципы, не бить женщин и старух, к примеру, но в такие вот, важные моменты все же могу этими принципами и поступиться. Врежу, мало не покажется.
— Вася, ты чего творишь? — не сводя глаз с Пелагеи, поинтересовался я.
— Я не могу уничтожить Фолиант, — угрюмо ответил кот.
— Это я уже понял, — саркастично заметил я, — может, объяснишь, почему?
— Да, котик, — улыбнулась Пелагея, — может, объяснишь своему хозяину расклад?