Оглавление было подробным и обещало немало интересного – от целителей и гадалок до кровососов и оборотней. Пролистнув несколько страниц, Георгий пробежался взглядом по детальным описаниям деревень, где велись опросы, по именам стариков, сообщивших былички, по перечню сюжетов и совсем намерился уже смотреть дальше, как вдруг глаза задержались на небольшом абзаце, мгновенно притянувшем к себе всё внимание без остатка.
«Среди особенно рѣдкихъ сюжетовъ, о которыхъ впрямую говорить отказывались, есть преданія о трехъ срубахъ, стоящихъ на трехъ концахъ міра. Въ нихъ, какъ можно заключить, обитаютъ нѣкіе могучіе защитники или помощники, но вѣрныхъ свѣдѣній объ ихъ именахъ и занятіяхъ получить не удалось. Сопоставляя сказанное съ другими секретными повѣствованіями, никогда не излагаемыми подъ запись, можно предположить, что это Анастасій-видьмакъ, Ѳерапонтъ Однорукій и Старецъ Серапіонъ. Первый надѣлялся способностью видѣть и распознавать тайны, второй – лѣчить и восполнять утраты, третій – угадывать судьбу и указывать путь. Тѣмъ не менѣе, подробностей обо всѣхъ трехъ получить не удалось, и опрашиваемые непремѣнно стремились отъ этихъ разговоровъ уйти. Детали обрывочны и почерпнуты изъ оговорокъ, намековъ и тому подобнаго и не даютъ пищи для общихъ сужденій. Аналогично мало свѣдѣній удалось собрать и объ особыхъ предметахъ, принадлежавшихъ кому-то изъ этихъ защитниковъ или всѣмъ имъ вмѣстѣ, и порой вскользь касаемыхъ въ запальчивой откровенности; въ частности, о заговоренномъ ножѣ. Ножъ, очевидно, примѣнялся для ворожейныхъ цѣлей и могъ одалживаться, но послѣ исполненія назначеннаго безслѣдно исчезалъ. Не осѣдали въ чужихъ рукахъ и прочія защитныя орудія, о коихъ извѣстно ещё меньше. Въ текстахъ приложенія указанные сюжеты не встрѣчаются, однако, питаю надежду, что они станутъ предметомъ изученія въ грядущемъ».
Георгий прочитал абзац несколько раз, попытался найти какое-нибудь продолжение, но три старца больше нигде в рукописи не упоминались.
– Невероятные вещи читаешь, Яков Михайлович, – перехваченным голосом сообщил Георгий. Во рту было сухо, словно в египетской пустыне. – Не помнишь случайно, куда я свою торбу задевал, когда вошли?
Кожаная наплечная сумка нашлась здесь же, на одном из обитых полосатым шёлком стульев. Негнущимися пальцами Георгий расстегнул молнию, вытащил скатанный в трубку дерюжный мешок и потянул в стороны края. В общем-то, результат предчувствия оправдал: плотный шов днища отвис книзу, являя внутренность анастасиевого кисета, состоявшую единственно из воздуха. Собственноручно упакованный ещё днём мешок был пуст.
Часть 2. Полночное озеро
Глава 1
Когда вы не можете решить: идти или не идти? – лучше не ходите.
Поздняя осень погрузила питерские улицы на самое дно угрюмого и безнадёжного колодца. За окном поселился полумрак, в котором, кажется, нечего было ждать и проблеска. Больше всего угнетала именно эта темень, а ещё накрапывание, выраставшее к ночи до стойких ливней. Вода буквально висла в воздухе, и порой приходилось лишь удивляться, как никто ещё не захлебнулся в растёкшейся белёсой жиже без солнца и звёзд. Морозы пока не подошли, но промозглость держалась лютая – не спасали ни свитер, ни тёплые ботинки. Добавляли стылости и ледяные батареи, которые обещались включить лишь недели через две. В домах сидели в кофтах и носках, в институте пальто и шарфы не снимали.
Мрачный вид за окном вполне ложился на размышления Георгия, делавшиеся день ото дня пасмурнее. Недавняя история с поездкой на перешеек никак не шла из головы, но продолжения её не угадывалось. Всех последствий выходило, в общем-то, с гулькин нос: снова материализовавшийся Терлицкий, несколько благодарных посулов от Крестовского да куча воспоминаний, вполне тянущих на историю болезни. Плюс как особый сувенир – шрам на руке, правда, тонкий и неприметный.
Была ещё, конечно, Ольга, но это обстоятельство оптимизма не внушало ни на грош. Что в действительности Георгий знал о ней? По-честному, ничего. Студентка. Очаровательная. Неглупая. Кажется, неплохая. Откуда-то из области, изучает в институте техническую муть, снимает комнату. Другими словами, назвать можно проще – противоположный конец вселенной, если отсчитывать от точки, где находился сам Георгий. Вдобавок, а может, и во-первых, девица без особых натяжек годилась ему в дочки, и… Словом, и будет об этом. Хватит. Он действительно позвонил ей на следующий день, поговорили. Потом ещё как-то раз… Даже встретились. Пообещал когда-нибудь порассказать о древностях, вытащить в антикварные какие ни на есть закрома… Но вот дальше продвигаться не стал, и правильно, между прочим. Что из того могло хорошего получиться, к чему?
