А Кощей тем временем её раздумья за покорность принял, даже хватку ослабил.
— То-то же, а то бежать сразу. В серебре купаться станешь, миром с тобой править будем. Тебя как звать-то, кстати?
Отошёл немного, полюбоваться решил, видать, девицей. А девица огонёк на ладони зажгла да в глаза ему кинула и бросилась прочь, пока он ослеплённый стоит.
Выскочила наружу и как скоромча прочь ринулась. Несётся, слышит, как кусты за ней трещат, — догоняет чародей. Выскочила на поляну, палку схватила и давай его охаживать. А тому всё нипочём.
Совсем уже из сил выдохлась, да как закричит — ну а вдруг кто услышит?
Кощей тем временем вновь её за руку ухватил, к себе тянет. Лупит она его палкой по макушке, а он знай к себе волочёт.
Тут вновь кусты затрещали, выбежал на поляну витязь. Собой хорош: волосы, что пшеница, золотом на солнце блестят, плечи широкие, глаза ясные. Сердце в груди девичье запело будто. Замер на миг и вой, да кинулся с мечом на старика.
Но посреди поляны споткнулся он — нога в коряге запуталась, — так и полетел прямо в них, словно стрела, что из лука пущена. Даже меч выронил из рук.
Кощей от увиденного руку её бросил и на витязя кинулся. Сшиб его тот с ног, и покатились они по земле, будто два зверя.
Бессмертный в шею молодца вцепился пальцами кривыми и давай его душить. Тот уже и не шевелится, и жизнь из него начала уходить, как вода из битого горшка.
Вильфрида палку оброненную подняла, размахнулась получше и со всей силушки по башке Кощею и дала. Разжались пальцы, вновь задышал витязь, а девушка подхватила его под руку и припустила бежать прочь, а то как очухается супостат проклятый да опять женихаться вздумает. На прощанье пнуть не забыла, правда.
А на поляне Мара появилась. Встала над Кощеем, рассмеялась злобно.
— Изловчился, решил, девка по корысти спасёт? Уговор помнишь? Пожалеть тебя должны, а не ради силы помочь. Моя она, а ты ишь чего удумал, себе силу её забрать. Не бывать тому!
Взмахнула серпом, исчезли оба в вихре, только ветер кроны всколыхнул, ветром ледяным всех пробрало.
Вила тоже силу чёрную почуяла, да припустила быстрее, считай, волоком таща незадачливого спасителя, но ежели б не он, не отбиться бы ей от чародея, утащил бы к себе в терем. На берегу болота отдышаться села, тут и парень в себя пришёл окончательно. Видит, сидит рядом с ним девица красная, дыхание перевести пытается, а водяного да русалок с мавками не видать. «Кто ж ты такая-то, что даже эти попрятались?» — подумал князь. А сам украдкой девкой любуется, хороша. Вот бы и его суженая такая была, румяна, статна. Но не о том сейчас ему думать надо. Хотел было подняться, но в боку словно мечом пронзило, упал на землю, потемнело в глазах.
Первая ссора
— Ты зачем его, спрашиваю тебя, притащила? Там бы и бросила. Мало тебе было варяга? Нового приволокла.
Недовольный, громкий голос ворвался в сознание, сколько, интересно, он тут лежит уже?
— Жалко стало, спас он её. Не подох бы, чай.
Девичий голос бормотал что-то неразборчивое, но зато послышался знакомый откуда-то скрипучий голосок.
— Ну что ты к ней пристал, подлечит его сейчас и выгонит.
— Ага, аль замуж опять приспичит, — не успокаивался мужской голос. — Там всего-то шишка соскочила, пока кувыркался, где саданул. Но вам, бабам, только дай волю, сразу уложите.
— Он, видать, от шишки почти седмицу валяется, да? — Кикимора, а это её голос вспомнил князь, снова начала спорить.
Светозар застонал при попытке сесть.
— Очухался? — говорившего не было видно, только бас мужской слышно. — Вилька, тут твой ухарь глазья открыл!
К постели подошла девушка, странное имя подумалось князю, но тёмные глаза уже завлекли его внимание. Тёплые руки сменили повязку и поправили шкуру.
— Очнулся?
Светозар кивнул, ну как же она хороша. Видимо, улыбка всё же тронула губы.
— И че он скалится? — мужик снова вскипел.
— Прошка, успокойся ты уже, что ты кричишь. — Вилька повернулась к столу.
Интересно, брат аль другой родич? И тут из-за стола вышел домовой.
— Я-то успокоюсь, но ты потом мне тут не реви, — он хлопнул дверью и вышел.
Точно ведьма какая, князь устало закрыл глаза, хотелось спать.
Второй раз он проснулся, когда за небольшим окном было уже темно, проснулся и закричал. В избе за столом сидел самый настоящий упырь и что-то жрал, хозяйку небось, косточка вон какая тонкая.
— И че верещишь, будто режут тебя? — недовольный голос домового послышался из-за печки. Вскоре и он оттуда выбрался верхом на коловерше. Князь снова потерял сознание, слишком много на его долю выпало, силы и так на исходе были. Он, конечно, привычный к сече, крови, но чтоб нечисть вот рядом восседала, этого разум его не выдерживал. Почуяв, что кто-то лупит его по щекам, открыл глаза, упырь, над ним нависал тот самый упырь.
— Живой? — поинтересовалась нежить. Неживого жрать, что ли, не станет, аль как?
