Ну, дальше штурм за штурмом, мы шли-шли, и у нас с братишками как бы разыгрался такой соревновательный процесс, постоянно так: идем, постреляем:
— Ну, сегодня день охоты, погнали!
Пострелять, посмотреть, понаблюдать, нашли кого-то, все — туда все пачками наваливаем, чтобы не глазели лишний раз, потому что нафиг оно нужно.
У нас в компании две категории людей:
1. Стреляй, чтобы по тебе не стреляли (рассказчик).
2. Не стреляй, чтобы по тебе не стреляли.
Категория «Не стреляй, чтобы по тебе не стреляли» постоянно оп***юливалась, либо какие-то неожиданности происходили с ними. Вот случай был. Или у «пятерки», или у «шестерки» ребята тихо-мирно сидели, а к ним духи просто подошли. Может, трассер, слухи. И у нас следом еще был неприятный момент. Вот те ребята, которые не стреляли, к ним подобрались, и это стоило жизней.
Ну, штурм за штурмом, мы — предкрайняя позиция перед перемирием, и получилось так, что мы только-только встали, закрепились, и на нас 40 духов впритык вышло. Слева от нас был отделение, вот оно и встретило их. Я метался от угла к углу, чтобы увидеть кого-нибудь, но нет, там жесткая перестрелка, прямо плотный огонь был до безумия. Не было перерывов в стрельбе где-то час, и я не знаю, откуда ребята БК брали, потому что ответка летела тоже хорошо. Радиоэфир был забит, по рации ничего нельзя было сказать. Шел ожесточенный бой, по сути, и все-таки, как оказалось, до нас кипеж тоже дошел (смеется).
Я увидел духа на балконе, который был с очаровательным лицом: боже, что происходит? Ну, я ж, естественно, очередь даю по нему, мой братишка сразу вкуривает, что наша мутка пошла, и смещается в первое здание, а я — следом за ним. И тут у нас тоже начинается дискотека. Духи начали смещаться в левую сторону, то есть на нас, и они давай щемиться по домам. И в окне, естественно, увидели и давай насовывать, насыпать. Они поняли, что дело может плохо закончиться, и начали съе*ываться.
Ну, естественно, они со всех щелей повылезали — многоэтажка справа от нас была. Они тоже начали ответку давать, а мы начали быстро их подавлять.
Вот о чем я говорил до этого, что были люди, которые не стреляли. Такие типа:
— А, идет бой. Я пойду, чайку попью.
И такой момент был, серьезно. И я тогда был очень зол, ведь все парни на позициях, пытаются что-то сделать, а этот пошел один чай пить. Ладно ты с кружкой вернулся бы на позиции, пьешь чай и отстреливаешься, а так он внизу сел и все. Я их «скромнягами» называю.
Сразу говорю, тут такое подразделение… Здесь нет армии, и за счет этого коллектив тут держится, из-за того, что нет армейской чепухи. Это сугубо мое личное мнение.
И «скромняги», и вот эти вот «симпатичные»… Ну, им просто здесь не место, они не нужны здесь. Сюда люди пришли заработать деньги, а кому-то просто нравится своя работа. Да, есть люди, я реально видел таких, серьезно, прямо у них руки трясутся:
— Там дух, давайте, я его зах**рю просто-напросто!
Все, вот и весь вопрос. Тут совмещение приятного с полезным: получение денег и война! Я считаю, что если ты приехал сюда, ты знаешь, на что ты подписываешься. Но нет, они как-то умудряются, хотят как-то отсидеться здесь. Блин, ребята, такого не будет, как вы не поймете? Идите нах** просто! Ладно, если ты один раз приехал и честно подошел, сказал:
— Блин, это не мое, ребят.
И тебя бы все поняли, но когда ты приезжаешь второй раз и думаешь, что снова отсидишься… Извини меня, друг, не нужно тут этого… Все, п***уй обратно. Такой человек подставляет других, потому что мы на него надеемся, а он чай пьет. Там справа кроет кто-то, а он чай пошел попить. Ну это, конечно, ужас.
— Во время штурма время пролетает просто безумно быстро, ты просто не замечаешь его. Кстати, Новый год отметили за три позиции до этого, где весь предыдущий момент и произошел. Отметили идеально (смеется). Был у меня позади двора бассейн, в котором я, естественно, искупался, и мы приготовили там шашлык. Там бассейн и сразу беседка, вот в ней. Было классно. В плане бытовой системы с ребятами не соскучишься. Бывает, ссоримся, но все это проходит в какой-то шуточной форме и как-то на хи-хи, ха-ха все происходит, и это замечательно. Не было такого, чтобы у нас отделение поругалось прямо сильно, в какой-то стопор вошло, чтобы люди не понимали друг друга. Не было такого, все друг друга понимали, к тому же у нас командир отделения грамотный был, и все взрослые мужики очень грамотные были. И тихие, спокойные, а ведь самое главное в нашей работе — проводить все без паники. У нас такого не было. У нас дядька мой как говорил:
— Ну что, к бою?
Все тихо, аккуратно собрались, и все. Духи х**ачат, мы спокойно расселись и давай наверстывать упущенное. И все, не нужно было говорить, куда кому идти, все знали свое дело. Без лишних слов, скажем так. Вот мы переместились с крайней позиции метров на 200–250, и все, мы встали, причем надолго. И, естественно, начали обустраивать быт, замерять точки до целей, где духов видели, где что. Ну и все, понеслась работа на протяженные дни.
