Сопротивление… Они как бы сначала вроде жестко начали. Я так понял, что они особо не перезаряжаются. Они БК отстреляли и начали отходить. Ну, достаточно хорошо мы зашли.
Потом попали в утык. Там я был на СПГ-9, как у нас называют его, «Сапог»[85]. Штурмовики попали в утык, в перекрестный огонь, с двух пулеметов, и с «граников» они долбили.
Вообще со штурмами мы шли, как обычно. Метров 100 от них. Сначала же все вместе идем, а потом начинается разделение. То есть они где-то там закрепились, мы ищем позицию и начинаем работать. В принципе, начал я работать с СПГ с расстояния где-то 200–250 метров. Практически в упор работали. Единственная проблема — там же плотные застройки, не как у нас, когда все ровно по линиям. Разбросаны и эти заборы, и всякое.
Нашли позицию. Сначала с земли. Начали туда бить. Значит, первый выстрел, второй выстрел — попадание. Все там загорелось, задымилось. Ну, нас там подогнали, все кричат: «Давай, быстрее, работай, работай! Там наши уже пройти не могут. Быстрее, быстрее».
Была осечка. Так как у нас обычно пороха все гнилые приносят… я бы сказал, как говорят: «50 на 50». Но я думаю, что еще меньше процентовка. Сами ракеты хорошие, а пороха все гнилые. Первая была осечка. Вторую перезарядились. Четко попали — расстояние позволяло. Первый раз попали — ничего нету. Хлопок слышали, а такого эффекта не было. Мы, значит, второй раз туда — раз. Опять нету. И буквально через минуту повалил черный дым. В дом. Да, одноэтажный дом. Судя по огневым, наверное, там человек 7–8 было. Но по факту осталось там после пожара четыре человека. Обгорели, в основном угольки.
Ну это вот самый первый бой был для меня. Первый раз я почувствовал, что это такое. Дальше уже пошло чуть полегче.
Потом опять утык. Потом боеприпасы у нас закончились, потому что мы тащили три осколочных и три фугасных. Сказали: подождите, сейчас подвезем. С нами там ребята работали с «Утеса» и с АГСа. В принципе, в этом же бою, когда подвезли БК, мы решили забраться на дом. То есть забрались, у них же крыши ровненькие такие. Туда залезли, вроде как все хорошо, тихо.
Начали работать. Все. И тут по нам посыпало все, что можно. Ну все. Сверху по нам били, снизу по нам били, вот. Где-то после третьего или четвертого выстрела стало невозможно работать. Тут еще рядом бухнуло. Мы, короче, все бросили, вниз сбежали, а обратно не можем залезть. Плотный огонь, свист, ну и страшненько, конечно. Кое-как СПГ стащили и уже потом пошли с автоматами.
А вот прям таких… первых духов… Да просто из-за угла мы вынырнули. Вернее, нет. Мы зашли в дом. Зашли в дом, скажем, с коллегой по работе. Естественно посмотрели, что к чему… Не то чтобы мародерка, ну, все равно же обращаешь внимание. Шкафчики посмотрел — так, ничего интересного нету. Начинаем выходить, и тут четыре духа. Вернее, идут четыре человека с пулеметами, но с опущенными пулеметами вниз. Просто так как бы проходят. Это 20 метров. Я думаю: наши, не наши, черт его разберешь. Будем работать. Повязок же нет.
Работаем, все. Из двух автоматов дали очередь — реально упал один. Остальные все разбежались и как дали по нам. Начали уходить. А там один вход и один выход, и решетки. Короче, кое-как мы ушли. Прятались. Наши там нас чуть не постреляли.
Первый бой. Длился где-то часов 6–7. Но зачистку мы произвели. Сказать я не могу, сколько мы там отработали, настреляли, потому что там видишь (показывает), там видишь — лежит, и мы не знали, сколько.
— Забавное — это глаза. Особенно, когда по тебе работает 120-ка, или «саушка»[86], или танчик. У всех глаза вот такие вот. Все друг на друга смотрят. Все, даже те, у кого-то не первая война, понимают, что кучковаться нельзя. Кучковаться нельзя, но все равно все вместе собрались возле заборчика и смотрим друг на друга. Смотрим, они прилетают. А они же тоже четко бьют, хоть нам и говорят, что они обезьянки, а они научились работать, и все четко, можно в ладоши похлопать.
Глаза… Не то чтобы страх… Какое-то такое чувство сжимания есть. Там мы около одного заборчика пересидели. Ну, прямо рядом по нам прошлись, но не задели. Забор… Ну, обычный, из чего они там делают, эти постройки. Вроде как бы за него спрячешься, так они насквозь простреливают. Если ты хочешь через него работать, сделать, например, отверстие, то его пробить невозможно, как обычно. Это первое, что запомнилось.
Страха у людей в глазах я не видел, все на азарте были. Все понимали, куда идут. И вообще, свой кайф получаешь.
Про напарников
— Нам же говорят, как надо одеваться, куда идем. В итоге на штурме я увидел пулеметчика, который выбегает в обычных шортах. Значит, с накачанным торсом, в тельняшке… и в этот раз без берета. В тельняшке, с пулеметом наперевес, просто бежит и орет. И видно, что его испугались, все просто разбегаются в разные стороны.
