И вдруг она увидела на стене часы. А увидев, забыла и про бассейн, и про луну, и про микробы, и даже о том, что ей нельзя одной переходить через Ленинградский проспект.
Стрелка на часах показывала двадцать минут пятого.
Двадцать минут пятого?
Маринка оторопела: ой, сколько времени она уже провела тут, в бассейне!
— Ты чего? — удивился Антон, увидев дрогнувшее вдруг Маринкино лицо, ее встревоженные глаза.
Маринка не ответила. Почти бегом кинулась к вешалке за своим пальто.
— Я же тебе сказал… — вдогонку ей крикнул Антон.
Но Маринка его не слушала. Домой, домой, скорее домой!.. Она и Антона больше не станет ждать. Одна добежит. Пусть страшно и нельзя, она не побоится…
Бедная бабушка! Уж сколько часов она ждет ее, Марину? И дедушка, наверно, тоже теперь дома?!
Домой, скорее домой!..
Возвращение
А дома было так.
Когда Маринка в обычное время не вернулась из школы, бабушка позвонила Великановым. Обе бабушки — и Маринкина и Костина — были между собой знакомы.
Маринкина бабушка удивилась, узнав, что Костя давно дома.
— А разве Марины еще нет? — в свою очередь, удивилась Костина бабушка.
Позвали к телефону Костю.
— Почему Марина задержалась в школе? — спросили его.
Костя ответил, что Маринка в школе вовсе не задерживалась. Они с нею вместе пришли во двор.
— Ну, а потом?
— Потом — и все, — ответил Костя. — Я пошел в свой подъезд, Марина — в свой.
Что же получается: Костя дома, а Марины до сих пор нет.
«Негодная девчонка! — подумала бабушка. — Заигралась с кем-нибудь во дворе».
Она накинула на голову теплый платок и спустилась лифтом вниз. Но ни «возле подъезда, ни во дворе Маринку она не нашла.
Тут бабушка всполошилась. Решила пойти в школу.
Школьная нянечка тетя Маруся сказала ей:
— А как же! Прибегала девочка… Верно, после первой смены. Правильно, шапочка на ней красная! Я ее еще спросила: «Ты зачем вернулась?» А разве их поймешь? Она постояла и убежала опять. Куда? Да нет, не знаю.
Теперь бабушка уже окончательно испугалась: где же Маринка?
Она снова обошла весь двор своего дома. Посмотрела во всех закоулках, побывала в каждом из семи подъездов. Маринки нигде не было.
Возвращаясь домой, бабушка еще надеялась: может, Маринка где-нибудь здесь, может, уже стоит у запертых дверей и ждет? Но нет, надежда оказалась напрасной.
Теперь бабушка была сама не своя. Все валилось у нее из рук. Она начинала одно дело и, не доделав, бросала. Хваталась за другое — забывала, что хотела сделать. И все время прислушивалась: не заскребется ли Маринка в дверь? Не начнет ли дергать и крутить дверную ручку?
Они явились почти одновременно — дедушка, мама и папа. Узнав, что Марина еще не вернулась из школы, мама и папа тотчас бросились ее искать. Опять посмотрели во дворе. Снова сходили в школу.
Нигде, нигде, нигде…
Теперь все взрослые собрались дома, и никто из четверых не мог придумать, что же делать дальше? Мама стояла у окна и смотрела на улицу. Папа молча курил. Бабушка наконец присела: такой почувствовала себя разбитой и усталой. А дедушка взялся за телефонную трубку.
Но позвонить он никуда не успел.
Вдруг мама крикнула:
— Идет! Идет… Вот она. Вошла в ворота!
Все кинулись к окну, увидали Марину. Она шла по двору с каким-то большим мальчиком. Мальчик тащил в одной руке портфель и небольшой синий рюкзак, в другой — Маринкин ранец.
— Так нас всех заставила переволноваться! Негодная девчонка! Нашлепать ее, что ли? — сказала бабушка и заспешила в переднюю, чтобы первой открыть Марине дверь, первой ее встретить (уж там как дело покажет), может быть, первой ее расцеловать.
— Нет, нет, пожалуйста, без нежностей! — запротестовала мама, сразу разгадав намерения бабушки. — Должна была предупредить девчонка… Разве так делают? — И вслед за бабушкой она тоже побежала встречать Марину.
— Тот самый мальчик! — заметил дедушка, сняв очки и стоя у окна. — Антон Черных его зовут.
— Вы о ком? — спросил папа.
— О мальчике, с которым вот Маринушка идет.
— Вы его знаете?
— Однажды видел. Марина о нем плохо говорила.
И уже все четверо стоят в передней и ждут Марину. Папа даже щелкнул выключателем, зажег свет.
Антон вошел первым, как бы загораживая собой Маринку, и сразу с порога начал:
— Вы ее не ругайте, пожалуйста… Она меня здорово выручила! Она…
Он хотел еще что-то прибавить в защиту Маринки, но Маринка договорить ему не дала. Вынырнув из-за Антоновой спины, она сперва кинулась к маме, потом к бабушке и снова к маме. Вид у нее был виноватый. Разве она по их лицам не понимает, как они из-за нее тут волновались?
— Честное слово, никогда так не буду! — зашептала она, прижимаясь щекой к маминой руке. — Ну, никогда, ну, октябрятское слово!..
В общем, все было ясно. Антон понял, что ему здесь делать уже нечего. Он положил на стул Маринкин ранец. Сказал:
— Я пошел…
— Погоди, — остановил его папа. — Обедал ты? Еще нет? Ну разденься, пообедаешь с нами.