И тут я увидел подбитый Hilux, который ребята слева от нас подбили. Как-то раз он выехал на них, пикап этот, и они его прошили, он встал. Ну, подошли ребята из снайперов, сказали:
— Нет, не сделать, не завести его. Машина все, сломана.
Пришли еще с нашего взвода ребята и тоже сказали, что пикап безнадежен. Я с дядюшкой со своим пришел, говорю:
— Ну что, получится сделать?
— Да тут делать-то нех**, сейчас все будет. Давай, посмотрим вокруг нас, может, что полезное найдем. Колеса есть — залатаем, отдадим, привезут. Нормально будет все.
Я смотрю — два попадания под руль, проводку перебило, прослойку между баком и самой машиной, там тоже проводку перебило. Мы, естественно, все это дело залатали, залатали колеса, и в то время, когда мы все это разбирали, я вижу, что с Запада надвигается черный такой пикап. Он черный-черный.
Я так засмотрелся и говорю:
— Дядька, это кто?
И братишка наш, кстати пулеметчик, стоял рядом:
— О, это, по ходу, духи.
А тогда было перемирие, никто ни по кому стрелять не должен. Получается, дорога на запад была под контролем духов, и часть, где стояли мы, а это было выдвижение по линии фронта, наш отряд и вот эта дорога, она строго под их контролем была, пока садыки не забрали ее. И вот они спокойно там перемещались, без проблем. И мы видели эти моменты, контролировали дорогу на север. Вот это вот да, проблематичная дорога, потому что поначалу они катались там, как тараканы. Пипец, везде бегали, и мы постоянно отгоняли их. И когда они дорогу потеряли, они перестали там бегать.
Едет этот броневик, я же давай махать ему руками:
— Эй, аду, сюда езжай!
А они, видимо, посмотрели на меня с удивлением и свернули к себе. И что в итоге вижу? За секунду до сворачивает пикап в поворот, и такой грибок просто черного дыма, и прямо по окнам — шарах. Все окна, естественно, все здания затряслись. Думаю: «Да ну нафиг. Что это такое?» А это ребята со второго взвода там просто МОН-200 установили на растяжке. И я смотрю, там пыль прошла, она обратно на дорогу встала, выкинуло просто машину, как тряпку. Затем оттуда парень чернокожий вылезает, контуженный, и давай по тапкам, в обратку, давать на запад. Он долго бежал, я за ним смотрел минут 15, пока он не убежал. Все эти 15 минут он бежал. И ребята сказали, что там, как оказалось, в остатках машины был еще один раненый. За ним ЗУшка приехала, но этого я уже не видел, потому что я как увидел стволы, убежал оттуда.
Ну, починили мы ласточку нашу, назвал я ее «Дарьей». И все, она выручала нас много раз: подвоз БК, к тому же если квадрики противника летают, машинам «Стоп колеса!» объявляют, и машины не ездят, но если где-то срочно-срочно нужно, ну прямо до усеру, то я могу. Она же не в учет, трофейная, моя, я ее никому не давал, ни с кем не делился — только на отделение. Вот есть братишки, и это наша машина, мне посрать. Командир взвода помогал, просил отвезти, привезти БК, если старшинская машина занята, вот в этом плане мы помогали друг другу.
Ну были, конечно, и плохие моменты. Стояли мы, стояли, все неплохо было, пока у духов штурм не начался. Мы даже не думали, что они пойдут.
Нас предупредили ливийские садыки. Говорят:
— Сегодня в обед пойдут, будьте наготове.
А мы с ними дружили, хорошие ребята, с ними не было недопонимания. Мы друг с другом делились, улыбались, смеялись. Хоть и на разных языках разговаривали, но мы понимали их, и они понимали нас. Ребята хорошие были, боевые, мы нашли точки соприкосновения. И у них в чем прикол, для них это гордость, это лучше любой награды и медали — повоевать с русским. У них вот так вот. Они прямо гордятся:
— Я с русскими вместе воевал! А ты кто? Ты никто!
И они нас предостерегли, что сегодня вот такая вот фигня будет. Ну тут дядька команду дает, он старший нашего опорника. Говорит:
— Давай, приготовились.
Мы расселись по позициям. Они первые начали стрелять. Мы заступили на крайний пост, на крайней позиции закрепились, и через восемь часов примерно, было по нулям, прекращение огня. Все, мы со всех стволов подолбили, чтобы не расслаблялись, и после двенадцати уже все.
Недолго песня пела, потому что через три дня дело дошло до того, что они чуть ли не под ногами у нас лазали, то гранатами, то камнями их закидывали. Ну просто угорали, и они на тапочки быстро сваливали. То с лестницами приходили разведчики, все хотели подкрасться, посмотреть. Ну, они без оружия были, мы не видели у них оружия, и дело доходило до того, что на четвертый день они начали постреливать в нашу сторону.
Раз постреляли, два, три. Попали по нашему опорнику. Мы день протерпели, два протерпели, а потом плюнули на все перемирие и начали долбить в ответ. Раз дали ответку, два… Молчание. Вот и все перемирие, ребят. Нефиг кусаться.