Обводя взглядом котловину, я словно наблюдал смену времен года. Здесь – камни, пятна кустов можжевельника и рододендрона, редкие невысокие лиственницы, там – лес и снег. След лавины тянулся по другому склону Гренона и уходил прямо в озеро. Бруно направился прямо туда: мы стали карабкаться вверх, наст держал крепко, мы почти не проваливались, зато уж если случалось, проваливались выше колена. Потом всякий раз приходилось долго выкарабкиваться; лишь через полчаса подобного восхождения с непредвиденными остановками Бруно разрешил мне отдохнуть. Он нашел торчащую из снега каменную стену, уселся сверху и постучал ботинками, стряхивая снег. Я сел рядом, не думая о промокших ногах. Силы кончились. Мне хотелось одного – оказаться у печки, поесть и уснуть.
– Мы пришли, – объявил Бруно.
– Куда?
– Как куда? К тебе домой.
Только теперь я оглянулся. Хотя снег искажал знакомые очертания, я сообразил, что здесь склон образует лесистую террасу. Высокая гладкая скала, непривычно белого цвета, отвесно спускалась к плато, прилегавшему к озеру. Из снега выступали сложенные из того же камня, что и белая скала, остатки трех стен, на одной из которых я сидел. Две короткие боковые стены и одна, передняя, длинная, четыре на семь, как и было указано в кадастровой карте. Четвертой стеной была сама скала, которая держала остальные, откуда брали материал для строительства. Крыша полностью обрушилась. В снегу, посреди заброшенного жилища, торчала сосенка, проложившая себе путь среди развалин и уже сровнявшаяся со стенами. Вот оно, мое наследство: скала, снег, груда обтёсанных камней и сосна.
– Мы оказались здесь в сентябре, – сказал Бруно. – Твой отец сразу сказал: вот здесь. До этого он посмотрел много домов, мы давно с ним ходили и присматривали подходящий, но этот сразу ему понравился.
– Это было в прошлом году?
– Нет, нет. Три года назад. Потом я нашел владельцев и еле уговорил их продать. Здесь никто ничего не продает. Владеть развалюхой и ничего не менять – это нормально, но отдать ее другому, чтобы он что-то построил, – нехорошо.
– И что же собирался строить отец?
– Как что? Дом.
– Дом?
– Конечно.
– Отец этого терпеть не мог.
– Ну, значит, он изменился.
Тем временем пошел дождь: на руку упала капля, я увидел, что это смешанная со снегом вода. Небо тоже не понимало, зима сейчас или весна. Облака скрыли горы, лишили всё объема, но даже таким утром я увидел красоту этого места. Мрачную, суровую красоту, дарившую не покой, а силу, а еще легкую тревогу. Красоту теневой стороны.
– У этого места есть название?
– Думаю, да. Мама говорила, что раньше его называли “барма дрола”. Маме можно верить, она хорошо запоминает названия.
– “Барма” – это вон та скала?
– Ну да.
– А “дрола”?
– Это значит “диковинная”.
– Потому что она белая?
– Наверное.
– “Барма дрола”, – произнес я, вслушиваясь в звучание слов.
Некоторое время я сидел, оглядываясь по сторонам и размышляя, какой смысл вложил отец в подобное наследство. Никогда не державшийся за свои жилища, он решил построить собственный дом именно здесь. Но не успел. И, зная, что может умереть, завещал участок мне. Чего же он от меня хотел?..
Бруно сказал:
– Летом я готов.
– Готов к чему?
– Работать здесь. Ладно?
Я по-прежнему не понимал, он объяснил:
– Твой отец оставил план дома. Такого, каким он его представлял. И взял с меня слово, что я его построю. Он сидел на твоем месте, когда сказал мне об этом.
Удивительные открытия не кончались. Карта троп, красный и зеленый фломастер, сопровождавшие черный: я подумал, что Бруно еще многое может мне рассказать. Что же касалось дома, раз отец все решил, я не видел причин противиться его воле, кроме одной.
– У меня нет денег, – признался я.
Все, что я получил в наследство от отца, помогло мне поправить собственное, незавидное финансовое положение. Немного денег осталось, но на строительство дома их не хватало, да и у меня были на них другие планы. Длинный список желаний, которые я долго копил и которые теперь хотелось исполнить.
Бруно кивнул. Он ждал, что я это скажу.
– Мы только купим материалы. Да и на них, думаю, можно сильно сэкономить.
– Хорошо, но тебе-то кто заплатит?
– Обо мне не беспокойся. Я за такую работу денег не возьму.
Я уже собирался спросить, что он имеет в виду, но Бруно меня опередил:
– А вот помощник мне нужен. Тогда я закончу за три-четыре месяца. Ну что, согласен?
На равнине я бы в ответ рассмеялся. Я бы сказал, что ничего не умею, что от меня не будет никакого толку. Но я сидел на стене, среди снега, перед замерзшим озером, на высоте две тысячи метров. Я почувствовал, что это неизбежно: по непонятным мне причинам отец хотел привести меня сюда, на это сглаженное лавинами плато, к этой диковинной скале, и сделать так, чтобы я работал здесь плечом к плечу с этим мужчиной. Я сказал себе: хорошо, папа, загадай мне еще одну загадку, посмотрим, что ты для меня приготовил. Посмотрим, чему я научусь.