Но, кажется, жрать его никто не собирался, видимо, про запас оставили. Упырь отошёл и стал что-то строгать, сидя за столом, интересно, что? Оберег из костей, что ли, сожрал человека, а потом и косточки к делу приспособил. Князь сам себя одернул, не о том думает, нужно тикать отседова, а он обереги упыриные размышляет, как делаются, а есть ли у них вобще обереги? Мысли скакали, как белки по веткам, одна сменяла другую, и все не о том.
Домовой этот ещё, опять вон верхом на коловерше по избе катается. А может, это ему мерещится? Упал, ударился головой, и теперь муть всякая видится? Эта мысль Светозару понравилась, скоро он в себя придёт, и всё встанет на свои места. Вот бы и зима, которая всё не уходит, наваждением была.
Девицу только жаль, при мысли о ней в его груди снова разлилось приятное тепло, ну точно сон, кормилица говорила, что жаром сердце обольет, едва он суженую увидит, но суженой была же девка из Любича, а не ведьма с болота под Туровом, а значит, блазнится ему это всё. На этом успокоился и вновь в сон провалился.
Изредка просыпался, ел, слушал, как ругается домовой, как упырь колет дрова и таскает воду. Отвары, которыми его поила ведьма, держали его в полусонном состоянии, он даже не воспротивился, когда упырь его в баню утащил, попарил там. Банник тому помогал. Что-то бормотал о том, что Вила слишком добра ко всяким пришлым, но исправно водой окатывал, даже не кипятком. Боялась нечисть, видать, ведьму, подумалось князю. Но вот придти в себя никак не выходило, а так хотелось очнуться у себя в светлице, ну или хотя бы у бабки Малены. Чтобы нежить проклятую не видеть.
Никак разум не хотел за явь всё это принимать, не должно быть так. Жар этот ещё в груди, едва девка появится. А ежели это не сон, так выходит, она его суженая, и как им быть? Она с нечистью якшается, а он князь земель древлянских. Да ещё, судя по обрывкам разговоров, уже был у неё жених, но она выбрала упыря да домового. И как ему тогда, спрашивается, землю свою спасать, ежели та, что судьбой ему назначена, нечисть ценит более людей?
Девица, кажется, о судьбе своей и не догадывалась, вечерами чесала коловершу за ухом, расчёсывала космы домового и кормила упыря пирогами. Кикимора тоже часто в гости захаживала, косила зелёный глаз на Светозара и о чём-то шушукалась с домовым, от чего тот довольно потирал ручонки и с ехидной улыбкой косился в сторону князя. Что они там за подлость задумали?
Наконец он смог подняться, сомнений в том, что он не спит, уже не оставалось, и Светозар лишь печально вздохнул, понимая, что, скорее всего, сердце его обмануло, не может быть эта ведьма его суженой. Ей вон на болоте среди нечисти самое место. Куда ей на престол древлянский.
И тут его словно осенило: а может, не в жены она ему сужена? А в услужение пойти должна, стать ведьмой княжеской, волшбу для него творить.
Зачем князю жена-ведьма? Низачем, а вот просто ворожея-чародейка пригодится. Он аж приосанился, но сердце замерло, жаль всё же, хороша ж бесова дочь, ей бы в княжьем тереме жить, но судьба, с ней не поспоришь.
Ведьма пригласила его к столу, где уже стояла миска с пирогами с капустой, с зайчатиной и лежали растягаи с рыбой. В горшочке томленая с мясом оленя репа, брусничный морс и плошка мёда рядом с нозреватыми лепешками. Кувшин простокваши. Видать, не бедствовала ворожея, но то и понятно, со всех селений окрестных к ней ходят. Покосился на упыря, который уминал кашу из большой миски, ложку в перепончатой лапе держать неудобно, так он аки пес нырял в миску мордой, домовой лениво жевал зажатый в лапке пирожок, под столом чем-то хрустел коловерша. Соседство нечисти стало уже привычным, но есть с ними за одним столом? Этого Светозар понять не мог, но жрать хотелось, а потому сел, наклал себе репы и взял растягай. Наскоро перекусив, вышел во двор. В землях дреговичей стояла жаркая весна, пахло нагретой землёй и… болотной водой. Девушка вышла следом, вынесла ухваты и стала чистить их песком.
— Ну рассказывай, кто таков? — спросила она.
Князь задумался: правду сказать или пока присмотреться и придумать что-нибудь? Решил, что пока открываться не станет, неча каждой ведьме знать, кто он такой.
Рассказал, что он древлянский — тут врать не стоило, обережные знаки на рубахе выдадут, — дружинник. В его землях зима стоит, не уходит, вот он и решил счастья тут поискать.
Шёл по лесу да услышал, как она помощи просит, но помочь не вышло.
Домовой, сидевший на завалинке с очередным пирогом, поморщился: Гранька ему уже успела донести, кто такой к ним в избу пожаловал. Но выдавать Светозара он не стал, решил поглядеть, чего тот задумал. Даже не поленился, сбегал до Водяного и тому наказал Вильфриде не говорить, кого она в избу приволокла.
Представился князь именем воеводы — Елизаром.
Ведьма задумалась: что с ним делать?
Елизар-Светозар предложил свою помощь: не хотелось ему с болота уходить, да и выяснить, где ворожея Ясиня обитает теперь, нужно было. Девушка подумала и согласилась: мужские руки в хозяйстве сгодятся.