Восемь голубых дорожек — страница 20 из 26

На субботний вечер у Антона было множество различных планов. Прежде всего он приготовит уроки за те дни, которые пропустил в школе. Если время позволит, надо будет сходить к Голубевым. Они очень звали — и Маринка и дедушка. А Маринка, прощаясь с ним в прошлый раз, добавила:

— Приходи, будем телевизор смотреть. По субботам можно, уроков в школе не задают.

— Ладно, — сказал тогда Антон, — приду.

Однако все планы его рухнули, разлетелись вдребезги, едва он вошел к себе в дом.

Его встретила соседка Людмила Васильевна. Вернее, не встретила: она просто стояла на кухне. Голова у нее была закутана теплым платком, на ногах — старые папины калоши. В таком виде она обычно выносила мусорное ведро. Но на этот раз мусорное ведро было ни при чем.

Увидев Антона, Людмила Васильевна странно на него поглядела и произнесла дрогнувшим голосом:

— Антоша…

Антон опешил: никогда она его так не называла.

А Людмила Васильевна жалобно повторила:

— Антошенька…

Нет, нет, это неспроста! И не тиран он сегодня и не грубиян, а уже почему-то Антошенька.

Вдруг у Антона сердце покатилось прямо в пятки: что случилось? Не из Барнаула ли ей написали что-нибудь? Папе хуже…

Но тут Людмила Васильевна совсем несчастным голосом спросила:

— Ты не видел котика, Антоша?

— Котикса?

Антон сразу повеселел.

— А как же! — с живостью ответил он. — Ясно, видел! Вы же его сами кормили сметаной. Неужели забыли?

— Вчера, это верно… А сегодня его нет. С самого утра его ищу. Хожу, хожу. — И Людмила Васильевна неожиданно заплакала.

Антон растерялся. Если какая-нибудь девчонка ревет, и то бывает неприятно. Но когда совершенно взрослый человек…

Скинув на табурет свой рюкзак, Антон твердо, по-мужски спросил:

— У нас в комнате искали кота?

— Смотрела.

— Ну?

— Нет его там. Форточка открыта, а котика нет.

— Так и знал, что удерет! Все взаперти его держите да взаперти! Думаете, животному легко без свежего воздуха?

Антону и жаль соседку, и досадно, что нельзя сразу сесть за уроки, а потом пойти к Марине. Телевизор бы там посмотрел.

— Перестаньте плакать, Людмила Васильевна, — строго сказал он. — Слезами горю не поможете. А котика я вам найду.

— Найдешь?

Лицо Людмилы Васильевны светлеет, и она действительно перестает плакать.

— Думаешь, не украли?

— Ха! Кому он нужен?

— Как это — кому? — обиделась Людмила Васильевна. — Такой красавец кот…

— Ворюга он, а не красавец, — проворчал Антон.

Вместе они выходят из дому. Долго ходят по двору. На все лады зовут и манят Котикса. На всякий случай заглядывают на соседний двор. Смотрят там во все закоулки.

Нигде!

Сгинул Котикс. Как в воду канул…

А стало уже совсем темно, и вдруг пошел снег. Даже не пошел, а прямо повалил — густой, колючий, с ветром. Началась не то метель, не то пурга.

Зимняя метель и в городе бывает злой. Снег с ветром бьет в лицо, обжигает морозом щеки, лоб, нос. Особенно достается рукам, если, как назло, варежки забыты на кухонном табурете. Уж Антон дышал на руки, согревал их в карманах: все равно мерзнут!

Наконец он сказал:

— Людмила Васильевна, давайте сходим домой, погреемся немного, потом опять пойдем искать.

Людмила Васильевна увидела озябшее лицо Антона. Спохватилась:

— Голубчик ты мой! Скорей пошли, скорей! Не простудиться бы тебе. Идем, чаю с малинкой у меня попьешь.



И вот они сидят друг против друга. Недавние враги, а теперь — водой не разольешь! Сидят и пьют чай с малиновым вареньем. Людмила Васильевна потчует Антона, и Антон в долгу не остается: выложил из кармана на стол горстку конфет.

— Кушайте, Людмила Васильевна! Купил в бассейновом буфете. Ваши любимые — «Клубника со сливками».

Людмила Васильевна растрогана. Так растрогана, что почти уже не думает о пропаже Котикса.

— Спасибо тебе! Еще чашечку выпей.

А вкусная штука — малиновое варенье! Антон ест его с удовольствием, а попутно утешает Людмилу Васильевну:

— Насчет Котикса вы не горюйте. Я вам другого кота притащу.

Людмила Васильевна качает головой: не надо ей другого, зачем ей другой? Нет-нет! И она грустно поглядывает в угол, где лежит ватный матрасик, сшитый для Котикса. Где он теперь, бедняга?

Потом, остановив взгляд на раскрасневшемся лице Антона, вдруг говорит ему:

— Уж извини меня, Антоша, что я тебя тираном обзывала. Прости меня.

Но Антон полон великодушия. Он похрустывает карамелькой.

— Да ладно, Людмила Васильевна! С кем не бывает? Я давно позабыл, что вы меня тираном обзывали.

Людмила Васильевна, отхлебнув из блюдца чай, продолжает:

— Теперь я вижу — никакой ты не тиран.

Антон набирает из банки еще одну ложку варенья и успокаивает снисходительно:

— Это все нервы, Людмила Васильевна! Бывает, и у меня нервы не выдерживают. Сегодня, например…

Но Людмила Васильевна теперь на Антона не смотрит и Антона не слышит. Лицо у нее застыло в напряженном внимании, а блюдце с чаем остановилось на полдороге к губам.

