Он говорил о том, что враг повержен, но время мира еще не настало: нужно объединить земли, а еще приложить много усилий, чтобы подавить мятежников, которые обязательно заявят о себе, нанести упреждающий удар по шакалам, жаждущим урвать свое, пока большие хищники дерутся, и не дать им возможность сбиться в стаи. О том, что придется многое начинать с начала. Что долг его, как правителя — произвести на свет наследников и воспитать так, чтобы они поддерживали друг друга, а не рвали государство на части. И много… много чего еще.
Тан Лан смотрел на него с беспокойством, даже с опаской. Ожидал его раздражения, несогласия, жесткого «нет»? Напрасно. Он почти со всем был согласен. Разумом. Что до остального… Иногда боль становится столь сильной, что уже безразлично, сколько ее будет… совершенно все равно.
Он сделает все как положено, переступит через себя, если потребуется. Эта мысль не вызвала привычного протеста, мелькнула — и уступила место другим, не мешая слушать и запоминать.
— Это все, что я хотел сказать вам как ваш советник, — завершил свою речь Тяньжу. — Но есть еще кое-что, Ваше Величество. То, что непозволительно Тан Лану, вполне может позволить себе господин Рэн.
Губы его тут же расплылись в широкой улыбке, взгляд стал веселым и слегка насмешливым. Он приблизился и по-простецки похлопал господина Ян рукой по плечу.
— Ай, Гэн-гэ, рад был тебя повида…
И замер от неожиданности, когда тот, поддавшись порыву, заключил его в объятия, будто в клещи. Так мог обнимать он младшего брата, прощаясь над долгий срок… или же доброго друга. Наверное… Ни того ни другого он никогда не имел. И вряд ли уже обретет.
Да, воистину прав его советник. То, что не может сделать правитель, вполне доступно безликому господину Гэн.
— Я приказываю тебе вернуться, — произнес он тихо вместо прощания, дождался еще более тихого «Постараюсь», кивнул, показывая, что услышал и, больше не оборачиваясь, покинул Дворец.
Спустившись по главной лестнице, Ян Байлун остановился, воззвал к Владыке, легко переломил доставшуюся такой ценой табличку — и равнодушно следил за тем, как проступает на истерзанной ладони печать выбранных врат. Если бы кто-нибудь, следящий за ним со стороны, сказал ему, что в это же время над ним вспыхнул — и погас до поры — яркий белый круг благословения, он бы лишь отметил этот факт в уме своем как положительный, хотя и несколько преждевременный — не более того.
До самых врат он шел спокойным уверенным, подобающим молодому правителю, шагом. И воспринял как должное и то, что клубящаяся мгла разошлась перед ним в стороны, покорная знаку на его руке, словно чиновники на большом совете, и льющийся сразу со всех сторон белый свет.
Впрочем, так же хладнокровно он встретил бы здесь и целую шайку свирепых демонов.
— Здравствуй, дитя! — Голос бы красив, гармоничен и удивительно уместен. Что-то внутри отзывалось на него, словно на стройную мелодию циня. А еще он имел аромат — свежий, тонкий — тронутой легким морозом зимней сливы. И тем подкупал еще сильнее. — Что ты выберешь: идти дальше или же родиться заново?
Он помедлил немного. Не оттого, что сомневался, просто слушал и наслаждался нежной, едва осязаемой сладостью на языке, вызывающей легкое предвкушение чего-то необычного, давно забытого…
— Дальше, — произнес наконец, когда молчание могло показаться невежливым.
— Сильное дитя, — похвалил его Голос, вызвав этим теплую волну, пробежавшую по телу и вместе с тем настороженность: он не привык к подобному. — Правила таковы, что мне стоило бы взять с тебя в уплату что-то ценное, — Голос задумался, будто опечалился немного. — Но я не стану: за тебя уже заплатили.
— Кто? — прозвучало слишком резко, требовательно, но Голос не обиделся.
— Одно благословенное дитя.
Стало тревожно, вспомнились хрупкие плечи, розовый шелк, оттеняющий нежный цвет кожи, тонкие пальцы, перебирающие струны гуциня.
«Как? Почему?»
— Не думай об этом, дитя. Продолжай свой путь.
Он, слегка сбитый с толка, увидел перед собой множество разбегающихся в разные стороны дорог и дорожек. Снова почудился цветочный аромат. Сердце кольнуло острой иглой — но тут же отпустило.
Зимняя слива… ему всегда нравился этот запах. Он напоминал о грядущей весне и… еще о чем-то… О чем? Он попытался вспомнить — но тщетно. Что-то важное?… Нет, глупость: что такого важного может быть в цветке?
Он приказал себе отбросить и мысли об этом, и странное, непонятно откуда взявшееся смятение, — и сделал шаг вперед.
Глава 1.28Господин Рэн
Он проводил Его Величество взглядом, дождался, когда стихнут шаги, мысленно пожелал ему покровительства Небес, удачи и сил… простых человеческих сил. А потом неспешно подошел к позабытому старику, все так же тихо стоящему у одной из колон зала, несколько неуклюже опустился на колени и замер в глубоком почтительном поклоне.
— Что же это? — удивился тот. — Зачем такие почести недостойному предсказателю?
