— Что ж ты, князь, не весел, да голову повесил? Меч же вы сыскали? Так им проход и откройте для себя, ведьма-то и сейчас сдюжит, но только туда, где уже бывала она либо её суженый, пока сможет. Сила в том мече большая, может он ткань мироздания распороть. Не зря этого меча боги сами боятся.
Вернулись они в избу, сели, достал Светозар меч, положил перед собой, смотрит на него.
— Думаю я, — проговорил князь. — Ежели он такие чудеса творить может, то как бы он и нам вред не сотворил?
— Меч он завсегда хозяину послушен, вот только сперва хозяином стать надобно, — пояснила Вильфрида. — Только для того надо его призвать да кровушкой своей помазать. А свойства у него и впрямь дивные, — продолжила ведьма. — Порезы от него кровят долго, раны не срастаются, а разрубит он всё, что на пути попадётся. И огонь, и лёд из него исходит, а в руках он лёгкий, будто пёрышко.
— А ты-то откуда знаешь? — посмотрел на неё Светозар, удивлённо приподняв бровь.
Вила плечами пожала.
— Не знаю, будто само в голову пришло, едва глянула, — она и сама тому подивилась.
Пообедав, князь ритуал призывания силы меча провёл, и откуда Вилька только всё это взяла, но едва закончил, и кровь на клинок упала, меч будто ярче засветился, может и правда, работает оно. Передал он меч ведьме, та во двор вышла, замахнулась да как рубанет. И впрямь края воздуха разошлись, увидел князь в прорехе болото знакомое, по которому они сюда и пришли. Потянула Вильфрида его за собой.
Только они на берег вышли, как крики да гомон услышали со двора, со всех ног кинулись туда, а вдруг напал кто, пока их не было.
Городище
— …А я говорю, вертай взад, как было, — орал покрасневший от натуги домовой, пытаясь оторвать банника, вцепившегося в лавку. — Не может он! Мне это, понимаешь, как белке горошина, ты это всё затеял, тебе и исправлять!
— Я?! — возмутился тот. — Это вон всё она придумала! — мотнул он косматой башкой в сторону кикиморы, сидящей на лавке у печи и чистящей свои коготки тонкой щепочкой. — С неё и спрашивай!
— С меня? — Гранька округлила свои маленькие чёрные глазки. — Я что сказала, что в бане проход есть, а ты их тудой поволок, — накинулась она на банника.
Прошка переключился на кикимору:
— Ходит тут, смуту водит. Ежели б не ты, она б туда совсем не пошла! — завопил он, пытаясь схватить кикимору за длинный тонкий хвост, торчащий из-под юбки.
— Так ты, значится, — уперла сухонькие ручки в бока увернувшаяся от него Граня. — Нашёл виноватую, а что ж ты её не остановил?
— Да-да, что ж ты не остановил? — поддакнул банник, за что домовой тут же вцепился в его растрёпанную бороду.
Сцепившись, духи покатились по избе, снося всё на своём пути, со стола, звякнув, упал горшок с молоком, отчего то разлилось по полу среди черепков. Ссора переросла в самую настоящую драку, и вскоре клубок орущих духов выкатился во двор, где играли Тишка и Торяша. Те благоразумно вскочили на плетень и оттуда смотрели, как Прошка мутузит банника.
— Проход им открыл, супостат проклятый! Эта ещё, жаба болотная, подсуропила, — запыхавшись, бурчал он, пытаясь вырвать клок бороды банному духу.
— А сам-то, сам, — вторил тот. — Что делал? Ночью в печь орал, водяной ему, видите ли, сказал, что позвать Вильку надо, всю ночь горланил, спать не давал!
Тишка сдавленно хихикнул, вспомнив, как Прошка после разговора с речным хозяином, крадучись, вышел из избы в ночь и отправился в баню в одних портах. Там он присел у печи и стал в неё орать, Вильфриду звать. До самых петухов кричал, а наутро сказал, что простыл, дескать, вот и голос сел. Услышав смешок, домовой переключился на упыря.
