— Был у нас случай. Парень только выходит с «фишки», ему там чайник поставили пацаны, и он пошел кружку забрать. Только он выходит с «фишки», так туда, где он должен стоять, наблюдать в окошко, просто прилетает снаряд и выносит всю комнату.
Еще был пацан, у которого всю командировку было суеверие, что наколенники у него счастливые. Вот он пять месяцев ходил в наколенниках и спал в них. И вот где постреляют, он потом туда идет, и обязательно туда что-нибудь прилетает. Другой момент. Он искупается, выходит весь в пыли, грязный, потому что рядом прилетело. И вот он все пять месяцев спал в наколенниках.
(Показывает что-то вроде серебряной иконы.) Подарок товарища от насильственной смерти. Пока не попали. Ношу четыре года. Ну, как в Контору с контракта уходил, а пацана этого подготавливал. Он новенький был, со срочки, и он потом уходил, пацаны подарки делали разные: старшина каску подарил, она тоже помогла, но не мне — пацану дал. Осколок от АГСа или от крупняка ему прямо в лоб прилетел, и каска выдержала.
— Случай был в первом бою. Пробежали, я пулеметчиком был и слишком дох** нагрузили. Тысяча БК, бронежилет, каска, и бежать надо было много. Пробежал метров 100, и потом взвод перебежал, мы прикрывали с помощником. Я его прикрывал — он спустился и меня прикрывал. А нужно было с горки бежать, там метров 200, получается, простреливается. А я до того устал, что не могу с горки даже бежать, иду, а рядом всплески, стреляют. Мне кричат: «Беги», — а сил вообще нет. И думаю: «Бл*ть, хоть бы в ручку или в ножку попали, чтоб меня уже отвезли, чтобы все это закончилось. Чтобы никуда не идти, отдохнуть».
Ну, были такие ситуации, что ты бежишь, а тебе головы не дают поднять. А облегчиться уже необходимо, и что делать? Мотню расстегнешь и лежа свои дела делаешь. Да даже на колени встать не вариант.
Бывает, устаешь так, что из ленты пару патронов вытаскиваешь и перекатываешь в руке, чтобы не уснуть. Но это в основном в первом бою было.
— В прошлую командировку снайпер долбил. В доме находимся, роллеты закрыты. А так получилось, что снайпер напротив сидел, и он, видимо, увидел свет, как кто-то зашел. У нас так-то все затемнено, но получилось, что где-то что-то кто-то прое*ал. Он увидел вроде как силуэт и просто наугад выстрелил — и человеку пуля по голове, по касательной, слегонца ударила.
Респондент 4 «Ой, е-мое, и это весь Евфрат?»
— Я пришел в 2017 году, у меня друзья здесь были, на первой Пальмире, а с этими друзьями мы еще добровольцами на Украину ездили. А тут хоп, с ними разговорились: так, мол, и так.
— Чего, сидишь?
— Да вот, сижу.
Ну вот они и рассказали (про Компанию). Тогда еще набора не было, только в 2017 году он пошел. Мне отзвонились, я приехал, прошел фильтр, устроился в четвертый отряд.
Мы думали, будет Ближний Восток, заграница. Причем это первое мое подобное путешествие, так далеко за границу я не выезжал никогда. А тут хоп, и сразу Сирия.
Вообще, необычная страна, необычный климат, совсем другие люди, все совсем иначе. Приезжаешь, и ты ничего не понимаешь, как пешка. Просто, допустим, вылетаешь из Краснодара, где зима, холодно, а прилетаешь в Дамаск — жара вообще.
В Дамаске мы приземлились днем и проехали через весь город. Это такой муравейник, что я вообще не понимаю движения машин. Там стоит какой-то регулировщик, как-то он регулирует сам себе. Понятно одно: толпы людей на улицах. Так, занавеску приоткроешь в машине, смотришь, и это интересно. Очень крупный город, разные архитектурные решения, начиная от зданий, похожих на наши хрущевки, типовые дома. Также есть то ли государственные здания, то ли чьи-то еще, такие огороженные территории с пальмами, очень интересно. На меня это все произвело впечатление.
После этого нас сразу же перебросили на «танкодром»[47]. Начинали мы с Т4, ну и пошли задачи. Мы сразу же столкнулись с холодом. Ну как холод, я-то с северов, мне привычно, я так-то не мерзну сильно, только руки.
Единственное, что меня пугало всегда — дожди и песчаные бури. То есть я по фильмам себе их представлял, когда в художественных фильмах в пустыне все красиво показано. А в жизни это совсем разные вещи. Когда стоишь, и просто маленькие песчинки бьют по лицу, лезут в нос, рот, глаза, уши, куда только они не лезут. И даже не понятно, как спрятаться от этого ветра, потому что такое чувство, что он со всех сторон, как вихрь вокруг тебя кружится. В общем, там поломало нам однажды палатку, но мы ее подсобрали, спаслись. Потом вроде опять тишина, ну а потом уже, под конец командировки, теплая погода устоялась, очень хорошо было.