И папа попытался взять у мальчика его портфель.
Но Антон не дал.
— Нет, я пошел. Мне пора.
Он нахлобучил на голову шапку и вдруг вспомнил про бланк, который взял для Марины в бассейне. Бланк лежал у него в кармане.
Он достал бумажку и протянул Марине:
— Возьми.
Маринка взяла.
— Что делать-то, помнишь? — спросил он.
— Помню, — ответила Маринка, хотя все было непонятно ей и все давным-давно вылетело у нее из головы.
— Тогда ладно… Тогда всё!
На этот раз Антон с такой живостью выскочил за дверь, что никто его не успел остановить.
С этажа на этаж, с этажа на этаж… Его ботинки, подбитые железками, отчеканивали по ступеням лестницы частую барабанную дробь.
И вот он уже совсем внизу.
И вот его уже совсем не слышно.
У Маринки хороший вечерок
А за обедом Маринка не столько ест, сколько болтает без умолку. Слова из нее так и сыплются. Наберет ложку супа, держит перед собой, а сама про бассейн: ах, какая там вода! А какие берега из красных плиточек! А дно белое-белое… А на воде какие-то пробковые веревки плавают. Антон сказал, что пробковые! А тренер у них какой! Тренер — это значит учитель. Антон ей так сказал.
Ложка супа, не попадая Маринке в рот, то и дело ныряет обратно в тарелку.
Бабушка сердится: что это в самом деле? И так обед у них сегодня поздний, а Марина с супом все никак не справится.
— Будешь ты есть наконец?
— Буду, буду…
Марина торопливо глотает одну ложку супа, другую и снова о своем. Ох, как она боялась переходить через Ленинградский проспект! Ужас, сколько там машин… Но ведь ей надо было, поэтому она перешла. Но в другой раз одна не пойдет. Обещает. Зато Антон очень ее благодарил. Так благодарил, так благодарил… Вообще он хороший — Антон Черных. Это она зря про него думала. Даже винегретом ее накормил. Такого вкусного она в жизни не пробовала — пальчики оближешь!
— Так ты сыта, что ли? — спрашивает бабушка. Голос у нее слегка обиженный. — Тут стараешься, стараешься — и нате вам! — такого вкусного винегрета в жизни не пробовала… А дома чем плох?
Наконец пообедали. За окном уже совсем темно. Вечер. Папа задергивает шторы, мама дает Маринке большое сладкое яблоко. Маринка грызет яблоко, но ей не до яблока, она все толкует про бассейн.
Зоя Ивановна — это теперь ее тренер — велела приходить в четверг. К трем часам. Вот только что ей со справкой делать, вот это она забыла. Начисто забыла! И еще Антон сказал, что для бассейна надо…
Бабушка не дает ей досказать. Обрывает:
— Это выбрось из головы! Ни в какой бассейн тебя не пустим. Не доросла.
У Маринки чуть яблоко не вывалилось из рук: не доросла? Как не доросла? Да там есть девочка еще меньше.
— Мне эта девочка вот по сих пор будет. — Маринка показывает пальцем на свой подбородок.
— А Ленинградский проспект? — восклицает мама. — Одной переходить? У меня все еще мурашки по спине бегают, когда я думаю, как ты переходила такую улицу. Нет, нет, нет, ни за что!
— Да я не буду больше одна переходить. Честное слово! Никогда-никогда…
— Насчет ходьбы — ладно! Я бы стала ее водить, — подумав, говорит бабушка. — Не в том дело…
Папа помалкивает. Потом тоже вмешивается в разговор. Однако не очень решительно и поглядывая на маму:
— А хорошо бы ей все-таки заняться спортом.
Мама так и взвивается:
— Спортом?! В бассейне?! Да у нее вечно насморк. Вечно кашель. Какой там бассейн!
Маринка готова зареветь. Губы уже совсем распустились. Все против: и мама и бабушка. А папа не станет спорить, если они против. Теперь вся надежда на дедушку. Неужели и дедушка скажет «нет»? Тогда — все. Дедушкино слово — последнее слово.
И Маринка с мольбой смотрит на дедушку. «Дедушка, помоги! Помоги, чтобы меня пустили в бассейн. Я буду хорошей! Я буду всегда очень хорошей! И буду всех слушаться…»
Конечно, все это Маринка говорит не вслух, а только про себя. Вернее, не говорит, а думает про себя. И даже не думает, а просто смотрит на дедушку. Но смотрит такими глазами, что дедушка и без слов ее понимает.
И он снимает очки. Долго их протирает носовым платком. Наконец говорит:
— А я — за бассейн.
Маринка стремглав бросается к дедушке: милый, милый дедушка!
Тут и папа произносит уже более твердым голосом:
— А почему бы и впрямь не попробовать?
У бабушки и мамы лица недовольные, а Маринка приплясывает, хлопает в ладоши:
— В четверг пойду в бассейн! В четверг пойду в бассейн!
— Неизвестно, — говорит дедушка. — Может, пойдешь, а может, и нет.
— Почему?..
У Маринки снова дрогнули губы, опять она готова зареветь.
— А сначала мы побеседуем с Тамарой Максимовной. Послушаем, что она скажет.
Тамара Максимовна — детский доктор из поликлиники. Она лечит Маринку со дня рождения и знает все, что касается ее здоровья, прямо наизусть.