Широкая площадка внизу была пуста. Никаких мольбертов и подрамников, никаких материалов, лишь отметка в центре: правила ежегодного конкурса требовали создать образ в воздухе. Сохраненная на холсте или дереве картина могла впечатлять все больше по мере того, как зритель вглядывался в нее – но сейчас нужно было сотворить образ, способный захватить и поразить моментально.
Фенней постарался задавить неуверенность, всколыхнувшуюся волной в душе. Удастся ли передать задуманный образ? Показать, что именно ему представлялось?
Он поглядел на Линн; автофея, ощутив неуверенность художника, тепло улыбнулась ему, и коснулась запястья. Альтен улыбнулся в ответ, чувствуя, как нервозность постепенно растворяется.
– Смотри, – вскинула руку Милл. – Первый!
Альтен вздрогнул и наклонился вперед, осознав, что пропустил объявление о начале. Эрвин Фансет как раз выходил в центр арены. Обычная расслабленная улыбка на лице, армарт на плече, неспешная походка – казалось, он идет к обеденному столу.
Но на отведенном месте Фансет сбросил тяжелое ружье с плеча и замер, удерживая армарт в руках. Сдвинул брови, закрыв глаза, улыбка с лица пропала.
В зале повисло напряженное молчание: все тедеа знали ощущение, когда в уме формируется и складывается образ. И знали, как важно не сбить это чувство, не нарушить момент сосредоточения. Как важно не помешать слиянию художника и его феи, мгновению вдохновения.
Секунда.
Другая.
Фансет плавным движением припал на одно колено, вскидывая ружье к плечу. Оглушительный выстрел эхом раскатился по всему залу, взвился и опал вырвавшийся из ствола снежный вихрь – и в воздухе сверкнула картина.
Горы. Могучие, величественные горы, уходящие ввысь тяжелые громады, увенчанные белоснежными шапками. От них исходили спокойствие и сила, безграничная уверенность, смешанная с мудрой усмешкой – что им до людей, чья жизнь пролетает в мгновение ока?
По залу прокатилась волна шепотов, тедеа делились впечатлениями друг с другом и феями. Фансет улыбнулся в пустоту: видно, его собственная фея отпустила шуточку. Альтен глянул в сторону судей: те совещались.
– Я бы хотела тут побывать, – сказала Линн. – Сколько снега!
– Простудишься, – невозмутимо заметила Милл.
– Феи не могут простудиться! – возмутилась Линн.
– С тебя станется. А картина действительно хорошая.
– Тише, – шепнул Альтен. – Смотрите, Лария выходит.
Действительно – картина Фансета растаяла, сам художник покинул площадку и другая финалистка заняла его место. Альтен невольно залюбовался гибкой фигурой с гладким автоматом в руках; художница сама была достойна портрета.
Интальи сощурилась, задумалась – и через мгновение автомат загрохотал, складывая картину из десятков быстрых мазков. Каждый из вроде бы небрежных выстрелов ложился в точности на нужное место в воздухе, становился идеально подходящим фрагментом мозаики.
Автомат замолк. Последняя пуля вспыхнула золотистой рамкой вокруг картины – бескрайний луг, диковинной формы белоснежные облака, ярко-голубое бездонное небо. Сочная трава будто шевелилась в такт движению воздуха, шепот ветра словно разносился по всей Арене. От картины веяло умиротворением и тихой, спокойной радостью.
По залу снова прокатилась волна шепота. Интальи опустила автомат, повернула голову, слушая свою фею; судя по блеску в глазах, та одобрила картину.
– Ве-етер, – мечтательно протянула Линн. – Красиво. Но я думала, она что-то не такое спокойное сотворит.
– Каждый творит то, что в душе, а не что от него хотят, – возразила Милл. – О!
Как и всегда, она заметила главное прежде, чем Линн или сам Альтен. На табло позади судейского стола чуть раньше вспыхнули имена Фансета и Интальи; теперь же там горело третье имя.
«Альтен Фенней».
Художник сглотнул, поднялся с места, двинулся по ступеням к площадке. Он мысленно похвалил себя за то, что догадался сесть повыше: так было дольше идти, и хватало времени справиться со вновь разыгравшейся нервозностью.
По гладкому камню площадки Альтен шел как по льду – осторожно, медленно. Дошел до отметки, повернулся к стене, закрыл глаза. Вслепую вытянул из кобур пистолеты.
Он знал, что сейчас Милл и Линн трепещут крыльями у стволов. Он чувствовал, как вдохновение и ободряющая поддержка фей льется к нему, звенит в душе.
Автофеи – просто помощницы, воплощенное вдохновение или часть силы? Никто из тедеа не смог бы этого объяснить. Они просто были. Они всегда были рядом, и этого хватало, чтобы творить в любой момент.
Образ вспыхнул перед глазами Феннея, засиял красками и налился живой силой. Тедеа дал себе погрузиться в него, уйти с головой, ощутить запах воды и тепло солнечных лучей на коже.
И вскинул пистолеты, раскрыл глаза, нажимая на спуск. Они грянули одновременно – по два выстрела из каждого, распустились и опали нежные лепестки призрачных цветов.
Перед Альтеном заплескалось море. Бесконечное, освещенное солнцем и прорезанное дугами островов, сине-зеленый простор, ласкавший слух тихим плеском воды. Где-то из воды выглядывал дельфин – или это просто странная волна? Скользила тень в глубине – или это просто игра света?