– Три-четыре месяца? – спросил я.
– Ну да. Такой дом построить несложно.
– Когда ты хочешь начать?
– Как только сойдет снег, – сказал Бруно. Потом спрыгнул со стены и принялся объяснять, что и как планирует сделать.
Глава 6
В этом году снег сошел быстро. Я вернулся в Грану в конце июня, когда все таяло, река разбухла, вода стекала в долину повсюду, образуя каскады и ручейки там, где я их прежде не видел. Казалось, я чувствовал под ногами снег, который таял в горах, из-за которого земля – даже несколькими тысячами метров ниже – была мягкой, как мох. Дождь шел каждый день, но мы решили не обращать на это внимания: однажды в понедельник, на рассвете, мы взяли в доме у Бруно лопату, кайло, большой топор, бензопилу, полканистры дизеля и, взвалив все это на спину, добрались до бармы, как мы теперь называли мое владение. Хотя Бруно нес куда больший груз, каждые четверть часа останавливался перевести дыхание я, а не он. Я бросал рюкзак и садился на землю – и то и другое было ошибкой, от которой в свое время меня предостерегал отец, – так мы и сидели молча, стараясь не глядеть друг на друга, пока мое сердце постепенно не начинало биться ровнее.
Наверху снег уступил место грязи и жухлой траве, и я смог вернее оценить состояние полученных в наследство развалин. Стены на метр от земли стояли крепко благодаря угловым камням, которые мы не могли сдвинуть даже вдвоем. Выше длинная стена выпирала наружу – до того, как обрушилась крыша, на нее давили балки. Короткие стены сверху почти развалились: в последних рядах, на уровне человеческого роста, камни держались на честном слове. Бруно сказал, что все придется разрушить до основания или почти. Не стоит тратить время, пытаясь выпрямить кривые стены: лучше их снести и сложить заново.
Однако вначале надо было обустроить стройплощадку. Когда мы зашли в полуразрушенный дом и начали убирать все, что свалилось внутрь, было десять утра. Больше всего оказалось щепы, которой была покрыта крыша; а еще лежали доски обрушившегося пола между первым и вторым этажом; среди сырых деревяшек попадались шести-семиметровые балки, до сих пор торчащие из стен или упирающиеся в пол. Некоторые из них неплохо перенесли влагу. Бруно пытался понять, можно ли их использовать заново. Мы долго освобождали крепкие балки и вытаскивали их наружу, скатывая по двум наклонным доскам; испорченные балки мы ломали и складывали отдельно на дрова.
Из-за травмы правой кисти Бруно научился работать бензопилой как левша. Он зажимал бревно ногой и резал самым концом лезвия, почти у подошвы ботинка, опилки взлетали облачком у него за спиной. В воздухе разносился приятный запах жженого дерева. Когда отпиленный кусок падал, я относил его к поленнице.
Я быстро устал. Мои руки еще меньше, чем ноги, были привычны к усилиям. В полдень мы вышли из дома, осыпанные опилками и пылью. У скалы лежали четыре большие лиственницы, их срубили год назад и положили на выдержку: в свое время они станут балками новой крыши, а пока что я уселся на одну из них.
– Я уже устал, – признался я Бруно. – А мы даже не начали.
– Как это? Еще как начали, – возразил Бруно.
– Только на то, чтобы расчистить дом, потребуется неделя. А потом надо сломать стены и подготовить все для строительства.
– Наверное. Посмотрим.
Тем временем Бруно сложил из камней очаг, набрал щепок и развел огонь. Я совсем взмок и был рад обсохнуть. Порывшись в карманах, я нашел табак и скрутил папиросу. Протянул табак Бруно, но он сказал:
– Я не умею. Но могу попробовать, если ты мне скрутишь.
Я скрутил и дал ему закурить: Бруно чуть не закашлялся. Видно было, что для него это непривычно.
– Давно куришь? – спросил он.
– Я начал здесь, в Гране, однажды летом. Сколько мне было… лет шестнадцать – семнадцать.
– Правда? Никогда не видел тебя с сигаретой.
– Я курил тайком. Уходил в лес, чтобы меня не застукали. Или залезал на крышу.
– От кого ты прятался? От мамы?
– Не знаю. Прятался, и всё.
Бруно складным ножом заточил две палочки. Достал из рюкзака шпикачку, порезал на кусочки, насадил на самодельный шампур и стал поджаривать. Еще он принес с собой хлеб – ржаную булку. Отрезал два здоровых ломтя, один протянул мне.
Бруно сказал:
– Слушай, не важно, сколько на это уйдет времени. В таких делах лучше ничего не планировать, иначе сойдешь с ума.
– О чем же мне тогда думать?
– О сегодняшнем дне. Глянь, какая погодка!
Я посмотрел вокруг. Назвать это хорошей погодой можно было с большой натяжкой. Стояла поздняя весна, в такие дни в горах всегда ветрено. Груды облаков плыли по небу, закрывая солнце, воздух был еще студеным, словно зима упорно не хотела уходить. Казалось, озеро покрыто черным шелком, и ветер морщит его. Хотя, скорее, наоборот: казалось, будто ветер ледяной ладонью разглаживает складки на шелке. Мне захотелось протянуть руки еще ближе к огню, замереть и напитаться теплом.