Тан Лан позволил себе слегка улыбнуться.
— От моего учителя Юань Чэна мне приходилось слышать о мудром Инь Ване. Он в совершенстве владел науками о невидимом: составлял небесные карты, гадал о будущем и умел очень точно предсказывать смерть. Ходили слухи, что он — колдун, способный изгнать сильнейших демонов и заставить их делать то, что нужно ему. Я склонен верить в это, ведь многие знания мой учитель получил от него.
А еще поговаривали, что почтенный Инь Ван бессмертен, что принят во всех трех мирах, что не раз бывал у Желтого источника — и возвращался обратно. Я могу ошибаться — молва бывает обманчива, — но все же отважусь сделать предположение… — он снова поклонился, сложив перед собой руки, — и поприветствовать со всей учтивостью и уважением Владыку Желтого источника и Великого Князя демонов.
— Хм… Это неслыханная дерзость, — послышался довольный, почти добродушный возглас. — Встань, Жадный Волк, ты угадал.
Тан Лан поднял взгляд на своего собеседника — и замер в изумлении: черты лица старика неуловимо менялись, будто время понесло свои воды вспять. Тело на глазах становилось больше, крупнее. И скоро вместо привычного господина Ву перед советником оказался сам Повелитель Ада. Высотой в три человеческих роста, он имел темный, но благородный лик, обрамленный угольными бровями вразлет, аккуратными длинными усами и смоляной бородой. Статная фигура его, облаченная в черные с золотом одежды, внушала почтение и не имела звериных черт, а богатый головной убор, расшитый знаками смерти и золотыми бусинами в виде черепов, отбрасывал малейшие сомнение в том, кем именно является его хозяин.
Янь-вана позабавило его удивление: все же некоторое самолюбие свойственно и богам. Он удовлетворенно крякнул, потом одним движением холеной руки с длинными черными, но совершенно человеческими, ногтями создал из воздуха достойное Владыки кресло и опустился в него.
— Чем я могу служить вам, о Справедливейший? — осторожно поинтересовался северянин, скрывая за этой вежливостью волнение.
— Видишь ли, любимый ученик Инь Вана — Юань Чэн — слезно просил меня присмотреть за одним талантливым, но бестолковым юношей. Тот оказался настолько проницателен, что смог прочесть знаки Небес, и настолько умен, что сумел ими распорядиться. Однако страсти, бушующие в его сердце, привели к тому, что он подвел и своего учителя, и его учение. Я хочу напомнить ему об этом. — Владыка слегка подался вперед и продолжил, смотря ему в глаза так пристально, что колдун словно в землю врос — ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни даже помыслить о чем-то, кроме слов, пронзающих его сознание одно за другим. — Как нельзя одновременно быть легким ветром и твердой скалой, так нельзя читать волю Неба, нося в себе ярость воина. Ты не должен был обагрять лезвие меча кровью, Тан Лан, и лелеять жар в своем сердце. За это тебя ждет расплата.
Великий Янь-ван договорил и сел прямо, смотря куда-то над головой советника, дав тому возможность выдохнуть, смахнуть со лба проступившую испарину и немного прийти в себя.
Что ж… справедливо. Он бы нынешний тоже был не прочь проучить себя прежнего — самоуверенного, наглого, не видящего дальше своего носа. Но что толку жалеть о содеянном.
Взгляд его, слегка рассеянный, скользил по золотым узорам на одеждах Великого Князя Преисподней — и вдруг остановился на рукояти короткого меча, лежащего на его коленях.
Воспоминания обступили северянина плотной стеной. Околдованный ими, позабыв обо всем остальном, он безотрывно смотрел на единственное во всех трех мирах оружие, способное справиться с защитой самого Небесного Владыки.
— Узнаешь? — Оказывается, Хозяин Желтого источника следил за ним все это время. Он провел ладонью по золоченым ножнам и продолжил неторопливо: — В нем нечасто возникает необходимость. Но иногда, когда воля сына Поднебесной совсем расходится с желанием Неба, приходит его черед. Наступает время перемен. Десять небесных стволов, десять первичных элементов сходятся между собой. Только они могут владеть священным клинком. Только от них, от их взаимодействия и воли зависит, сменится правящий род или останется прежним, пройдя очищение. Ты все это знаешь, Тан Лан, не так ли?
— Десять первичных элементов… Это мы? Все, кто оказался здесь?
Владыка кивнул.
— Все вы вместе с почтенным Инь Ваном, чей лик я иногда принимаю, и Цзя Циньху. Жизнь тех, на кого пал выбор Неба, непроста. Вам отпущено много испытаний и… смерть. Но и после нее испытания продолжаются. Каждый встретился здесь с тем, чего боялся больше всего — и с тем, чего подспудно желал, каждый сделал какие-то выводы и выбрал свою дорогу. То, что случится дальше, всецело в ваших руках.
Ну а теперь, советник Тан, мне придется взыскать с тебя долг, иначе он неминуемо настигнет тебя по ту сторону.
С этими словами Владыка Янь-ван поднялся, взмахнул рукой — и величественное кресло растаяло, разошлось в воздухе легчайшей темной дымкой. Он подошел к северянину и вынул меч из сияющих ножен.