Восемь городов
Армаэре. Автофеи
Мягкий утренний свет заливал студию, играл на гладких досках пола и настенной росписи. Шелковые солнечные лучи скользили по бежевой рубашке и русых волосах хозяина дома, подсвечивали кружащиеся в воздухе пылинки.
Но ярче всего, переливаясь и разбрасывая сотни бликов, сиял серебристый ствол пистолета в руке художника. Оружие смотрело в центр студии; второй, точно такой же, пистолет уставился в пол.
Альтен Фенней медленно выдохнул и нажал на спуск.
Как и всегда в такие моменты тело пронзило ощущение восторга, вдохновения, ощущения соприкосновения с маленьким чудом. Мимолетное, знакомое – но не перестающее изумлять и радовать.
Вырвавшаяся из ствола пуля распустилась хрупкими лепестками цветка в паре ярдов от Феннея. Лепестки тут же опали, открывая соткавшуюся в воздухе картину.
Море. Бездонное и бескрайнее синее море, почти ощутимый плеск волн и солнце в небесах; сине-зеленую воду равно золотили настоящие и нарисованные лучи.
Фенней глубоко вздохнул и опустил пистолет.
– Отлично вышло!
Миниатюрная фигурка, окутанная звоном крыльев, скользнула сверху и устроилась на плече у художника.
– Спасибо, Линн, – тепло улыбнулся Альтен. Фея засияла в ответ.
Ростом она была не более пяти дюймов; переливающийся лазурный комбинезон удивительно хорошо подходил к темно-синим глазам. Крылья из десятков полосок полупрозрачного металла едва слышно вызванивали легкую ненавязчивую мелодию.
– И впрямь, неплохо, – вторая фея зависла в воздухе перед картиной, склонив голову набок. – Только вот в середине оттенок немного неестественный. Такое если и бывает в жизни, то очень редко. Конечно, Альт, если ты этого и добивался…
– Милл! – сердито воскликнула Линн, взъерошив серебристые волосы. – Вот ты всегда придираешься, когда Альт из моего армарта творит!
– А ты – когда он творит из моего, – пожала плечами Милл. – Это и правильно.
Вторая фея была такого же роста, как Линн, но ее комбинезон светился изумрудными оттенками, а по плечам струились черные волосы. Внимательные серые глаза смотрели из-за стекол изящных очков.
Такие разные – и равно родные душе Альтена Феннея. Обитательницы его пистолетов.
Его автофеи.
Художник неторопливо убрал пистолет в кобуру на поясе, пригляделся к картине. Да, Милл права, у моря получился немного странный оттенок. Вышло случайно, к соткавшемуся в уме образу примешалась доля фантазии. Но, пожалуй, такие краски даже придают таинственности пейзажу.
Фенней запомнил сочетание цветов, прикрыл глаза и отпустил образ. Он знал, что эскиз рассыпался мириадами искр и истаял, но никогда не смотрел на исчезновение. С самого обретения дара не смотрел.
– Ладно, – решил он, – давайте собираться. Времени не так много.
Автофеи дружно кивнули и заметались по квартире яркими огоньками. Сам Фенней мог забыть какую-то вещь дома, Милл и Линн – никогда. Мелочь по сравнению с тем, как они его вдохновляли и как помогали ему – но все равно полезная мелочь.
До конкурса оставалось три часа, пора было переодеваться и выходить. Альтен расстегнул пояс и бережно уложил на стол обе кобуры с серебристыми рукоятями; не удержался, погладил каждую кончиками пальцев.
Феи на миг замерли в воздухе и одарили художника солнечными улыбками. Он усмехнулся в ответ, в который раз перебирая в уме три главных слова своей жизни.
Армарт – оружие искусства.
Тедеа – художник-стрелок.
Автофея – дух армарта, вдохновение тедеа.
Альтен не знал, когда появились эти слова, и подозревал, что знают это разве что сведущие языковеды. Но три слова давно стали частью его сути, и Фенней не мыслил себя без таланта, мастерства и холодной тяжести пистолетов в руке.
И автофей. Конечно же, автофей.
Оказавшись на улице, Фенней прикрыл глаза, вдохнул тёплый летний ветер и запах цветущей у дома сирени. Улыбка сама собой возникла на лице, и Альтен зашагал через двор, стараясь не отпустить и сохранить радостное настроение.
Феи скользнули вслед за ним, но через несколько секунд застыли в воздухе и недоуменно переглянулись. Они втроем десятки раз добирались до Арены Красок – но сейчас их художник решительно свернул совсем в другую сторону.
– Альт, – Линн повисла рядом с его лицом, звеня крыльями, – ты куда идешь?
– Я ни разу еще от дома на Арену этим путем не ходил, – объяснил Фенней. – Хочу сейчас попробовать, добраться по местам, где не бывал.
– А не опоздаешь? – забеспокоилась Милл. Она зависла с другой стороны, поправив очки.
– Я специально вышел пораньше, – светло улыбнулся Фенней. – Но как раз сегодня мне хочется пройтись новой дорогой.
Феи понимающе переглянулись. Альтен знал, что объяснять не нужно: сейчас, перед финалом конкурса художников, ему просто необходимы были новые впечатления, свежие чувства, которые не успеют выцвести в воспоминаниях.
И кому, как не его феям, это понимать?