— А тебе, смотрю, смешно, у нас ведьма пропала наша, а им двоим всё б в бирюльки играть да козлами по двору скакать. Никакой печали нет, — вцепившись в ногу Тишки, стащил того с плетня и начал трепать. Насилу от него упырь вырвался и обратно взобрался.
— А ты, кроме орать, сам-то чего сделал? — ткнул разошедшегося Прошку банник, с силой тыча в него пальцем.
— Я?! — от возмущения домовой аж палку выронил, которой собирался кинуть в Тишку, и та со стуком упала на землю.
— Ты-ты, — ехидно поддакнула кикимора, вышедшая из избы и с интересом наблюдавшая за дракой, поправляя сползший на глаза венок из болотных ягод, который зачем-то нацепила с утра.
— Ах ты ж жаба земляная, — Прошка ухватил ту за зелёные волосы, полные спутанной тины, и принялся таскать по двору, отчего та злобно заверещала и вцепилась в его бороду своими грязными когтями.
Торяшка, сидевший на заборе и до того с ленью наблюдавший за происходящим, почесал за ухом и зевнул. «Ну сколько ужо можно, почитай, вторую седмицу только и делают, что дерутся, а кто Вильку спасать станет — непонятно». О чём он и сказал вслух, сплюнув на землю.
Опешившие от такой наглости духи и кикимора тут же набросились на него.
— А сам-то чего сделал, а? — вопила Граня, пытаясь достать коловершу, который разумно предпочёл перебраться повыше на крышу избы.
— А ну слазий! — орал домовой, пытаясь сбить того с крыши шишкой, но тот ловко уворачивался от его бросков.
— Самый умный сыскался? — банник упер руки в толстые бока и присматривал тоже, чем бы кинуть в Торяшку, чтоб, значится, не зазнавался.
Домовой понял, что тут ему ничего не светит, и вновь принялся таскать за бороду банника, который громко орал о том, что его убивают, размахивая при этом руками и пытаясь сбросить с себя противника. За всем этим шумом никто и не услышал, как на берегу с громким хлопком лопнул воздух и в открывшуюся прореху шагнули двое.
Вильфрида, услышав крики со двора, бросилась туда со всех ног, решив, что кто-то напал на её домочадцев. Светозар поспешил за ней, выхватив меч и на ходу проверяя его остроту.
Увидев перед собой дерущихся духов, ведьма сначала выдохнула от облегчения, а потом попыталась их разнять, за что и ей тут же досталось. Банник не глядя пнул её босой ногой в коленку. Охнув, девушка чуть не упала, но князь едва успел её подхватить, обхватив за талию.
— А ну тихо! — его зычный голос разнёсся над болотом, заставив духов замереть на месте.
Духи, услышав чужой голос, тут же отпустили друг друга и накинулись на чужака, даже не поняв, кто перед ними.
— А ты кто такой сыскался? Не видишь, у нас тут беда, ведьма пропала, — орал Прошка, повернувшись к той самой пропавшей ведьме и мотнув в её сторону головой. — Вилька, скажи ему… — он осёкся и бросился к ней. — Вилечка, вернулась. А я говорил, говорил!!! — вцепившись в её цветную поневу, он повернулся к кикиморе и остальным. — Позвать надо было, она и пришла!
Остальные тоже отмерли и заголосили от радости, тормоша Вильфриду и пытаясь утянуть каждый в свою сторону. Один коловерша, спрыгнув с крыши, тут же устроился на руках Светозара и довольно жмурился, когда тот почесал его за ухом.
— Ну, слава чурам, вернулась, — удовлетворённо проворчал банник. — А мы уж думали, совсем пропала.