— Было страшно, а еще адреналин зашкаливал, конечно. Боялся — не боялся, не отвечу, но, наверно, боялся, просто даже на подсознательном уровне ты не понимаешь. Но, скорее всего, да, страх присутствует.
Когда выполняли первую задачу (да, с перестрелкой со всей), мы заняли высоту, тут «двухсотые» и «трехсотые», в принципе, все достаточно осознанно. То есть не скажу, что все было как в тумане. Вроде как бывает. Кажется, что час прошел, а по часам — пять минут всего лишь. Нет, все осознанно, все помню вполне прекрасно.
Помню, что тогда штаны на мне разорвались. Первая командировка! Все наступление я чуть ли не в трусах шел, потому что вечно как ни надену штаны, разрываю их. Китель — нормально, а вот штаны долго не держались (смеется).
В первую командировку все проходило как-то буднично, как обыкновенная работа. Пошли — заняли, пошли — заняли. По большому счету, на тот момент, скажем так, оппоненты наши уже поняли, с кем имеют дело, и они как бы отходили уже больше, поэтому какого-то жесткого бодалова на моей памяти в первую командировку не было. Вот именно четвертый отряд, когда я приехал — да, ходили, конечно, много, и было тяжеловато. Ты ведь все на себе несешь. Как мне сказали на Донбассе: «Это ведь не каждый день у тебя происходит». Ну да, не каждый день. Задачу выполнили, закрепились на определенных рубежах, встали, и уже все, буквально ждали вывода отряда домой.
А во второй раз когда поехали, мы уже работали под Дейр-эз-Зором. Это было в 2017 году.
— Под Дейр-эз-Зор мы приехали, когда там сложилась парадоксальная ситуация с насекомыми. На Шаире нас мучили мухи, но не было ни комаров, ни мошкары. Мы долго собирались в командировку, я купил себе палатку, в палатке хорошо. Ну и продавщица мне говорит:
— Возьмете что-нибудь от комаров и других насекомых? Репеллентик какой-нибудь?
— Да не, там, куда я еду, комаров нет.
И вот, перебравшись за Евфрат, я понял, насколько… Тут два варианта: либо я ошибался так сильно, либо продавщица меня прокляла. Потому что стал жестко жрать гнус. Причем это была какая-то маленькая мошка, которую не видно. Ой, как она ела! Аллергия страшная просто была. Мы все опухали, все чесались, все в пятнышки какие-то были раскрашены, как гепарды какие-то ходили (смеется). Это было что-то с чем-то!
Я представлял себе: река Евфрат, что-то такое мифическое просто, мифология старая, Тигр и Евфрат, Междуречье, все дела. А приехал, увидел — и разочаровался. Это такая небольшая зеленая речка.
— Ой, е-мое, и это весь Евфрат?
Не, ну весь я его не видел, только излучину. Да, мы потом перешли его и жили на берегу. Вот остров[48] этот зачищали, крайняя там задача была. Заехали на остров, думали, что все закончится в течение одного дня, но, встретив там жесткое сопротивление, просто жесткое сопротивление, плюс вот этот адский кустарник. Я столько растительности, собранной в одном месте, на территории Сирии не видел никогда.
Я в Латакии, конечно, был, но там кустарник просто сплошняком растет, дальше метра уже не видно ничего. Плюс ребята готовились, ждали, с той стороны у них укрепчики какие-то построены. Они-то были защищены, а мы даже не представляли себе, куда идем. И мы весь день с ними провозимся, когда просто весь день идет бой, а в результате проходим на один метр всего лишь. Это очень как бы… Никто не ожидал такого результата.
Ну что, с Евфрата пришла сырость, а это был еще ноябрь и было довольно-таки уже тепло. Мы ходили все в маскхалатах. У нас в принципе ни футболок, ни чего другого не было. На голое тело маскхалаты носили. Ночью пришел холод, а все вспотевшие. Дубак! Нашел какую-то коробку, в нее завернулся, а эта коробка ходуном ходит, настолько сильно меня от холода трясет. Я думал — все, просто умру от холода. Меня потом пацаны позвали: «Серега, иди сюда!» (смеется). Они меня между собой зажали. И вот если бы они меня тогда не согрели, тогда беда была бы. И вот это целую неделю продолжалось.
— Мы с тяжелыми работали, АГСниками мы все были. Когда на Мазлум, по-моему, шли, задача стояла следующая: наши парни шли в центре, справа шли садыки, а слева должны были идти фатимиды[49]. Меня поразило такое разнообразие. Фатимиды не говорят ни по-русски, ни по-арабски, они все на фарси общаются. Они же из Афганистана.
И вот пошли мы в эту деревню, а, скажем так, садыки не очень торопились идти за нами. Фатимиды вообще себя прекрасно чувствовали: они чаек подваривали, смотрели, как там дела… Ну и получилась такая ситуация, что садыки с правого края переместились к нам, и нас стало очень много на одном пятаке. Мы продолжили движение, зашли в соседний двор, и вся эта садыковская банда заскочила вместе с нами. После этого сразу же начался обстрел, да и просто грех не начать: народу очень-очень много было.