Повел отдавать.
Марко сидел рядом с Патриком. Уже проснулся и, вроде, пришел в себя, хоть и осунувшийся такой, бледный… Марко даже попытался подняться навстречу мне.
— Посиди пока тут, центурион, — небрежно бросил Рой. — Так будет безопасней.
Сунул куртку Патрику и потащил меня прочь.
— Вы с ним еще успеете поговорить, Вера, — тихо сказал мне, словно извиняясь.
Я даже засмеялась.
— Ну, ты даешь! — удивленно сказала я. — Ну, ты и собственник, оказывается! Ревнуешь?
— Да, — просто сказал он. — Ты не волнуйся, у него все будет хорошо. Думаю, Лопе он понравится.
— Лопе?
— Пенелопе. Да она всегда была Лопе, а не Пина, это он тут… Она всегда нравилась оборотням, и они ей тоже, говорит, что с животными, вроде нас, ей проще, чем с людьми, они искреннее… — Рой чуть усмехнулся. — Да я замучился отбивать ее от этих волков, они же не соображают. Ваши приходят, погуляют, а волки привязываются насмерть. И потом бегают за ней. Она иногда и не против, но работа есть работа…
«Животные, вроде нас…»
— Бегают за ней? Они что, не видят разницы?
Стало обидно за Марко. Я не верю, что он не видит и не понимает.
— Да умом все понимают, — сказал Рой. — Твой центурион прекрасно понимает, что настоящая ты — другая. Но у волков привязанность фиксируется на запах, на ощущения, прикосновения… чисто физически. Они понимают, но ничего не могут сделать с собой, это просто сильнее. Если ты вернешься сюда самой собой, он даже не узнает и не сможет принять, только мучиться будет…
Было в этом что-то такое… Да всегда было, с самого начала — чуть снисходительное и чуть пренебрежительное отношение к волкам.
— Ты просто ревнуешь, — сказала я.
— Да, и это тоже. Я ему тебя не отдам. Хватит уже.
Черт! Даже смешно.
Мы вышли на дорогу, начали спускаться с горы. Он держал меня за руку, поглаживая большим пальцем, моя ладонь совсем тонула в его руке.
— А драконы? — спросила я. Он ведь тоже оборотень.
— У драконов не так.
— Драконы не привязываются?
— Привязываются, — сказал он. — Просто для драконов важно другое. То, что настоящее, Вера…
Это было так странно. Никаких слов о любви, никаких глупостей. И в то же время, я чувствовала, что мне действительно уже никуда не деться от него. Он так решил. Это было волнующе и даже чуть-чуть страшно. Я не понимала до конца…
Ведь Рой легко и сразу начал называть меня моим именем, а Марко это до сих пор дается с трудом. Что-то наверно, в этом есть…
Рой может узнать меня даже… Принять? Меня, а не Пенелопе…
Страшно.
Он шел рядом, держа меня за руку.
Сегодня, этой ночью, мы только вдвоем. Есть только здесь и сейчас, остальное — подождет.
Город сияет огнями.
Огонь, музыка, танцы! Жизнь вокруг нас! Безумная жизнь!
Нас подхватило и понесло, закружило.
Салют на площади Сан-Мартинью, мы едва успели, и только благодаря Рою смогли пробраться на хорошие места, чтобы дома не загораживали. Он посадил меня к себе на плечи. Я возвышалась над толпой, а над моей головой с грохотом раскрывались огненные цветы. Умопомрачительно! Бабах! И вспыхивает небо, и сердце замирает. Никогда не видела ничего подобного! Настоящая магия. Все небо в чудесных узорах и огнях. Гигантские цветы раскрывали лепестки, перетекая один в другой, жар-птицы раскрывали веером перья… Под музыку. У меня кружилась голова. Ради одного этого стоило отправиться сюда.
А потом танцы.
Рой так уверенно ведет, держа меня за руки, обнимая, что у меня нет ни единого шанса что-то сделать не так, нужно просто довериться ему. Я не умею танцевать местные танцы, но если я вдруг сбиваюсь, он просто подхватывает меня, без всякого усилия, и мы почти летим, кружась… Я не чувствую ног. От безумного ритма колотится сердце. А у Роя даже дыхание не сбивается. Ну, почти. Когда мы останавливаемся в короткую паузу между одной мелодией и другой, ему нужен только один вдох и выдох, и он словно даже не танцевал. Просто монстр какой-то, а не дракон.
— Устала?
— Совсем немного, — говорю я.
Он улыбается так легко и открыто, и ночные огни танцуют в его глазах.
Мы танцуем.
А потом идем гулять по улицам. Огни кругом.
Смешно, но Рой ни разу не выпустил меня из рук. Вернее, он не только держал меня за руку, но обнимал за талию, за плечи, как угодно, прикасаясь ко мне всегда, и я всегда чувствовала его… Даже когда мы пили вино из глиняных кружек, сидя на парапете набережной, и ели жаренных на гриле устриц у фонтана, и просто шли рядом, и танцевали… Ни разу не отпустил.
Только пару раз я видела, как он смотрел на часы. И чувствовала себя немного Золушкой.
Сказочная ночь.
Удивительная…
Когда я первый раз увидела, как на высоком мраморном крыльце пара предается любви, ничуть не стесняясь посторонних взглядов, то немного смутилась… но сразу особо значения не предала. Парень был волк-легионер, молодой, кудрявый, в военной форме, а девушка — изящная красотка. Хотя ее красоту за задранной юбкой оценить не просто, только стройные ножки… «Ну, мало ли», — подумала я. Ну, негде им. А оборотни — они такие, когда приперло — ждать не могут.
