– Мне не полагается даже просто разговаривать с вами, так что да, я не стала бы по этому поводу переживать.
– Ладно, – сказал я. – Это просто имя, которое недавно всплыло. Не буду говорить, при каких обстоятельствах. Но если вдруг со мной что-то случится, пожалуй, есть смысл присмотреться к человеку, которого зовут Николас Прюитт.
Гвен повторила это имя за мной, и я еще раз произнес его по буквам.
– Кто это?
– Один университетский преподаватель английской словесности. Это наверняка ни о чем, но…
– Ладно, – сказала она. – Будем надеяться, что все с вами будет нормально и что мне не придется выполнять вашу просьбу.
Мы распрощались, причем никто из нас не выразил желания обменяться рукопожатием или обняться, после чего я двинулся обратно к своему дому, размышляя о том, что мы только что поведали друг другу.
Пробыв дома минут двадцать – сна ни в одном глазу, – я подумал было опять выйти: доехать до Нью-Эссекса и прямо этой же ночью потребовать объяснений от Ника Прюитта. Адрес я раздобыл на «Зиллоу» – интернет-сайте, на котором размещается информация обо всех сделках с недвижимостью. Жил Прюитт в отдельном доме на одну семью на задворках Нью-Эссекса, неподалеку от университета. Можно было бы просто подойти к его двери и постучаться. Если Ник и есть Чарли – а я был почти что уверен, что это так, – тогда он должен знать меня в лицо. Может, удастся просто поговорить с ним, выяснить, чего ему надо, попросить его прекратить… Но если я завалюсь к нему домой на ночь глядя, непонятно еще, как он себя поведет. Непонятно даже, окажется ли он один.
В итоге решил съездить в Нью-Эссекс завтра, прямо с утра, последить за домом и понаблюдать за его хозяином какое-то время. Это могло дать мне некоторое преимущество.
Глава 21
На следующий день, рано утром, перед тем, как выдвигаться в Нью-Эссекс, я заскочил в «Старых чертей». Ниро незамедлительно выскочил из-за откидной дверки своего подвального лаза, чтобы поприветствовать меня, – целеустремленно устремился под ноги, задрав ко мне голову. Я подхватил его на руки, почесал под подбородком. Я уже не раз спрашивал себя, стоило ли оставлять его себе, и всякий раз отвечал, что стоило. Не знаю, есть ли какой-то способ оценки уровня счастья и довольства у животных, но уверен, что Ниро просто-таки наслаждался своей жизнью в магазине. Я опустил его обратно на пол, снял несколько его волосков со своего шерстяного пальто. Собрали ли его волоски в доме Нормана Чейни, расследуя убийство? Сочли их важными или не заслуживающими внимания? Я и понятия об этом не имел.
Оставил Эмили с Брендоном записку с перечнем того, что надо сделать, а потом вышел обратно в холодное утро.
В Нью-Эссексе я был чуть более чем через час, на самом малом ходу проехав вдоль тротуара напротив дома Ника Прюитта – маленького угловатого строения с мансардной крышей. Было восемь утра, и я чувствовал себя, как на ладони. Корнинг-стрит оказалась почти полностью «спальной», и у всех домов имелись подъездные дорожки. Моя машина оказалась бы единственной, припаркованной вдоль тротуара. В сотне ярдов на углу виднелся круглосуточный магазинчик. Развернувшись, я поставил машину прямо перед ним, вырубил мотор. Дом Прюитта отсюда был по-прежнему хорошо виден, а если кто-нибудь поинтересуется, чего это я сижу тут в машине, то всегда можно сказать, что я как раз собираюсь зайти что-нибудь купить.
Стекла стали запотевать изнутри, так что я протер небольшое окошечко в правом нижнем углу лобового стекла, чтобы по-прежнему наблюдать за домом, и сполз пониже на сиденье. Перед домом Прюитта стоял автомобиль – что-то спортивное, не исключено, что и «Порше», – но это вовсе не означало, что хозяин все еще дома. Работал он в университете, всего в нескольких кварталах от дома. Если сегодня у него были утренние пары, он мог запросто пойти туда пешком.
Ожидая, я все прокручивал в голове свой список, соединяя приведенные в нем книги с убийствами. Если только Гвен Малви что-то не пропустила, то Чарли уже совершил убийства, описанные в четырех из восьми книг моего списка – а не исключено, что и в пяти. Первое, естественно, было исполнено совместно со мной – одно из убийств «крест-накрест» по «Незнакомцам в поезде». Эрика Этвелла и Нормана Чейни. Потом Чарли творчески переосмыслил сюжет «Убийств по алфавиту», заменив буквы названиями птиц в именах и фамилиях жертв. Билл Мансо был убит на основе идеи из «Двойной страховки». Элейн Джонсон – таким же образом, как супруга драматурга из «Смертельной ловушки». И возможно ли, чтобы Стивена Клифтона убили, использовав метод из «Тайной истории»? Откуда Чарли вообще узнал про Клифтона? Хотя, конечно, вполне мог узнать. Он был в курсе про меня и про мою жену. Насколько сложно было выяснить, что Клэр Мэллори ходила в среднюю школу, учителя которой обвиняли в непристойном поведении по отношению к собственным ученицам? Пусть даже и сложно – это не значит, что совершенно невозможно. В результате оставалось три книги, три убийства, которые предстояло совершить: «Тайна Красного дома», «Злой умысел» и «Утопленница». У меня были сильные подозрения, что как минимум одно из этих убийств уже тоже совершено, но почему-то я в этом сомневался.