«К чему» приходилось по самому адресу. К чему были встречи в невзаправдашних лесных домах, к чему были советы стариков, страшилки про, видишь ли, обстоятельства, и что он должен теперь со всем этим делать? Что это за «стань собой»? А сейчас он, можно подумать, кем стоит?
Пережитое и увиденное равным образом не вязалось ни к встреченному въяве, ни к мысленному в науке. Именно этакие вот штуки, тайны родовых поверий и втащили некогда Георгия в кренившийся уже и кряхтевший вагон историко-этнографических штудий. Именно здесь и поджидало тяжкое разочарование: материалов было море, описаний и обзоров – уймы, но на поверку сводилось всё либо к староверческим «кораблям» с несчётными отпочкованиями, либо к замаху описать некую проторусскую церковь с православными, а то и с марксистскими заходами. Потому и подался Георгий в черепки да колобахи, потому и завис где-то между этнографией, археологией, искусствоведением и чёрт разберёт, чем ещё. Но теперь…
Теперь взъярившийся этнограф наново обложился некогда читаными фолиантами и брошюрками, старыми и только лишь вышедшими сводами статей, томами разной франко-романо-британской спиритической камарильи, но толку не наблюдалось. Этнографы весело и однозначно дули каждый в свою дуду, выволакивая на свет божий совершенно всё, что только привиделось в экспедициях. Сам же народ априори мнился учёными столь дремучим и тупым, что становилось как-то неудобно за такую антропологию. Любая вера лихо объяснялась через иносказания природных сил, и выходило, что русский крестьянин веками не отличал тучи или ветра от явленных в деталях упырей и шишей, а поэтому, говоря о последних, на самом деле подразумевал только первые. Собранные в книжках заговоры писались контрабандой и действенности не имели.
Заморские же ведуны напускали непролазного туману, густо унавоживая его хитрой и бессмысленной цифирью. К слову, далеко не всегда за этим читался обман, иногда подобные труды порождала подлинная болезнь, но чаще всего – томление от досуга.
Разуверившись в прочитанном и получив от ковырявших эту тему коллег столь же бессвязные рекомендации, Георгий было попробовал взяться за родственную, но ничуть не менее ирреальную специальность – колдуна-надомника, или пёс разберёт, как оно правильно называется. Для этого он наведался даже в несколько заведений, где с удовольствием записывали, рекламировали, продавали различную печатную и непечатную лабуду по ведовству. Первый из навещённых адресов впечатления не произвёл, зато второй чуть не опрокинул в георгиевой голове всяческие остатки здравого смысла.
Находился пресловутый ведьмачий притон в глухих дворах между Вяземской и Пироговской лаврами и являл собой то ли клуб, то ли капище, то ли магазин – каждого из названных водилось в нём понемногу. За тугой дверью резко шибанул по ноздрям тяжёлый недвижный чад индийских благовоний. Книжные полки прогибались под томами по гаданиям, диетам и сексуальным техникам. Отдельно помещались стеллажи с «этно». Этот псевдоним скрывал здесь учебники истории Востока, академические компендии по антропологии, собрания философских трактатов, бесконечные фолианты о чае и специях, пособия для ниндзя-самоучек, воспоминания мексиканских шарлатанов и разные дизайнерские рекомендации. Стиль общения у консультантов центра оказался вполне созвучным монографической шизофрении торгового зала.
– Харе! – сказала крепкая великорусская барышня в длинной пестрой размахайке и резиновых шлёпанцах, молитвенно складывая руки перед грудью. – Аллилуйя! Вы в духовном поиске?
– Несомненно, – отозвался слегка очумевший Георгий. – Я в поиске. Поискиваю что-нибудь новенькое о русской… э-э… магии? Словом, о крестьянских всяких заговорах, приворотах или что там ещё, как там оно это…
– Я поняла вас! – проникновенно выдохнула красотка в неглиже и устремилась к шкафу справа от Георгия. – Вот воспоминания потомственного колдуна из Сибири, хранившего секреты сорока поколений своих предков. Называется «Сознание предвечного дерева». Сейчас вышли только первые семь томов, но скоро должно быть продолжение, где он пишет о магической войне с кощуном Черномордом и его летучими барсуками. А ещё…
– Спасибо, я подумаю, – с самым приятным выражением лица посулил эксперт. – А дерево – это он о себе так или о читателях?
– Что вы, – беззлобно, будто бы недоразвитому ребенку, объяснила продавщица. – Дерево – это хозяин судьбы их рода. Оно живое и может превращаться в человека, даже водит машину и посылает сигналы в космос. А ещё оно собралось жениться на человеческой девственнице, но для этого требуется…
– Хорошо-хорошо, – опередил Георгий, вовсе не желавший узнавать, что именно потребно многолетнему растению для брачного соития с сибирячкой. – Понимаете, я другое имел в виду, я о справочниках, исследованиях… Такое что-нибудь бывает?
– Ну, а я вам о чём толкую? – благостно отозвалась терпеливая весталка, снова собирая руки перед грудью и умильно глядя на собеседника. – Самое истинное и полное исследование, да к тому же от Высшего Волхователя, правнука внебрачного сына Распутина…
– Аминь, – только и смог произнести Георгий.
– Аминь, – согласилась продавщица. – Или вот тоже прекрасная книга – «Очищение кармы мясом и квасом». Издание центра Русской Веды Петрозаводского казачьего дивизиона. В двух томах.