Ведьма взяла горшок с кипящим отваром и поставила остужаться.
Как только он остыл, осторожно она начала ему на голову лить, приговаривая слова волшбы, но так тихо, что не разобрать было.
Отвар шипел и испускал пар, касаясь кожи наместника. Тот застонал и забился в корчах. Вильфрида продолжала лить отвар, пока мужчина не обмяк и перестал двигаться. Наступила тишина. Вдруг его тело изогнулось дугой, все кости выворачивая. «Ааааа!» — закричал наместник пронзительно, будто выпь какая. Он заметался по лавке, летавица искала выхода.
И снова зашевелились губы ведьмы, полились слова волшбы, словно ручей.
Долго Вила билась с нечистью, но наконец удалось изгнать её. Глубоко она засела в душе Гостомысла, никак отпускать не хотела. По телу мужчины катились крупные капли пота, ногти были сорваны в кровь, так сильно он лавку царапал, пытаясь от пут освободиться.
Но наконец затих, уснул. Грудь его мерно вздымалась, веки мелко подрагивали, а тело было холодно как лёд. «Как бы не помер», — мелькнуло в голове ведьмы.
Светозара в избу так и не пустили, больно уж он рвался зарубить Гостомысла прямо там. Но кто знает, может, не его то мысли были, а одержимостью ведомый чёрное супротив своего князя задумал.
Лишь через сутки в себя пришёл Гостомысл, открыл глаза и мутным взглядом обвёл избу. Не чуял в себе более желания на всё кидаться да яриться, да и силы возвращались. Выпил, что ему поднесла ведьма. А через час решил во двор выйти. Отворил дверь, от света яркого зажмурился и тут же от удара в скулу обратно в избу влетел, аж в глазах потемнело. Головой приложился об лавку так, что искры посыпались. Чует, тащит его кто-то наружу, будто куль с мукой.
Открыл глаза, а перед ним, широко расставив ноги, князь Светозар стоит, меч на него направил.
— В рог, значит, бараний согнешь? — сталью зазвенел голос княжий. — Землями моими править станешь?
Заметались мысли, будто птицы, что ответить, как извернуться, а изнутри словно кто шепчет: вызови на бой, вызови, заруби прямо тут и станешь сам князем. А и правда, чего бы не зарубить, вон и меч у лавки стоит, хороший, крепкий клинок, стали дамасской, на Руси таких не делают.
Бросился наместник к нему, схватил. И встал напротив Светозара, готовится к бою.
Но не торопится князь первым напасть, стоит, мечом помахивает. Первым ринулся Гостомысл, замахнулся тяжёлым мечом, но увернулся Светозар от удара.
Еле успел наместник удар его ответный отбить, зазвенели клинки, встретившись, заскользил меч князя по тяжёлому клинку. Разошлись, наместник тяжело дышал: давно не бился, да и годы своё брали, брюхо, за годы жизни спокойной отожранное, мешалось.
Начал теперь он вокруг князя кружить, а тот не спешит, примеряется.
Взмахнул, словно снизу достать хочет, но едва Гостомысл меч подставил, как ему ногой в пузо и прилетело. Откинуло к стене. Тяжело ему бой даётся, а голос всё зудит: «Убей да убей», — спасу нет. Да и сам понимает, теперь в ноги с повинной не кинешься.
А тут ещё и Домовой на плетне сидит, потешается, язвительно бормочет, дескать: «Куда ты, боров, полез, изрубят тебя сейчас, как капусту по осени».
Злоба лютая глаза ему застила, зарычал да напролом бросился, а князь возьми да отступи, будто баран в плетень башкой втемяшился и застрял посреди прутьев, насилу вырвался.
Размахнулся, наискосок мечом вдарил, но ловко уклонился Светозар от удара, усмехнулся насмешливо и в ответ мечом махнул. Перед лицом наместника сталь прозвенела. Отшатнулся Гостомысл, чуть не оступился, в ответ выпад сделал, глухо зазвенел его меч, встретив клинок князя, аж искры во все стороны полетели.
Пот градом по лицу уже катится, глаза застит, а отступиться никак, наступает Светозар, меч всё чаще звенит. Гостомысл наступать опять стал, осыпая князя градом ударов. Но Светозар легко отбивал выпады наместника и наносил свои, постепенно загоняя противника в угол.
Гостомысл тяжело дышал. Одышка мешала ему двигаться, а лишний вес сковывал движения. Светозар заметил слабость наместника и усилил натиск. Он наносил удар за ударом. Отступал тот, пытаясь уклониться от них.
В один момент он оступился и упал на колено. Князь тут же воспользовался его промашкой и замахнулся для решающего удара. Но будто сама Макошь отвела руку князя в сторону. Меч Светозара скользнул по плечу наместника, нанеся лишь неглубокую рану.
А Гостомысл, воспользовавшись передышкой, вскочил на ноги и отступил на несколько шагов. Теперь уже он кружил вокруг князя, выжидая удобного момента для удара.
Светозар не спешил. Он знал, что наместник выдохся, и ждал, когда тот сделает ошибку.
И он её совершил, размахнулся для удара, но слишком уж. Князь легко уклонился и тут же нанёс ответный. Меч наместника вылетел из его руки и упал на землю. Покачнулся от усталости, а клинок княжий прямо в сердце метит. Попрощался с жизнью тот… Но князь будто оступился и ударил лишь в плечо его. Отбросило силой Гостомысла, и видит он: стоит посреди двора женщина красоты страшной. Волосы чёрные, будто ночь, платье дымкой по земле стелется, а в руке серп, рунами горит.