Около одиннадцати я выбрался из машины, потянулся, а потом зашел в магазинчик. Это было одно из тех мест, где продают молоко и основные продовольственные товары, но которые существуют исключительно за счет лотерейных билетов и сигарет. У человека за кассой я купил липкий зерновой батончик и пыльную бутылку воды, расплатившись наличными. Уже направляясь обратно к машине, заметил молодую женщину в джинсах и высоких, по колено, сапогах, которая решительной походкой направлялась к двери Прюитта. Юркнув в машину, быстро протер лобовое стекло изнутри, продолжая наблюдать за этой женщиной – она нетерпеливо ждала, слегка раскачиваясь на каблуках. Опять позвонила в дверь, попробовала постучать, а потом приникла к одной из узких стеклянных панелей на краю двери. Наконец сдалась, глянула на свой телефон, развернулась и вышла обратно на улицу.
Выбравшись из машины, я последовал за ней, решив, что если она ищет Ника Прюитта, то в конце концов найдет, а если я прослежу за ней, то тоже его найду.
Шла она быстро, едва не переходя на трусцу, так что пришлось прибавить шагу. В конце Прюиттовой улицы свернула налево на Глочестер-роуд, короткий отрезок которой круто поднимался к нью-эссекскому университету, и наконец подошла к двухэтажному кирпичному зданию на краю студгородка. Щит на краю дороги гласил: «Проктор-холл». Я рысью устремился к двойным стеклянным дверям и оказался в чем-то вроде вестибюля, ухватив взглядом удаляющуюся спину женщины – цоканье ее сапог стихало в конце длинного коридора, уходящего влево. Бородатый мужчина за информационной стойкой поднял на меня взгляд – я лишь улыбнулся и кивнул, словно уже сто раз его видел, и сразу же двинулся вслед за женщиной по освещенному люминесцентными лампами коридору. Она решительно толкнула третью дверь слева. Небольшая табличка подсказала мне, что это аудитория 1С, и я осторожно заглянул внутрь сквозь армированное стекло двери. Все, что удалось разглядеть, это несколько ярусов расположенных полукругом сидений, как на стадионе, на которых развалились перед своими столиками десятка два студентов. Толкнув дверь, я проскользнул внутрь и незаметно пристроился в заднем ряду, на самом верху. Помещение, уходящее вниз к кафедре, оказалось заметно больше, чем удалось разглядеть сквозь окошко в двери – наверное, где-то на сотню студентов, и, по моим прикидкам, заполнено оно было примерно на две трети. Женщина, за которой я следил, успела снять свою черную парку и меховую шапку и теперь стояла в самом низу, заметно нервничая.
– К сожалению, – объявила она, – профессор Прюитт сегодня не сможет вести занятия. Я пробуду здесь оставшееся до конца пары время – на случай, если у кого-то есть какие-то вопросы; но, если вам не сообщили иное, в пятницу утренняя лекция начнется по обычному расписанию, а все данные ранее письменные задания в силе.
Не успела она закончить свое объявление, как все студенты дружно принялись засовывать свои лэптопы обратно в рюкзаки и натягивать куртки. Я тоже поднялся и, быстро выйдя из аудитории, прошел по коридору и выскользнул на улицу, надеясь, что никто не обратил на меня особого внимания. Небрежной прогулочной походкой подошел к скамейке с видом на Атлантический океан, темно-серый под свинцовым небом. Немного посидел, развернувшись боком, чтобы хорошо видеть Проктор-холл, из которого теперь толпой валили студенты, спеша и расталкивая друг друга – явно из опасений, что их профессор вдруг все-таки в последний момент объявится и тогда конец утренней вольнице.
Было ясно, что именно произошло. Прюитт не появился в своей аудитории, не отвечал на эсэмэски и звонки на мобильник. Его ассистентку попросили по-быстрому сгонять к нему и проверить, дома ли он, благо это недалеко. У меня уже возникло нехорошее чувство, но я постарался затолкать его поглубже. В конце концов, Прюитт – алкаш, по крайней мере, по словам Джиллиан Нгуен. Может, мается с похмелья. Может, нечто подобное происходит постоянно, и его помощнице все-таки иногда удается поднять его, барабаня в дверь.
Я осторожно присматривал за Проктор-холлом, сгорая от любопытства, как поступит ассистентка Прюитта, когда выйдет из здания, и гадая, не направится ли она опять к его дому. А потом вспомнил, что она пообещала оставаться в аудитории до времени окончания лекции, указанного в расписании. Поднявшись со скамейки, двинулся вниз по спуску обратно к дому Прюитта. Тело подсказывало мне немедленно забраться в машину и уматывать домой. Что-то случилось. В голове неотвязно крутилась стихотворная строчка: «Кто-то умер, и ведомо это деревьям…» – я не сразу вспомнил, что слова эти принадлежат Энн Секстон, вроде как из стихотворения, посвященного смерти кого-то из ее родителей. Подойдя к дому Прюитта, я оглядел ряд деревьев вдоль Корнинг-стрит. Все они были голыми, естественно, и на фоне темного неба казались лишь черными силуэтами, карандашными набросками. Трудно было представить их укрытыми густой листвой летним днем. Да,