Коллега был. А он маленького роста… Какого? Ну, не знаю, метр с кепкой в прыжке. Гранатометчик был… Почему был — есть. Как бы в прошлом рассказываю. Попадал вообще всегда. И постоянно мы где-то в них попадаем, он говорит «щас» и начинает во всякие норы залезать. Ему без разницы, второй или третий этаж, он по стене залезал, внутрь заходил сзади, там их глушил. Все, заходим, короче. Тоже за него переживали, мол, долазаешься.
Были ребята, у которых вообще страха не было. Скажем так, нормальный человек все равно хоть чуть-чуть чего-то боится, а про этих скажут: ненормальные. Ну, грубо говоря, ненормальные, потому что страха нет. Он спокойный. Раз, даже без прикрытия, беруши вкладывает в уши — и пошел. Все. Сходит, туда 200 метров, туда 200 метров. Мы там переживаем: где он? Трясемся. Вот там сходил, там духи есть, там нету. Вот такие тоже люди есть. Все время поражало это. Мы интересовались: «Вот что, вообще не боишься?» А он в ответ: «Да, че?» Один сходил, посмотрел, вернулся. Вообще свободно ходил, никакого страха не было.
— Когда там не был, ты ее вообще другой себе представляешь. Ну, ты ее представляешь: тут да-да-да-да, а по факту, когда уже в эти реалии попадаешь, грязь, пот, кровь… Скажем так, не всегда это понятно. Приказы, плохо со связью, никто ничего не знает, обычный бардак. Но в итоге все складывалось хорошо.
В общем, для себя я понял, что, в принципе, у каждого своя правда. Ну, я имею в виду сторону. У каждого своя: у них — своя, у нас — своя. Ну и в любом случае я понимаю, что я сюда приехал за деньги, но, в принципе, занимаюсь благородным делом. Боремся с мировым терроризмом.
— Про Липецк. Заходили мы самые первые — подразделения 6-го ШО. Я был в «семерке», но нас всех прикомандировали. Раздули отряд. Приехали туда. То есть не знали, куда летим. Только слухи ходили, что куда-то не сюда, а в другое место.
Прилетели мы сюда, на «Химки». Нас тут же перегрузили в другой самолет. Приодели, сухпайки выделили. Переодели в ливийский камуфляж, и мы полетели туда.
На подлете нам говорят:
— Ребят, сейчас будем приземляться, нас будут обстреливать, надо из самолета всем рассыпаться.
Ну, слава богу, все прошло хорошо.
Ждали автобусы часа 4 или 5, я не помню уже. Приехали, значит, эти местные союзники, ливийцы. Загрузили нас в автобусы, и мы поехали. Пустыня… Сколько ехали, не помню. Часов 15 мы примерно, что-то такое. Без оружия все. Нас постоянно прятали. Мы съезжали с этой пустыни, стояли. Верблюдов видели. Вот.
После этого приехали на базу, вооружились. Нам там более-менее обстановку рассказали. Просидели мы, если коротко, на базе месяц. На Джофре. Потренировались, получили вооружение, примерно уже поняли, что и как будем работать.
После этого нас начали вывозить на «Пилюлю». Там была контрольная точка. Приехали туда. Там нас поселили в здание. В течение суток нас уже раскидали. Погрузили… Подъезжали пикапы, спрашивали: «Кто хочет сегодня поработать?» Загружали, мы садились в багажник, и уже на позиции. Ну, в подразделении я был…
Значит, мы приехали, стояли в одной из деревень. Не буду название говорить. Это была больница или лаборатория какая-то. «Пумовская деревня». Это прямо, получается, перед «Пентагоном», это здание, которое тоже высокое. Мы там тоже встали. Все нас распределили. Там два этажа, там окна… Нас много было народу. Ну, взвод практически был. Нас же раздули, человек 60 и еще водителей там подраскидали. Все.
Мы где-то дня три или четыре там простояли, штурмов не было. Летали квадрокоптеры. Прямо подлетали, прямо внаглую. Сидим на крыльце, курим, а они подлетают, садятся и снимают. Ну, сначала их не трогали. А вот уже когда пошли на первый штурм, начали их сбивать. И как только мы их сбиваем, сразу же туда прилет. Четкий прилет, 120-ка идет. Потом поняли, что лучше не сбивать пока. То есть пока нет необходимости.
Дошли мы до этого «Пентагона», закрепились. А там бой… Сколько он у нас там длился? Долго. Сутки, наверное, мы постреливали. Но закрепились. Мы стояли в самом «Пентагоне», со мной были ребята, птурщики, снайпер, я был на «Утесе», и у меня был второй номер на «Утесе». По сути нас было 6 человек. Люди приезжали, уезжали, но костяк — 6 человек. Плюс с нами ночевали ливийцы. Там их много было, человек 30. Но они как обычно делали: 6 часов вечера, у них рабочий день заканчивается, и они уезжают.
Первые бои были прямо жесткие такие. Когда занимали «Пентагон», по нам очень хорошо работали, причем из всего. Нам сказали, что у них вообще БК нет, ничего нет, а РПГ летит каждые 10 секунд. Никто ничего не понимает.
Ну, в общем, закрепились, сидим. И практически не было такого времени, чтобы по нам никто не работал. И 120-ка, и танчик, а потом мы столкнулись с дронами. Тут такая история была. Значит, это был обед. Подъезжает их местный генерал вместе с БК, две машины. Прямо ко входу они подошли.