Бросился прочь по болоту, пока Светозар на Мару отвлёкся.
— Зачем явилась? — тяжело после боя дышал князь, грудь ходуном ходит.
— Не время ему ещё, вот и явилась. А Лада твоя мне обещана, я своё так просто не отдам, помните, — сказала и будто дымка рассеялась. Хотел было Светозар вдогон Гостомыслу кинуться, но Вильфрида его остановила:
— Пусть бежит, у нас с тобой свой разговор имеется. А я Водяного попрошу, он в земли твои передаст от тебя весточку. Только как бы чтоб поверили, что княжье слово несёт?
Снял тогда он с пальца перстень, а на том глава волка, знак князей Древлянских, у него и на щите такая ж. «Пусть, мол, покажет его, тогда и поверят. А лучше дай на чем письмо написать».
Нашлась у ведьмы береста, на ней князь послание Елизару и нацарапал. Предупреждение тому: коль явится наместник, немедля казнить его, семью из терема выселить и в темницу посадить (а вдруг как пособники?), и, пока его нет, найти того, кто временно заменит Гостомысла, а там уже сам князь решит, кто будет посадником в Любиче. Попросил и о Вручее рассказать в обратном письме, а как не соврал наместник, вдруг и правда нападение было. Передав послание через Граньку, вернулся в избу.
За столом сидела Вила и спорила с домовым.
— …Знаю я, но сам слышал всё, ему я сужена, ему, — Прошка пробормотал что-то неразборчивое, но, судя по голосу, был против. — Да как я отдам? А? Я сама, где он, не знаю!
Светозар кашлянул, встав у притолоки, и голоса тут же стихли. На лице ведьмы появилось выражение усталости и недовольства.
— Отдал, что ли? — она отвернулась назад, от чего её волосы взметнулись, словно копна душистого сена, так и захотелось в них лицом окунуться. Домовой испортил момент.
— Чего пялишься? Садись давай, кумекать станем, как дале быть.
Светозар присел на лавку. Как быть, как быть? Меч искать надобно, вот только где? О том и вслух сказал.
Вильфрида вздохнула.
— Знаю я, где меч, — начала она.
— Так что мы сидим? — вскочил князь, перевернув лавку.
— Сядь ты, оглашенный, всю избу разнесешь сейчас, — шикнул на него Домовой. — Ничо она не знает, окромя загадок, где тот меч искать.
Светозар тут же поник. Ну как так? Но подсказки тоже хорошо, разгадать — и дело с концом. Ну и выпалил: мол, давайте свои загадки, я с ними вмиг управлюсь.
Вила наморщила лоб и начала говорить:
— Как там было-то? А, вот: «Он ни близко, ни далеко. Он ни низко, ни высоко. Средь цепей тот меч хранится. Сыщет тот, кто не боится. У пленённого царя Ноша, князь, лежит твоя».
— Ну так царя сыскать, что в плену, и всё. А что за царь? Каких земель? — начал сыпать вопросами князь.
— Если бы кто знал. Но в цепях я нашла Кощея. Возможно, у него и часть меча, — Вила наморщила носик.
— Часть? — Светозар аж мимо лавки сел. Как это — часть?
— Бабка моя меч на три части поделила и все три запрятала, а нам с тобой их сыскать теперь нужно, — объяснила ведьма. — Первая, скорее всего, у Кощея. Он подходит, но где его теперь отыщешь?
Задумался князь.
— А может, он просто в его пещере? Говорится ж — средь цепей висит, — высказал свою догадку он.
— Может, и так, — Вильфрида откусила от пирога, а то, пока говорят, Прошка, считай, всё стаскал, так и голодной останешься.
— Ну так надо просто сходить туда, — казалось, Светозар готов был прямо сейчас в пещеру ринуться.
— Утром и пойдём, нечего по ночам шарахаться, будто полуночницы, — доев пирожок, она обтёрла пальцы. — Меч я сыскать помогу, но больше и не надейся, понял? — сразу обозначила ему будущее. — Может, и силу свою пробужу, а дальше — каждый своей дорожкой.
Тяжело ей было это говорить, сердце рвалось к пригожему парню напротив неё, но помнила она о том, как их род поступает с теми, кто им помогает. Незачем прикипать.
— Но ведь мы, — Светозар поперхнулся, когда Прошка будто невзначай толкнул его под ребро.
— Что мы? Сужены друг другу? — поднявшаяся с лавки ведьма обернулась. — Князь, окстись. Я ведьма болотная, с нечистью живу и их не брошу, а ты — князь престола древлянского. Какая из нас пара? Как из свиньи да утки? Аль вон как из Прошки с Гранькой? — теперь поперхнулся домовой, что там про него да кикимору говорят?
— То-то же, — закончила она, глядя на погрустневшего князя. — Спать иди уже, жених.
Её мысли не находили покоя, она лежала, устремив взгляд в потолок. Почему судьба свела её именно с ним? Сердце её отказывалось воспринимать доводы разума. Его лицо стояло перед ней, словно живое. Ей хотелось зарыться пальцами в его непослушные кудри золотых волос, вдыхать его запах, чувствовать его сильные руки, прижимающие её к груди. Но этому не суждено было сбыться. Даже если бы он не был подобен её деду, она не могла оставить Прошку и Тишку. Княжескому терему они были чужды: у него был свой домовой, а упырь… Упырю там точно не было места. Горькая слеза скатилась по её щеке. Она перевернулась на другой бок и залилась слезами.