– Знаю, – согласилась с ним, и постаралась найти слова утешения: – Только я пережила эту боль и оставила ее в прошлом.
Он смотрел внимательно, не отводя взгляда, ожидая продолжения. Ему нужны слова поддержки, и я найду их! Заглянула в свое сердце и задалась вопросом: «Что бы мне хотелось услышать?»
– Нельзя жить тем, что осталось позади, – начала медленно говорить, стараясь убедить его в своей правоте. – Кристоф любил меня, и я отвечала ему взаимностью. Но жизнь сложилась так, как сложилась. Здесь ничего нельзя изменить. Мое горе было огромным, и я до сих пор храню светлые воспоминания о тех днях, когда была счастлива рядом с ним. Его образ навсегда останется в душе, но постепенно он становится прошлым. Невозможно до конца жизни нести боль потери. Мы продолжаем жить дальше, становимся старше и мудрее, проходя через испытания, уготованные богиней. Нужно отпускать пережитое, помнить об ушедших и радоваться тем людям, что находятся рядом.
– Клер, – сгреб меня в охапку Броссар, прижимая к своей груди, – ты стала маленьким философом.
Мужские губы коснулись виска, а сам он шумно вдохнул запах моих волос. Щекотно и приятно. Потерлась щекой о его одежду. Сама не ожидала, что настолько к нему привязалась. Ведь он всегда надо мной насмехался, высмеивал малейшие ошибки, а сейчас оказалось, нет никого родней и ближе. Я понимала его чувство обиды на любимую женщину, выбравшую в мужья мэтра более знатного происхождения. Селестина и раньше-то мне не нравилась, а уж после признания наставника захотелось повыдергивать ее светлые волосенки, чтобы проучить надменную метрессу.
– Отпустите прошлое, мэтр Броссар, – подняла голову и встретилась с взглядом темных глаз. – Не терзайтесь понапрасну, тем более что Селестина недостойна вас. Вы же ее больше не любите?
Я с надеждой ожидала ответа, загоняя подальше воспоминание, когда застала их в первый день приезда. Броссар держал в объятиях метрессу Бертлен, но не так близко, как меня сейчас. Он целовал ее в щеку, вовсе не собираясь касаться губ, как сейчас моих.
– Люблю, – успела услышать тихое признание, прежде чем потерялась под его напором.
Броссар сжимал меня в своих объятиях. Поцелуй длился и длился. Его губы требовательно касались моих, ласкали, сминая малейшее сопротивление. Ему словно требовалось утвердиться в своей власти над моим разумом и телом, и я не смогла долго противиться его воле. Нежный, страстный, горячащий кровь поцелуй захватил полностью, позволяя только отвечать на этот внезапный порыв. В нем смешалось отчаяние и надежда, любовь и страсть, будущее и прошлое. Мы открывались навстречу друг другу, обнажали души, и это был разговор без слов.
Когда он наконец оторвался от моих губ, я едва дышала. Перед глазами все плыло, и я была пьяна без вина. Сильные руки удерживали в объятиях, иначе бы просто тихо сползла на пол, потому что колени подгибались. Никогда прежде меня так не целовали. Даже незабываемые объятия Кристофа не давали таких сильных эмоций.
– Я… – тихо выдохнула, не зная, что сказать.
Мозг отказался соображать совершенно. Облизала пересохшие губы, распухшие от поцелуя, и перехватила почти безумный взгляд Броссара. Он, не отрываясь, смотрел на мой приоткрытый рот и тяжело дышал. Руки крепко сжимали, не торопясь отпускать, а наше дыхание смешивалось. Я слышала, как гулко бьется его сердце, а мое стучало с ним в такт.
– Как более опытный, решение должен принять я, – медленно проговорил Броссар. – Клер, отправляйся в свою комнату.
– Я вас одного не оставлю, – запротестовала в ответ, не собираясь покидать его.
– В твоем присутствии нет необходимости, – на губах скользнула насмешка. – Твои поцелуи далеки от совершенства, чтобы позволить позабыть, кто ты и кто я.
– Я вовсе не собиралась, – запротестовала в ответ, от обиды начав вырываться из его объятий.
Он разжал руки сразу же, как будто и не намеревался удерживать рядом с собой. Едва сделала два шага назад, он сложил их на груди, вовсю веселясь над моим смущением. Разгневанная его поведением, негодующая на себя, увлекшуюся поцелуем, поправила сбившееся платье и гордо вышла из покоев наставника, свято веря в правильность такого решения.
Это в его стиле. Спровоцировать, а потом ткнуть носом в проступок. Как только таких противных мужчин богиня терпит? И вообще, зачем такие рождаются на свет? Я не просила поцелуя, лишь ответила на него, а Броссар вновь все вывернул так, словно специально соблазнила его. Ведь он признался, что все еще любит Селестину, тогда зачем он это сделал?
Противоречивый характер и поступки наставника вызывали одни вопросы и не давали ответов. Сам он никогда не рассказывал о себе ничего, и только сегодня лишь ненамного приоткрыл завесу над прошлым. Впрочем, ничего сенсационного не поведал. О Селестине догадывалась из обрывков разговоров и в момент ссоры с мэтром Бертленом. А вот зажженный огонь жизни стал для меня полной неожиданностью. Кто тогда еще двое? Чей погас? Ведь мы из-за этого стремительно покинули дом у озера, направляясь в столицу, где убили короля Эдуарда. Но ведь не мог же Броссар в самом деле из-за его смерти торопиться в Гребальд? Или мог? Как связан погасший огонь жизни и смерть короля?