Те самые необычные оттенки, которые Милл заметила утром, теперь сыграли по-настоящему – придавая океану налет тайны, окрашивая его загадкой, примешивая иронию безбрежной стихии. Блики на озере и ручье изменились, став отблесками в море, вплелись в узор света и теней.
Зал зашептался; Фенней опустил армарты, медленно выдохнул. Вышло. Кажется, вышло.
– Альт, ты молодец! – Линн описала вокруг него серебристый круг; синие глаза сияли радостью.
– Точно! – Милл зависла у картины, поправляя очки. – Но в следующий раз не медли так, я уж думала, ты решил поспать.
– А ты бы меня мигом разбудила, да? – развеселился художник. Нервозность тут же куда-то делась.
– Да! – подтвердили феи в один голос.
В ореоле голосов в зале Альтен вернулся на место, зная, что морской пейзаж распадается за спиной – но храня его в памяти. Линн, опустившись на его колено, щебетала похвалу, но Фенней тут же отвлекся – на площадку вышел последний финалист.
Дорион Керр замер, направив армарт в пол, не двигаясь с места, не закрывая глаз, глядя перед собой. Альтену показалось, что художник сейчас отрешился от всего, включая голос своей феи – если это возможно. Шевелились только пальцы, поглаживающие медальон.
Мгновение. Другое.
Армарт взлетел вверх, грянув выстрелом; пуля взорвалась слепящей вспышкой.
Перед Керром повисла картина, сотканная из ярких огненных оттенков – лес, охваченный пламенеющей осенью. Золото и багрянец листьев, особенно ярко выделялись на фоне темной коры и увядающей травы, предгрозовое темное небо рассекали отдельные солнечные лучи. Казалось, этот лес застыл недвижимо, пойманный в момент совершенного безветрия и ожидания.
«Тишина, – подумал Альтен. – Напряженная тишина».
Похоже, другие разделяли его мнение: комментарии звучали куда тише. Сам Керр стоял неподвижно, даже не повернув голову – что бы его фея ни сказала.
Альтен вгляделся в пламенные краски. Кажется, он что-то уловил – что-то необычное, скрытое… Неясно, что. Непонятно.
Ему казалось, что через секунду он все поймет, поймает странное чувство – но тут Милл дернула его за прядь.
– Альт! Финалистов вызывают на площадку, ты не слышишь?
Фенней снова вздрогнул и поспешно поднялся.
Через минуту все четверо стояли на площадке, не сводя глаз с судей. Семь тедеа негромко совещались, потом один за другим кивнули. С места встала Халлия Леннел, старшая из жюри; длинноствольный вороненый пистолет удивительно ей подходил.
Интересно, а бывает ли вообще тедеа, которому его оружие не подходит?
– Настало время объявить результаты, – произнесла Леннел, и Альтен вздрогнул, обратившись в слух. – Лария Интальи – шестьдесят шесть. Дорион Керр – шестьдесят восемь. Эрвин Фансет – шестьдесят четыре. Альтен Фенней – шестьдесят девять.
Сперва Альтен даже не понял. Он снова оглядел соперников, отмечая в уме различия в цифрах, вспоминая их картины и прикидывая причины для каждой оценки.
А потом внезапно, резко, осознал.
«Альтен Фенней – шестьдесят девять».
Высший результат из финалистов.
Победа!
Зал зашумел. Тедеа делились впечатлениями, оживленно обсуждали картины и решение жюри друг с другом и невидимыми феями. Милл и Линн просто сияли изнутри, кружились вокруг Феннея.
К ошеломленному художнику повернулись и соперники.
– Молодец! – улыбнулся Фансет, пожимая ему руку. Интальи порывисто обняла Феннея.
– Поздравляю, – по обыкновению сухо сказал Керр, стиснув ладонь Альтена.
Альтен кивал, не в силах уложить в уме случившееся, и мог только растерянно, счастливо улыбаться.
Но где-то на краю разума копошилась странная мысль. Ощущение чего-то неправильного. Неверного.
Остаток дня слился для Альтена в цветной вихрь, полный радости и вдохновения. Поздравления, вручение жемчужного диплома, приглашения на вечера стрелков – Альтен искренне надеялся, что феи все услышали, сам бы он не поручился, что запомнил каждое слово.
Только к следующему утру это чувство схлынуло, уступив место все тому же – странному ощущению неправильности. Фенней размышлял над ним, готовя чай себе и феям, почти не вслушиваясь в щебет Милл и Линн, обсуждавших вчерашнее.
Вернувшись в спальню, он продолжал размышлять. Линн порхала у книжных полок, выбирая место для диплома; Милл исчезла на балконе – полить цветы.
Альтен же прошелся по комнате, пытаясь понять, что его беспокоит. Как-то это было связано с Керром, его манерами и его работой. Как-то – но как? Что его тревожит? Что неправильно? Что?
– Линн, – спросил Альтен, – ты помнишь картину Керра?
– Ой! – смущенно взмахнула крылом фея. – Я отвлеклась тогда, извини.
– Я помню, – выпорхнула с балкона Милл. – А что?
Фенней сел на край кровати, прикрыл глаза.
– Опиши ее, – попросил он.