– Приятно слышать, – заметил я.
– Теперь понимаете, что я подразумеваю под театральностью? Потому-то я и уверена, что на месте преступления мы обязательно что-нибудь найдем. И по этой причине, и потому, что вы знали ее. Поскольку тот, кто следует вашему списку, знает вас. Я не хочу сказать, что и вы знаете его… хотя такое тоже не исключено. Но сам он вас точно знает. Чарли вас знает. И я думаю, что найдем мы нечто такое, что свяжет преступление с вашим списком. Нечто осязаемое. У меня насчет этого хорошее предчувствие. Вы будете доедать?
Только тут я осознал, что держу на весу половину своего гамбургера уже добрых две минуты.
– Ой, простите, – опомнился я и откусил здоровенный кусок, хотя успел уже потерять аппетит. Я знал, что все, сказанное Гвен, полностью соответствует действительности, но было по-прежнему жутковато слышать это откуда-то помимо моей собственной головы.
– Можете взять с собой, если хотите, но нам уже пора выдвигаться. До Рокленда еще как минимум пару часов ехать.
Глава 15
Внутри обиталище Элейн Джонсон оказалось практически таким, каким я его себе и представлял – захламленным и пыльным, повсюду книги.
Это был типичный сельский дом с мансардными окнами и облупившейся серой краской на стенах. Располагался он примерно в полумиле от автострады номер один, совершенно заросший соснами и почти недоступный из-за недавнего снегопада. Гвен остановила «Эквинокс» на изрытой колесами улочке сразу за полицейским автомобилем, в котором нас дожидалась детектив Лаура Чифелли – среднего возраста женщина с круглым симпатичным лицом, едва выглядывавшим из-под отороченного мехом капюшона безразмерной зимней куртки. Дело было к закату. Бледное солнце низко повисло над горизонтом, наше дыхание в морозном воздухе вырывалось изо рта облачками пара. Мы быстро обменялись приветствиями, а потом, проваливаясь в снегу, двинулись к крыльцу, где постояли, как мне показалось, минут пять, пока детектив Чифелли рылась по карманам в поисках ключей. На подъездной дорожке стоял автомобиль, один из этих старых угловатых «Линкольнов», наверняка слишком большой для пристроенного гаража на одну машину. Детектив сообщила нам, как только мы оказались внутри, что, по ее последним сведениям, дом на данный момент является невостребованной собственностью, поскольку Элейн Джонсон скончалась, не оставив завещания и не имея ближайших родственников.
– Свет есть? – поинтересовалась Гвен.
Вместо ответа детектив Чифелли хлопнула ладонью по выключателю, отчего кухню залил резкий свет с потолка.
– Ни воду, ни электричество пока не отключали, – объяснила она. – И, насколько я понимаю, отопление тоже работает, но по самому минимуму, только чтобы трубы не заморозить.
Я оглядел кухню, с удивлением узрев на выложенной кафелем стойке-«островке» открытую банку арахисовой пасты с воткнутым в нее ножом. Мне не нравилась Элейн Джонсон, но это вовсе не означало, что я ликовал по поводу ее одинокой смерти.
– Криминалисты составляли отчет? – спросила Гвен.
– Нет. Только коронер. Это было списано на естественную смерть. Инфаркт. С тех пор как тело увезли, никто сюда не заглядывал, насколько мне известно.
– А сами вы здесь были?
– Была. Я и приняла вызов. Тело обнаружилось в спальне, примерно посередине между встроенным шкафом и кроватью. Труп пролежал там около недели. Я поняла, что это именно труп, едва только вошла в кухню.
– Уф, ничего себе, – сказала Гвен. – А кто позвонил в полицию?
– Соседка через улицу сообщила, что почтовый ящик миссис Джонсон переполнен. Их ящики стоят бок о бок. Когда я приехала проверить, передняя дверь была не заперта, так что я вошла. И сразу поняла, что дело плохо.
– А больше ни о чем эта соседка не говорила? О какой-то подозрительной деятельности в районе?
– Про такое не слышала. Хотя мы не сочли это подозрительной смертью, так что никто эту соседку не опрашивал. Может, завтра? Вы с ночевкой?
– Да, – ответила Гвен. – А еще мне, скорее всего, понадобится побеседовать с коронером. Все будет зависеть от того, что мы найдем здесь, в доме.
Я вполуха прислушивался к тому, как они ведут разговор, но уже начал обследовать кухню. На задней стене под потолком висели два шкафчика, наверняка предназначенные для всяких припасов или посуды, но Элейн заполнила их книгами в твердом переплете. Я изучил корешки – полно романов Элизабет Джордж[79] и Энн Перри[80], двух ее любимых авторш, но имелось тут и несколько книг, которые я отнес бы скорее к категории романтического саспенса, причем с уклоном в романтическую сторону – жанр, который, по уверениям Элейн Джонсон, она откровенно презирала.
– Ну вот и отличненько, – резюмировала детектив Чифелли, после чего добавила: – Итак, буду только рада побыть тут с вами обоими, помочь вам осмотреться. Хотя меня столь же устроит оставить вам ключ и не путаться у вас под ногами. Можете вернуть его завтра с утра, в любое удобное время.