И у Антона ложка с вареньем не попадает в рот. Он во все глаза глядит на Людмилу Васильевну, не понимая, что с ней?

Брякнув блюдце с чаем на стол, Людмила Васильевна закричала:

— Он! Он! Ах, негодный!

Теперь и Антон услышал мяуканье, доносившееся издалека.

Опередив Людмилу Васильевну, он бросился в кухню и распахнул входную дверь.

Метель бушует на улицах, в переулках и на всех дворах Москвы. Тучи снежинок с яростью вьются вокруг фонарей. Ветер чуть ли не сбивает с ног. А на крыльце стоит Котикс. Но какой он жалкий! Куда девалась его важная осанка? Весь в снегу. Мокрый. Какой-то весь облезлый. А глаза голодные, виноватые: «Сперва накормите меня. Бранить будете потом».





Но Антон уже не смотрит на кота. До него ему теперь нет дела. Невдалеке от крыльца, за метельным снегом еле видная стоит машина. А от машины, словно чудом оказавшаяся не в Барнауле, здесь, к нему бежит мама.

Конечно, мама! Да, мама же!

А папа вместе с шофером вытаскиваем вещи из багажника.

Перешагнув разом через все ступеньки крыльца, прямо под снег и в метель, Антон кинулся им навстречу.

День рождения Туси

В обычные дни по утрам у Туси бывает так.

Др-р-р… — во всю мощь звенит будильник.

Семь часов тридцать минут. Иначе говоря, половина восьмого. Ровно через час, в восемь тридцать, Туся должна быть в своем классе, сидеть на своей парте.

Тусина мама уже на ногах. Возле Тусиной кровати. Наклоняется над Тусей:

— Проснись, деточка. Пора, моя светик.

Никакого ответа.

— Туся, вставай, — говорит Тусин папа. И, хотя за окном еще ночная темень, зачем-то с громким щелканьем раздергивает шторы.

Тут как тут и Тусина бабушка:

— Ту-уся! Немедленно!

Туся уже не спит, но вставать не собирается. Сердито дрыгнув ногой, натягивает на голову одеяло. Ну их! Как они ей все надоели!

И тогда начинается.

— Тусик, дочурка, проснись.

Это Тусю молит мама.

— Туся, вставай, наконец!

Это требует папа.

— Ту-уся!

Это бабушка.

И затем все трое наперебой:

— Тусенька, проснись…

— Туся, опоздаешь в школу!

— Ту-уся, поднимайся тотчас! Кому говорят?

Туся знает, что это ей говорят, но вставать не хочет. Не хочет, да и все тут! Во-о-от еще-е-е… Не пойдет она сегодня в школу. Надоело ей ходить в школу!

— Что делать с ней? — почти с отчаянием восклицает мама.

— Березовой каши ей дам, — грозно обещает Тусина бабушка.

— Если она сейчас же, сию же минуту… — говорит папа.

Голос у папы прямо ужас до чего строгий!

Но Тусю ничто не берет: ни березовая каша, которую ей сулит бабушка, но которую она, к сожалению, никогда не получала; ни беспомощные восклицания мамы; ни папа, которого она нисколько не боится: ведь у папы в руках электрическая бритва. Он уже торопится в ванную комнату, и сейчас его электрическая бритва зажужжит на весь дом.

Так бывает в обыкновенные дни, но не сегодня. Ведь сегодня Тусин день рождения. И сегодня все происходило по-другому.

Сегодня Тусю никто не разбудил. Она проснулась сама. Проснулась раньше обычного. В доме напротив не было видно еще ни одного освещенного окна. Сегодня воскресенье. Отдых.

Туся сбросила с себя одеяло, прыгнула на пол и скорее к подаркам. Вот они все тут, приготовленные, лежат на стуле.

Ах, какое платье получилось!

Чудо что за платье! Розовое! Пышное! Прозрачное! На розовом чехле. И чулки, о каких она мечтала. И туфельки. И еще что-то завернуто в бумагу. А там еще! Еще! Еще!

Подарков куча. Туся радуется, хлопает в ладоши.

— Мама, папа, бабушка — все! Скорее вставайте!

Но всем еще хотелось спать. Такая рань.

— Тусенька, — сонным голосом прошептала мама, — котик мой, поздравляю тебя! Только дай мне подремать еще немного.

И бабушке вставать еще неохота. Один день в неделю можно бы ей и не вскакивать так рано, не бежать к плите готовить завтрак, всех кормить, отправлять на работу, а Тусю — в школу.

Воскресное утро. Почти вся Москва еще спит.

Но Тусе — какое ей дело до всего этого? Сегодня день ее рождения! Сегодня у нее будут гости. Сегодня с раннего утра весь дом должен быть на ногах. Все должны крутиться, вертеться до позднего вечера.

И в конце концов все делается так, как хочет Туся. Все поднимаются чуть свет.

И уже бабушка и мама что-то варят, жарят, пекут, взбивают, колотят на кухне. Папа носится с хозяйственной сумкой из дома в магазин, из магазина домой. То за лимонадом, то за колбасой. То за какими-то любимыми Тусиными конфетами. А бабушка дает ему все новые и новые распоряжения.

Задолго до того, как прийти гостям, Туся уже истомилась. Она начала на всех сердиться, а больше всего на часы: что они, нарочно идут так медленно? Ей назло, наверно! Еле-еле передвигают стрелками.

Но вот обе стрелки подошли к назначенному часу. Половина пятого. Туся нарядилась.