Принц Роберт назвал наставника братом.
Полным изумления взглядом уставилась на дверь, разделяющую наши покои с наставником. Я пыталась как-то успокоиться и понять осенившую меня догадку. Броссар о смерти короля знал намного раньше всех остальных. Он говорил об этом с уверенностью, хотя официального извещения не было. Папа очень удивился, услышав от нас такую новость. А мы отправились в столицу сразу же, как погас один из огней жизни. По дороге наставник говорил об опасениях, связанных с переворотом и переменами в стране после смерти короля. Неужели он мог зажечь огонь жизни из-за Эдуарда?
Мэтр Броссар остался верен Селестине и следил за ней, но зачем ему знать о короле? Ответ напрашивался после слов принца Роберта. Брат. Получается, что Эмири Броссар, мой наставник – сын Эдуарда? Бред! Этого быть не может! А почему не может?
Я видела метрессу Броссар. Милейшая женщина. Добрая, отзывчивая, души не чаявшая в сыне. Она не могла быть любовницей короля. Хотя, с другой стороны, достаточно вспомнить метрессу Шеро. Жену ревнивца, убившего короля-любовника. Она тоже не производила впечатления коварной соблазнительницы, готовой ради выгоды делить постель с Эдуардом.
Богиня! Я так решу, что метресса Броссар тоже любила короля и родила от него желанного ребенка. Но ведь у нее есть муж! Нет, наставник мэтра Готье Броссара называл отчимом. Я запуталась! Мне срочно нужны были ответы! Но как о таком можно спрашивать Броссара?
Вечернее платье, приготовленное для свадьбы их высочеств, сменила на домашнее. Камин горел, согревая комнату, но мне жарко становилось от моих предположений. Я быстро шагала по периметру ковра. Похолодевшие пальцы сжимала в замок перед собой, стараясь успокоиться и прийти к каким-то выводам.
Я отказывалась верить очевидным фактам, но они, как говорится, упрямая вещь. Если бы не слова принца, то сомнения еще могли оставаться. Сейчас больше всего на свете хотелось ворваться в комнату наставника и потребовать подтвердить или опровергнуть стройные предположения. Ко всему прочему вспоминались шепотки во дворце, взгляд Эмири, полный ненависти, когда он смотрел на покойного Эдуарда в храме. Его оброненные слова «Я с ним попрощался пять лет назад» сейчас интриговали еще сильнее. Что такого произошло между Броссаром и королем? Почему он покинул двор? Неужели только из-за Селестины, вышедшей замуж за Бертлена, или была какая-то другая веская причина?
Я же умру от любопытства! Нет, этого так оставлять нельзя. Самоубийство от гложущих меня вопросов в ближайшие планы не входило. А потому решительно направилась к двери, решив наплевать на все насмешки в свой адрес. Не позволю в очередной раз себя смутить! Я получу ответы на все вопросы!
За дверью ни гласа, ни воздыхания. Зажженная свеча в безопасной колбе одиноко стояла на прикроватном столике. И где Броссар? Зимой темнеет рано, за окном опустились густые сумерки, с каждым мгновением приближалась ночь.
Окликнуть не решилась. Осторожно ступая и настороженно прислушиваясь, направилась к кровати. Мне совсем не нравилась гулкая тишина вокруг. Отчего-то в своей комнате такого не ощущала. Конечно, я зажгла сразу несколько свечей, да и бегала взволнованно, рассуждая. Но здесь появилось чувство надвигающейся беды, заставившее меня двигаться аккуратно.
Броссар спал в кровати, раскинув в стороны руки. Его дыхания не было слышно, но присмотревшись, заметила ритмично вздымающуюся грудь. Это обрадовало и взволновало одновременно. Обычно наставник всегда спал очень чутко. Стоило мне выйти из своей каморки, как он приподнимался на локте и бросал взгляд в сторону кухни. Понимаю, что шаги по ковру вряд ли можно услышать, и все же тревога и беспокойство сжали мое сердце. Что-то неправильное было во всем этом.
Развернулась и поторопилась в свою комнату за ворожейным шаром раньше, чем успела вспомнить об охранной защите дворца. Мне с ним всегда спокойней. В крайнем случае, переживем еще один визит метрессы Валанди, ей смогу объяснить необходимость применения магии.
Мои метания из комнаты в комнату наставником остались незамеченными, еще раз подтвердив догадку о неправильности происходящего. Не мог Броссар опьянеть от трех бокалов настолько, чтобы не услышать торопливого стука каблучков домашних туфель. С мэтром Одилоном они выпивали гораздо больше и могли засидеться до рассвета, а тут…
Шар водрузила рядом с одинокой свечей, не решаясь зажечь больше, а сама присела рядом с наставником. Проверила пульс на шее, провела рукой по щеке, ощущая колючие щетинки, едва пробившиеся сквозь загорелую кожу. Он слегка дернул головой, но после успокоился.
Жив, однако просыпаться не собирается. Кроме вина из графина, Броссар ничего не пил. А он здесь стоял до нашего прихода, и значит, любой мог подсыпать снотворного. Кому нужно, чтобы Броссар уснул сегодня вечером? Кто желает избавиться от него настолько, чтобы арестовать и препроводить в покои, где уже ожидает отрава в вине? Слишком очевидно, чтобы игнорировать этот факт. Бертлен что-то задумал, и вряд ли он желает спокойного сна для восстановления сил бывшему сопернику.