– Вам нет никакой нужды тут с нами торчать, – заверила Гвен. – Мы и так вас достаточно напрягли.
– Ну вот и замечательно. Тогда оставляю вас здесь, а вы заскакивайте завтра в отдел в любое время.
– Вполне устраивает.
Мы распрощались с ней и проследили, как она бредет по глубокому снегу обратно к своей машине.
Гвен повернулась ко мне.
– Готовы? – спросила она.
– Конечно. Есть у нас какой-то план наступления или просто для начала осмотримся?
– Думаю, вам стоит сосредоточиться на книгах, а я займусь чем-нибудь другим.
– Годится, – сказал я.
Мы шагнули в комнату, которая наверняка некогда служила столовой, и Гвен отыскала выключатель. При свете помигивающей люстры стало ясно, что чуть ли не каждую свободную поверхность здесь занимали книги, большинство из которых были кое-как составлены стопками на полу или прямоугольном обеденном столе.
– Может, мне потребуется кое-какая помощь с книгами, – сказал я.
– Вам не надо их внимательно изучать; просто посмотрите, нет ли чего необычного. А я поднимусь наверх в спальню.
Я остался в столовой. Трудно было смотреть на собранную Элейн Джонсон коллекцию детективов и сразу же не прикинуть, сколько все это добро может стоить. Хватало тут и откровенной макулатуры – стопок массового чтива в сомнительном состоянии, – но я быстро засек первое издание «Вскрытие показало» Патриции Корнуэлл[81] и одно из ранних изданий «Черного эха» Майкла Коннелли[82]. Интересно, подумал я, что теперь станется с этими книгами, а потом напомнил себе, что я здесь совсем по другому поводу.
– Малколм! – это Гвен кричала со второго этажа.
– Да! – крикнул я в ответ.
– Можете подняться сюда?
Я поднялся по лестнице, тоже уставленной стопками книг по краям ступенек, и нашел Гвен в спальне, где она не сводила взгляд с пары наручников, висящих на гвозде. Я ткнул в них пальцем.
– Ни к чему не прикасайтесь, – поспешно произнесла Гвен. – По-моему, сначала надо снять отпечатки.
– В «Смертельной ловушке» тоже на стенке висят наручники. Они играют критическую роль в пьесе.
– Знаю, – сказала она. – Я вчера вечером еще раз пересмотрела фильм. И посмотрите-ка сюда.
На полу у нее под ногами стояла прислоненная к стенке картинка в рамке – фотография какого-то маяка.
– Вы думаете, что Чарли принес с собой наручники, снял картинку и повесил их на гвоздь, только чтобы мы убедились, что это действительно посвящение «Смертельной ловушке»?
– Думаю, что да, – подтвердила Гвен, после чего двинулась к стенному шкафу. – Итак, он прячется – скорее всего, как раз в этом шкафу, – может, в маске, и потом выскакивает оттуда и пугает ее до смерти.
– Странно, – произнес я. – Насколько нам известно, он впервые ставит сцену, которая напрямую указывает на мой список.
– И впервые убивает кого-то из ваших знакомых.
Мы оба постояли, глядя в сторону шкафа. Гвен произнесла:
– Честно говоря, я увидела достаточно. Я просто хочу, чтобы эти наручники сфотографировали и сняли с них отпечатки.
– Он наверняка был в перчатках.
– Этого мы не знаем, пока не проверим; но да, он наверняка был в перчатках.
Я оглядел остаток комнаты, пока Гвен вытаскивала телефон и водила глазами по экрану – судя по всему, читая только что полученную эсэмэску. Здесь была старая кровать с четырьмя высокими столбиками по углам, небрежно заправленная и накрытая ворсистым розовым покрывалом. На паркетном полу лежали вязаные декоративные коврики, за годы основательно выцветшие. К одной из ножек кровати пристал спутанный мех.
– У нее было какое-то домашнее животное? – спросил я.
– Не помню, чтобы в рапорте об этом упоминалось, – ответила Гвен.
Я попытался представить себе Элейн Джонсон в обстановке нашего магазина – вроде как она никогда не уделяла особого внимания Ниро. В итоге предположил, что у ее сестры была собака или кошка, и хозяйки просто никогда не вытряхивали коврик. Вообще-то ничего в этом доме не блистало чистотой. Я подошел ближе и посмотрел на фотографию в рамке на стене над комодом. Рамка была белой, и ее верхний торец оказался чернющим от грязи. Вставленная в эту рамку фотография изображала некое семейство в отпуске – отец в рубашке-поло, мать в коротком клетчатом платье и роговых очках. С ними – четверо детей: два мальчика постарше и две девчонки помладше. Они позировали перед огромным деревом, вроде как секвойей – похоже, где-то в Калифорнии. Я наклонился, пытаясь определить, кто из этих малолетних девчонок Элейн, но фотография была слегка не в фокусе и выцвела от времени. Однако я пришел к выводу, что Элейн – младшая из двоих, та, что в очочках, прижимающая к боку куклу. Она единственная из всех детей не улыбалась.
– Готовы? – спросила Гвен.
– Конечно.