Солнце сегодня светило ярко, словно подчеркивая краски мира. Альтен на миг закрыл глаза, ощущая на веках тёплые ласковые лучи, улыбнулся и зашагал по незнакомой дороге.
Она вилась сквозь маленький сквер, где по сторонам и над головой мерцали наполненные светом листья. Линн устремилась вперед, зависла на фоне дерева. Темная кора особенно ярко подчеркнула серебро волос и светлую кожу феи; Альтен замедлил шаг, сохраняя образ в памяти.
Реши он сейчас выхватить армарт и сотворить картину – у него бы получилось. Феи всегда дарили художникам вдохновение, воплощали его самим своим присутствием.
Слева послышался плеск воды. Альтен обогнул пышный куст и остановился.
Перед ним оказались небольшое озеро и отходивший от него ручей. Чистая вода блестела под солнцем, густая трава на берегах и выступающий из озера камень отбрасывали густые тени. Смешиваясь со светом, они создавали на прозрачной глади удивительную, живую мозаику.
Милл перепорхнула на камень, критически оглядела озеро и опустилась на колени. Отбросила назад темные волосы, коснулась воды кончиками пальцев. Лучи солнца вспыхнули бликами в волосах и стеклах очков, отразились в воде.
Линн тоже метнулась к озеру, но зависла в воздухе над ним, в ореоле звона крыльев. Свет очертил её фигурку, множеством бликов отразился в ручье.
Альтен на мгновение задохнулся от сочетания цветов и оттенков. Он вгляделся в представший перед ним образ, стараясь запомнить каждый отблеск.
Так было всегда – он видел, он запоминал, он пропускал краски мира сквозь призму своей фантазии. И потом они становились частью новой картины.
Как у всех тедеа.
– Милл, Линн, – с улыбкой позвал Фенней. – Спасибо. Но пойдемте, а то и впрямь опоздаем.
Любой стрелок-художник хотя бы раз побывал на Арене Красок. Белый амфитеатр под сияющим куполом был знаком каждому жителю города, и не проходило дня, чтобы здесь кто-нибудь не выступал или не тренировался; поговаривали, что сама Арена вдохновляет и помогает. Как исполинская фея.
Сейчас амфитеатр был полон других тедеа, и Фенней по обыкновению обвел их взглядом. Самое разнообразное оружие – револьверы, автоматы, пистолеты, винтовки… Говорили, что есть художники, которые творят в манере «молниеносной кисти», при помощи пулемёта, но сам Альтен таких не встречал. Наверное, потому, что пулемёт плохо подходит для обычной жизни.
Любой армарт мог служить и обычным оружием, и у каждого тедеа на поясе висел стальной контейнер с боевыми патронами. Любая автофея не только вдохновляла творчество, но и помогала пуле лететь в цель или разбивала чужие снаряды. Но большинство тедеа проживали жизнь, выпуская боевые патроны лишь в тире.
Альтен улыбнулся, представив, насколько полон сейчас зал неслышным звоном миниатюрных крыльев. Конечно, Фенней не видел и не слышал ни одной чужой феи – такое случалось очень редко, разве что в момент обретения ее художником. Даже сами феи не могли видеть других, если они или художник не касались чужого армарта; но трогать оружие без разрешения было верхом невежливости.
Сейчас так поступили только семеро тедеа – жюри за столом в дальнем конце зала, на фоне широкого темного табло. Их армарты цепочкой лежали перед хозяевами, и любой участник понимал, что его работу будут обсуждать как судьи, так и автофеи.
Альтен покачал головой и отогнал раздумья: приближалось начало финала. Он до сих пор не верил, что сумел пройти все остальные этапы. В прошлом году не вышло, в этом получилось иначе. Наверное не зря он целый год тщательно работал над своей манерой стрельбы, требуя, чтобы Милл и Линн указывали на малейший промах.
Фенней негромко фыркнул. Да уж, он их замучил. Однажды милая и оптимистичная Линн не выдержала и раскритиковала очередную картину так, что Милл поперхнулась и предложила быть помягче.
Художник подался вперед, разглядывая товарищей по финалу, мысленно примеряя их на портреты.
Эрвин Фансет, тяжелое ружье. Уверенные широкие мазки, прекрасно подходившие самому тедеа – крупному, полному, широкоплечему, с лицом оттенка спелых яблок. Сейчас он что-то рассказывал соседу, через мгновение оба рассмеялись. Анекдот, наверное, до них Фансет был большим охотником.
Лария Интальи, автомат. Удивительно быстрая и лёгкая манера творить; Фенней не понимал, как ей это удается и иногда по-белому завидовал. Она не открывала глаз, полностью сосредоточившись на образах внутри и лишь изредка поглаживая приклад лежавшего на коленях армарта – такого же изящного, как и сама Лария. Черный металл резко выделялся на фоне светлого платья, притягивал внимание.
Дорион Керр, пистолет. Самый серьезный противник – сдержанный, внимательный, заслуженный, с десятками наград. Хотя последние лет восемь он редко выступал, а когда являл что-то новое – то в технике безупречной, фотографической реалистичности. Сама поза Керра казалась сошедшей с полотна: он сутулился, касаясь пола темным стволом пистолета и взвешивая на свободной ладони стальной медальон с зеркальной поверхностью.