Пока Зоя шла к своей машине, Федор так и стоял с открытым ртом, глядя незнакомке вслед. Вот это осанка! Королевская! И какая же она красавица, эта женщина с глазами-звездами! Не девочка уже, но Федора на малолеток и не тянуло никогда. Он предпочитал зрелых опытных женщин.
А потом выяснилось, что Зоя его соседка. Квартира Зуевых тоже на пятом этаже. Познакомила их Соня Дивеева. Тогда они с Зоей еще не рассорились. Все случилось гораздо позже, в основном из-за Егора. А в тот памятный год их дети дружили. Тамара охотно общалась с Ритой, старший сын Дивеевых еще играл с девчонками. Младшие крутились рядом. Мир-дружба, короче. Идиллия.
Кто же знал, что будет дальше?
Что Зуев окажется сволочью.
Что Тамара влюбится в Марата.
Что сам Федор всерьез увлечется Зоей. Нет, не как женщиной. Он бы не посмел. Зоя стала его источником вдохновения. Музой. Балерина! Истинная леди! И сама доброта! Как тогда казалось Федору. Он совсем не умел разбираться в людях, тем более в женщинах, рядом с которыми робел.
Что Сонька Дивеева взбесится и станет науськивать мужа. Олежка всегда был подкаблучником.
Что на пятом этаже третьего подъезда станет как на минном поле. И наступит момент, когда рванет.
С чего все началось?
Со скандала, которому Герасимов невольно стал свидетелем. Егор решил продать свою квартиру…
Давно стемнело, а Снегин все топтался у подъезда. Домой бы надо, Алла наверняка уже ждет. У нее сессия, поэтому она дома, готовится к очередному экзамену. Они поужинают, неторопливо обсудят новости. Потом Алла будет читать книжку, а Снегин, зевая, таращиться в гаджет. Сериальчик какой-нибудь нароет. Так и уснет на диване, и Алла мягко отберет планшет и шепнет на ухо:
– Снегин, ты спишь. Перебирайся на кровать, под одеяло.
Домашний уютный вечер. Аккурат для такой погоды. Подморозило, ветер задул.
«Вот и топай отсюда. Дай и себе, и людям отдохнуть». Снегин задрал голову и сердито посмотрел на окна пятого этажа. Везде горел свет. У Зуевых тоже. Интересно, почему вдова здесь? Не в загородном особняке на Истре. Не рвется туда Зоя Валентиновна. Женщина-загадка.
Вот что-то Снегина не отпускало. Потому и месил ногами грязный снег. После затянувшейся оттепели на столицу стеной пошли морозы, и на пресловутой плитке, в которую укатали московские дворы и улицы, повсеместно образовалась наледь. Причем конкретная, похожая на застывшие морские волны. Удержаться на этой корке бугристого льда было неимоверно трудно, и в травмпунктах мигом образовались очереди. Поэтому сначала дворники сыпанули реагентами, потом для верности добавили поверх речной песок. А сегодня снег из нависших туч прорезался. И во дворах вспучилась какая-то хрень серо-бурого цвета. Стригущий лишай для обуви.
Снегин уныло посмотрел на зимние ботинки, имевшие теперь плачевный вид, и, вздохнув, побрел в сторону метро. Нечего здесь больше ловить. И вдруг во двор заехала машина. Точнее, влетела. Снегин ругнулся и отскочил. Едва удержался на ногах и заорал:
– Какого фига!
Здесь, мать его, жилая зона! Ограничение скорости! Куда он прет, козел этот ненормальный?! Поток малоцензурных ругательств уже готов был сорваться с языка, но вдруг слова застряли в горле. Снегин, не отрываясь, смотрел на машину, которая, взрыхлив колесами снег, пыталась припарковаться у знакомого подъезда.
Грязные ошметки летели в стороны, седан явно буксовал, но водитель словно ничего не видел и не слышал. Похоже, психовал.
«Кто ему, интересно, позвонил?» – подумал Снегин, прищуриваясь.
А не почудилось ли? Машина была белой. И чистой. Явно из гаража. Да еще и помыта. Свет фонарей никто не назвал бы ярким, но даже при таком ненавязчивом освещении было видно, что это не просто белая машина. На ней красовался необычный рисунок. Снегин вспомнил, что это называется аэрография – когда таким вот образом раскрашивают машины.
Сам он относился к явлению с недоумением. На кой? Но похоже, так самовыражаются. По-разному народ чудит. Кто под сафари тачку малюет, кто тоскует, допустим, по безбрежным морским далям, а кому-то надо обозначить свою принадлежность к конкретному виду спорта. Футбольный мяч заиметь на борту или теннисную ракетку.
Но чтоб так…
Сначала Снегин увидел капот, на который его чуть не уложили фейсом вниз! И подумал, что обознался. Уж больно похоже было нарисованное женское лицо на то, которое капитан недавно созерцал в квартире на пятом этаже, допрашивая безутешную вдову. Только Зоя Зуева на белом капоте машины была гораздо моложе. Правда, у Зуевой классические черты лица, поэтому сходство могло оказаться и случайным.
Но теперь Снегин видел дверь со стороны водителя. Ошибка исключалась.
«Небось Жизель, – с неприязнью подумал он, – или Одетта какая-нибудь»
Других балетных персонажей Снегин не знал, а девушка на машине была в пуантах и балетной пачке. Стояла на одной ноге, воздев руки к небу, туда же был направлен вытянутый носок второй ноги, на голове обосновался венок. Прекрасная балерина в лучшей своей роли. Кто бы сомневался, что это Зоя Зуева! Ее лицо! И на капоте тоже! Только крупным планом!