Успокоив домочадцев, Вила направилась в избу и остановилась на пороге, охнув и прикрыв рот рукой. В избе всё было перевёрнуто: горшки валялись разбитые, будто ичетик прошёлся, но тому взяться неоткуда было, у Грани детей отродясь не водилось, а значит, погром устроили её домашние. Она обвела взглядом притихших за её спиной духов и тяжело вздохнула. Прошка, знавший её тяжёлый нрав, тут же скрылся за печкой; кикимора и вовсе с разбега в болото махнула, а банник разумно сбежал к себе.
— Тишка? — тихим, вкрадчивым голосом позвала ведьма упыря. — Это они тут сколько так беснуются?
— Седмицы две, наверно, — неуверенно ответил тот, заглядывая через её плечо в дом.
Тут Вильфрида заметила синяк под его глазом.
— А это откуда?
— От Прошки, — вздохнул упырь, вспоминая, как домовой кинул в него репой да прямо в глаз попал. — Я их разнять пытался, — пояснил он ведьме. — Да только куда там, — махнул он перепончатой лапой.
— Прошка! — голос Вилы не предвещал тому ничего хорошего, отчего из-за печки донёсся лишь сдавленный звук икоты. — Вылазь, кому говорю, порядки наводи давай!
Вновь икнув, домовой бочком, прижимаясь спиной к стене, опасливо показался наружу, а ну как бить станет, а он и так уже всеми битый. Но вроде бы пронесло; махнув мохнатой ручкой, начал своё домовское колдовство. По одному движению черепки с пола собрались обратно и вновь взлетели на стол — жаль, молока так не вернуть. Метла, вылетев из угла, принялась выметать мусор, накопившийся за время отсутствия Вильфриды; в лохани загремели миски да чаши. Вскоре изба блестела чистотой.
Наконец все смогли сесть за стол. Ведьма покачала головой, глядя на понурого домового. Тот, опустив голову, ковырял пальцем сучки в доске стола.
— И как вы до такого дошли? Чуть друг друга не поубивали? — Вила тяжело вздохнула, обводя взглядом сидевших перед ней духов.
Кикимора вскинулась было что-то ответить, но промолчала, банник тоже закрыл открытый было рот. Что тут ответишь, и правда, что это они чуть не убили друг друга.
— Эх вы, — ведьма вновь качнула головой.
— Вы меч-то сыскали? — подал голос с печи упырь.
— Сыскали, — ответил Светозар, всё также держащий на руках Коловершу. — Теперь в Искоростень пора, ждут меня там, — он перевёл взгляд на Вильфриду. — А без тебя я не сдюжу!
— Да как же я их брошу-то? — она усмехнулась. — Они ж тут снова всё перевёрнут.
— А ты не бросай, все вместе пойдём, — князь положил свою руку поверх её. Вила отдернула ладонь, пряча её под поневу, от его прикосновения будто жаром обдало.
— И куда их там? В твоём тереме свой домовой имеется, а Тишка и вовсе упырь, его горожане на вилы подымут.
— А я вам терем сыщу, с высоким тыном, будете там жить. А Тишке учителя сыщу, чтобы не просто ножичком чикал.
Предложение князя упырю больно по нраву пришлось, отчего тот сразу начал узелок собирать.
— А я чего, тута останусь? — Кикимора поправила изрядно потрёпанный в драке венок. — Я, ежели что, могу морок накинуть и вот так, — она крутанулась, и перед князем уже стояла миловидная женщина лет сорока, невысокая, худощавая, в цветастом платке. Тоненький нос её чуть подрагивал, а сухонькие ручки теребили край темно-зелёной поневы. И не скажешь так сразу, что нечисть перед тобой стоит, баба как баба. Она поправила платок и показала язык домовому. Тот в долгу не остался и через секунду на лавке умывался толстый чёрный кот, сверкая жёлтыми глазами. Дескать, я тоже что-то умею. Обернувшись обратно, он сплюнул собранную во рту шерсть.