Мы прошли мимо.
А вот когда весьма респектабельный и уже слегка лысеющий сеньор прямо на улице вдруг полез под юбку такой же респектабельной матроне, я опешила. Матрона захихикала, совершенно не пытаясь сопротивляться, и даже слегка откинулась назад, подставляя грудь для поцелуя.
Я чего-то не понимаю?
Вспомнила, что целующихся чуть более, чем просто откровенно, видела сегодня не раз.
— Это вообще нормально? — спросила я. Интересно же.
Рой хмыкнул, пожал плечами.
— Сегодня не очень, — сказал он, — но завтра — Ночь Любви, последняя ночь Карнавала. Завтра это будет на каждом шагу. Считается, чем больше людей увидит твою любовь, тем больше счастья это тебе принесет. Некоторые начинают заранее.
— Ого! — оценила я. — Завтра Ночь Любви, а мне домой!
В общем-то, ляпнула просто так, ничего особенного не подразумевая.
Рой остановился. Что-то такое мелькнуло в его лице… сомнение — с одной стороны, с другой — что-то неуловимо-звериное, непривычное.
— Ты тоже хочешь, чтобы все видели? — спросил он.
Сердце вдруг ухнуло куда-то в пятки и дико заколотись там.
— Я хочу только немного счастья… — словно оправдывалась. — А то, сам знаешь, со счастьем у меня…
Мне показалось, даже язык заплетается, потому что он так смотрел на меня… Я видела, как медленно расширяются зрачки в его глазах. Что-то меняется. Словно пружина, которую долго и упорно пытались прижать, вдруг распрямляется со свистом.
И не только пружина распрямляется… ну, я достаточно прижималась к нему, чтобы оценить всю полноту его чувств, и весь огонь. Он же не станет сейчас утверждать, что совсем меня не хочет, и это только физиология?
— Вера…
Он пытается что-то сказать, но не говорит, только чуть шевелятся губы, беззвучно.
Смотрит на меня.
Ну же… И тянусь к нему сама, совсем чуть-чуть, потому что вдруг все тело кажется каким-то деревянным и неуклюжим. И я боюсь что-то сделать не так. Не могу решиться, до дрожи…
И тогда Рой наклоняется ко мне, касается губами моих губ, сначала осторожно, но почти сразу так жадно, что дыхание перехватывает, вдруг все сжимается в груди, и так сладко ноет внизу живота. Все разом. Огнем вспыхивают щеки. Я обнимаю его за шею, тянусь, и он подхватывает меня, я почти висну на нем, ухватившись ногами. Даже не важно, как это выглядит со стороны, и пусть все смотрят. Это захватывает меня полностью. Уши горят.
Он отрывается, только чтобы заглянуть мне в глаза.
— Вера… — говорит отрывисто и чуть хрипло, — я люблю тебя.
Я всхлипываю. Это глупо, но почти до слез. И одновременно смеюсь.
— Я тоже тебя люблю! — на одном выдохе.
И мы целуемся снова. Сквозь тонкое платье я чувствую его горячие руки, которые ласкают меня всю, совсем не стесняясь людей вокруг. Мне кажется, я схожу с ума, потому что ощущение счастья просто разрывает.
Сквозь платье, а потом вдруг его пальцы по моей ноге… И я вздрагиваю.
— Нет… только не здесь… пожалуйста…
Он смущается так смешно, как мальчишка, даже краснеет, а я-то думала, смутить его невозможно.
— Прости.
И отпускает меня.
Я готова провалиться сквозь землю, потому что кажется — он неправильно понял.
— Нет, я хочу, Рой… просто не здесь, — я отчаянно кусаю губы. Не на улице же. На такое, пожалуй, не готова, какой бы счастливой приметой это не было. Целоваться, но не более…
Он кивает. На раздумья всего мгновение.
— Здесь рядом есть гостиница, — он мельком смотрит на часы, там «04.15». — Сейчас все занято, но для Гильдии должна быть бронь. Идем?
Я судорожно киваю. Ну, вот и все…
Ступеньки скрипели.
Наверх, в номер, он затащил меня с разбегу.
Лопнул тонкий серебряный ремешок на моем платье, упал со звоном. Он хотел расстегнуть и снять, но не вышло, то ли рука дрогнула, то ли не хватило терпения.
— Прости… — его тихий шепот.
Он рывком стаскивает свою рубашку через голову. Дышит судорожно. Обнимает. Я прижимаюсь к его груди, слышу как колотится его сердце — быстро и гулко.
— Подожди, сейчас… — я пытаюсь вылезти из платья, но оно, как на зло, цепляется и путается.
Он подхватывает, стаскивает с меня, и что-то рвется с сухим треском. Пусть… разберемся потом.
— Прости…
Он со звоном вытаскивает один клинок из ножен, кладет рядом с кроватью. Словно кого-то ждет. Это немного пугает. Расстегивает застежку портупеи и сует ножны со вторым клинком под подушку. Стаскивает сапоги, упираясь носком в пятку другой ноги, левый сапог улетает под стол. И я, не удержавшись, смеюсь — еще немного, и мы одежду точно не соберем.
Он улыбается.
Разворачивается ко мне, поднимает и ставит на кровать. Теперь я с ним словно одного роста. Он гладит мою спину и бедра так нежно… Его ладони обжигают, и губы обжигают еще больше. Такие гладкие твердые ладони и сухие губы. Его глаза густо-синие в полутьме.