Этот хаос нельзя описать. Это хаос, это просто происходит. То есть я не знаю… Это может картинно звучать, но когда уточнили, как у нас обстановка, отряд был в ЗКВ очень прикольный…
— Обстановка?
— Ну как обстановка: у меня два «двухсотых»; «трехсотых», б***ь, наверное, пятьдесят процентов, я с ногой, б***ь, вытекаю. Обстановка? Ах**нная у меня обстановка, все нормально!!! Вы где?
Запомнился мне этот диалог.
Никсон тогда прилетел… Он умер не сразу… Я сейчас не преувеличиваю, и не преуменьшаю, и не приукрашиваю ни в коем случае. Это было как в х**вом кино. Просто в очень дешевом, х**вом кино. В фильме про войну. Потому что он просто лежал, вытекал, и мы не могли к нему подойти, и он назвал типа: «Это просто п***ец…» Это такое… Такое в Голливуде не снимают. Это настолько фальшиво и пафосно звучит, я понимаю, как это звучит. Но это было именно так. Ну, просто было.
Мы просто не могли его вытащить — нас отрезали огнем. В какой-то момент духи решили пойти на штурм дома. Так как я стоял за барной стойкой, у меня под правой ногой сидел раненый старшина, и мы во всем этом кипеже: все взрывается, все стреляют. Я опускаю голову, он у меня сидит так… Уже укололи трамадолом, перевязали… Он сидит вот так, скатился, говорит:
— Ты че, умирать сегодня собрался?
Я стою, на него смотрю и так наивно говорю:
— Нет.
— Так, все нормально, братан. — Поправился, автомат скинул. — Сейчас мы им п***ы дадим.
Вот это, не знаю, вытащило меня из ледяной воды, поставило на ноги и сказало: так, все, алле, внимание.
Когда духи пошли на штурм, они пошли через калитку, которую я видел в окно непосредственно. А у меня на штурм была «злая лента», как я ее назвал — были заряжены разные патроны, через один все, кроме трассеров. Там и БЗшки[106] были, и Б-32-е[107], и ППшки[108], и ЛПСы. И первых двоих, кто зашел, я нашинковал конкретно. Третьего тяжело ранил.
В этот момент они стали отстреливаться… Я вел огонь с барной стойки, с кухни, через окно. На первом этаже я их встретил, на 15 метрах. Я встретил, сложил… Они стали оттаскивать убитых, раненого. В этот момент у нас были гранаты — «хаттабки»[109]. У нас выбежал второй пулеметчик, и он просто как в мультфильме: у него рука не останавливалась, настолько быстро он через забор кидал гранаты. Наверное, штук шесть. После того как взорвались гранаты, духи отошли в другую сторону. За нами приехал «Чекан» — нас приехали вытаскивать пацаны. Началась эвакуация, мы стали отходить по координатам, куда нам сказали.
Мы стали отходить… И тут был момент, когда пробегали «Т»-образный перекресток. Я пулеметчик, я отходил последним. Я увидел, что непосредственно коллега ведет бой в направлении второго поворота в сторону «Т»-образного перекрестка, насыпал туда очередь: упал на колено, насыпал добрую очередь сквозь забор. Поворачиваюсь… Стою, начинаю поворачиваться, в 20 метрах от меня бегут пацаны. И тут… Я не слышу ни выхода, ни свиста, я просто опять вижу взрыв и понимаю, что все лежат. Я просто стою и думаю: «Да ну нах**». Опускаю голову и понимаю, что не могу поднять левую руку — у меня из левой подмышки торчит кусок размером, наверное, с сигарету. От мины. Думаю: «Них** себе, как здорово».
Пытаюсь согнуть руку — не могу. Думаю: «Надо этот вопрос как-то решать», и я сделал то, чего нельзя сделать по медицинским наставлениям. Я вытащил осколок сам. После этого рука дернулась, заработала. Начали помогать тем пацанам. Кто в сознании, те, кто стоял рядом, стали помогать ребятам. Были «трехсотые», мы стали оттягивать их. После того как оттянули, погрузили «двухсотых», организовали эвакуацию «трехсотых».
Все, отошли, заняли рубеж, и в течение следующих трех дней… четырех… да, следующих четырех дней мы активно укрепляли рубеж, который заняли. Причем не договариваясь ни с кем. Все молча понимали, что нужно делать. Мы посчитались на выходе, и… то есть тех, кто стоял на ногах… и нас оказалось восемь… всего лишь.
— А было?
— Двадцать восемь.
— Что из поведения противника в этом бою запомнилось?
— Честно, про этот бой я не могу сказать… не обращал внимания на их… ну, модель поведения. Действия были у них вообще непонятные на тот момент. Они и в дальнейшем были непонятные. Я потом выходил к союзникам, то есть к ливийцам… Там тоже была ситуация. Мы заняли рубеж, закрепились, и, соответственно, после закрепления нужно было налаживать коннект с соседями, чтобы в случае чего я хотя бы визуально их себе представлял… представлял командира взвода, чтобы мы друг с другом стреляться не начали. Х**овая политика с союзниками стреляться, так-то.