В голове что-то щелкнуло. Запах краски, которым, казалось, пропиталась одежда Тамары. И тогда, на лестничной клетке, когда начальство допрашивало Федора Герасимова, тоже ощутимо пахло краской.
«Отца нет дома, он или на мойке, или в гараже».
Переглядки Перваков.
Федор Герасимов влюблен в свою соседку! Иначе на кой ее рисовать на своей тачке! Ведь это все равно что прокричать на весь город:
– Я люблю Зою Зуеву!
Он повсюду возит ее собой! А что об этом подумал муж, интересно? Егор Всеволодович был не из тех, кто спокойно терпит, когда посягают на его собственность.
Зуев, Зоя, Остап Первак… Они выросли в одном дворе. К отношениям в этом любовном треугольнике все притерпелись. И вдруг появляется мужик, который малюет Зою на своей тачке! Сам или заказал рисунок? Судя по запаху краски, Герасимов сам аэрографией балуется.
Рисунок был профессиональный. Да что там! Шедевр!
Снегин так и стоял, ожидая, когда Герасимов справится с нервами. Наконец водитель заглушил мотор и как черт из табакерки высигнул из салона. Снегин невольно подобрался. Вид у Федора Стасовича был грозный. Да еще и бывший боксер! Сейчас наваляет!
Но Герасимов никого не замечал. Нещадно хромая, он заспешил к третьему подъезду.
«К дочери торопится, – хмыкнул Снегин. – Вряд ли отцу позвонила Тамара. При мне она не доставала мобильник. По времени не сходится. Тогда Перваки? Или… Зоя!»
Он шагнул было к Герасимову, перехватить. Вон он я, здесь! Никто вашу драгоценную дочуру не прессует! Она и сама за себя прекрасно может постоять. Зачем же так нервничать?
Но хлопнула тяжелая железная дверь. Снегин подскочил и потянул за ручку. Фиг! Пока код наберет и ответа дождется, Федор Стасович уже будет в лифте. Вернуться на криминальный пятый этаж и допросить? Вряд ли Снегин получит ответы, а вот по морде – запросто. Герасимов тянет на разъяренного быка, осталось махнуть красной тряпкой: удостоверением мента.
Похоже, он хороший отец. И негуманно будет упрятать его на пятнадцать суток за отцовские чувства. Другого повода пока что нет. Но ключевое слово тут «пока».
Снегин отступил на пять шагов назад и снова задрал голову. Ему показалось, что в окне квартиры Зуевых мелькнуло женское лицо. Как у них все сложно!
Эта лангетка на руке у Тамары. Последние слова Егора Зуева: «У тебя вон рука…»
Неужто убила девчонка?! Вот Герасимов и ярится. Сразу кинулся на ее защиту. Но за что убила-то?!
Снегин вынужден был признать: сегодня уже поздно. Надо выдохнуть, причем всем. Новые вводные: Федор Герасимов был в близких отношениях с женой соседа. Любовники? Возможно. И надо узнать, при чем тут Тамара. За что ей ненавидеть Зуева? И что скрывают Перваки? А они определенно что-то скрывают.
Снегин снова направился к метро. Возникло искушение вызвать такси, но он обругал себя за малодушие и решил испить горькую чашу сегодняшнего дня до дна. К тому же в толпе проще думать, когда необходимо абстрагироваться от реальности. Главное, свою станцию не проспать.
Он крепко задумался, так что Алла, открывшая ему дверь, напряженно спросила:
– Что-то случилось?
– Так.
Она прекрасно знала: расскажет за ужином. Не с порога же вываливать. Снегин задумчиво ел, Алла ждала.
– Вот что ты скажешь о мужике, который рисует на своей тачке балерину? – Дожевав хорошо прожаренную сочную отбивную, Снегин подобрел. И готов был поделиться сомнениями с любимой девушкой.
– Но это же здорово! Искусство, значит, любит. Заядлый театрал. Точнее, балетоман.
– Он мойщик машин, – грустно сказал Снегин. – И бывший боксер. А женщина, лицо которой, а заодно и фигура украшает тачку мужика, – это его соседка. И замужем. Теперь что скажешь?
– Любовь, – пожала плечами Алла.
– Так-то оно так, – вздохнул Снегин. – Но мужа недавно убили. Я тебе рассказывал. Профессиональные удары во все рефлексогенные зоны. По точкам били, явно со знанием дела. Вывод патологоанатома: рефлекторная остановка сердца.
– Главный подозреваемый? – понимающе спросила Алла.
– А тут без вариантов. Он первый прибежал на крики и задержал придурка с розами, который подставился. Якобы убийцу. Но чем глубже я погружаюсь в омут «добрососедских» отношений, тем больше убеждаюсь: убил не Герман. Свои.
– Снегин, ты нервничаешь, – удивленно сказала Алла.
– Потому что мне никто не верит. На этаже нет видеокамеры. Зато есть в лифте. Мне до зарезу нужна запись. А еще я завтра поеду к этому художнику доморощенному в гараж. Хочу узнать, откуда у работяги такая любовь к прекрасному? К балету, например.
– Я куплю билеты, – с готовностью сказала Алла. – Каникулы закончились, гости столицы в основном разъехались, ажиотаж прошел, пойдем в Большой.
– Да не очень-то охота, – понурился Снегин. Опять будут пытать искусством!