Я пришел, спросил, где дженерал, с кем вообще потарахтеть, и увидел просто… Ну, я назвал этого чувака богом войны. Это тип ростом, наверное, метр девяносто пять — метр девяносто шесть, достаточно высокий. Очень худой, с о-о-огромным афро на башке. Именно с афро. В ливийской форме, в тапочках. Вот просто стоит — он меня не видит, смотрит сквозь меня. В тапочках… Самое главное — в тапочках! Они были во-о-о-от такого размера, розового цвета медведи. Вот именно тапочки меня и задели. Они надевались не как ботинок, а как носок.
Он вышел с гранатометом на крышу, увидел духов и такой просто: «Аду!»[110]… Бац! Выстрелил, зашел, со своими о чем-то поговорил, со своими кентами вышел, второй зарядил. Бац! И я думаю: «Они так и воюют?» Ну, то есть я… Это бог войны, я не могу его назвать по-другому. Смертные так не могут, стопудово.
— А из поведения союзников, ну и противника тоже, что можешь вспомнить?
— Ну, у противника, как сказать… Я не могу назвать это глупостью, я не такой военный стратег, я обычный солдат. Мне просто интересно: вот какой смысл их войны «посменно»? Вот они приезжают, за неделю закрепляются, им передают опорники или че-каво, и они дикарями там сидят. Не, их там снабжают: похавать, БК и так далее. Но они не понимают, что происходит вокруг, где мы стоим. Начинают ездить, что-то искать, где-то приезжают, где-то получают п***ы. И начинается просто: каждую неделю у тебя новый противник по факту. В том плане, что это просто другие батальоны, другая рота, просто командир поменялся. Другие люди совсем и модель поведения другая. Вот это очень интересно по-своему, но я не понимал: зачем? Почему нельзя воевать людьми, которые знают местность? Это огромный плюс был бы. Но они этим не пользовались.
Удивило, что они вообще не пользовались инженеркой. Абсолютно. Вообще ничего не минировали. По крайней мере это в Триполи было. Как бы инженерная подготовка должна же быть в армии, а они этим не пользуются. Честный бой, там у них есть какое-то понятие, что только на стрелковом оружии, хотя прекрасно пользовались и танками, и ЗУшками, и всем остальным. Но минки почему-то нет.
Небо удивило, что какая-то х**ня летает, и постоянно надо от нее прятаться. Постоянно тебя кто-то хочет найти. Ну и то, о чем не пишут ни в одном учебнике и не преподают в армейских вузах почему-то: самое прекрасное в городском бою — это комфортное тыловое времяпрепровождение. Потому что у тебя мягкая кровать, у тебя есть чистая вода, у тебя есть горячая вода, у тебя есть на чем приготовить, у тебя есть крыша над головой, и это прекрасно. У тебя есть все. В этом плане это огромный бонус. В учебниках об этом почему-то не пишут.
— Под «Байрактары»[111]попадал?
— Под сам выстрел не попадал, но над нами один раз работал «Байрактар» на самых первых позициях. Оттуда было видно эти небоскребы, отель, этот, как его… все время забываю. Огромный отель там стоит, очень красиво. Я на «фишке» в бинокль нет-нет, да смотрю: вот бы туда. Вот бы туда дойти до моря, скажем так. Но не получилось, к сожалению. Но, я думаю, все впереди, скажем так.
Пока есть два человека, они будут искать третьего, чтобы он занялся этой работой. Поэтому, я думаю, еще будут шансы.
— А первый бой у тебя все-таки в Сирии случился?
— Мы стояли на заводах «Газ», «Зил»[112], это уже после штурма Дейрика. Просто катались в сопровождении, с вояками, и когда переехали в сторону реки, оттуда с ЦПВСом[113] ездили на сопровождение с генералом. Это нельзя назвать боем, просто ездили покошмарить духов с другой стороны реки… Либо просто по пустыне какого-то дятла могли шугнуть, чтобы он возле дороги не терся. Не столько по цели… По цели — это по духам, с другой стороны реки. Ничего экстравагантного я там не исполнил.
— Во время штурма еще вот этот дом. Это не 18 марта, это 6 апреля было. Занимали район, который находился на высоте. Нам не надо было идти в гору, после него начиналась низина. Когда мы его взяли, занимали этот район. Время было утреннее, солнце только встало. Заняли дом и в процессе передвижения по улице заняли оборону в доме. Я пошел наверх: у дома была как колодец лестница… ну, как спираль лестница. Дверь выходила на крышу, за спиной был витраж.
Чисто теоретически, это я сейчас понимаю, что, если открыть дверь на крышу стоя в этой двери, витраж будет видно. Я не учел этот момент, что сзади витраж. Поднялся на лестницу, открыл дверь, выглянул… То есть начал нарезать угол… Ну, в том плане, что выглянул не как долбо*б: открыл дверь и вышел. Открыл дверь, начал нарезать угол, чтобы посмотреть в южном направлении. Оставить север, запад. То есть в направлении запад, там наиболее вероятный участок был, откуда могут отработать. А за спиной у меня были дома, которые еще не взяли наши.