После этого он с деловым видом содрал с оленя шкуру, ощипал и оскоблил её от шерсти, искусно разрезал ножом на очень тонкие ремни и стал их переплетать между собою. Через несколько часов усердной работы он сплёл ещё сырой аркан, надставив его с одного конца ремнями от котомки, связанными вместе. Он хотел устроить Мами торжественные похороны сообразно с обычаем тундры и сжечь её тело на костре. И в жертву ей он хотел принести стадо, неумеренная любовь к которому погубила её. Весь остаток дня он занимался исполнением своей кровавой затеи, закидывая аркан оленям на рога и закалывая их ножом в сердце. Олени до такой степени обручнели, что первых пятнадцать или двадцать он мог перехватить просто руками. Но потом запах крови и вид трупов, лежавших на земле, стал пугать тех, которые приходили или пробегали близко. Мало-помалу стадо пришло в смятение и в стремительном бегстве рассыпалось по ущелью. Но Ваттан мчался за ними вслед проворнее полевого волка, аркан его не знал промаха, и сверкающий нож убивал, как удар молнии. Мелким оленям он для скорости просто скручивал головы своими крепкими руками и спешил перейти к новой жертве. Бойня продолжалась до поздней ночи. Даже в темноте Ваттан продолжал колоть и душить слабых и отстающих сзади, пока сам не упал от изнеможения на землю. Большая часть стада была перебита, остальные олени спаслись из рокового ущелья и разбежались куда глаза глядят, разнося по соседним пастбищам и ущельям весть о великом несчастии.
С первым лучом рассвета Ваттан стал стаскивать оленей на место, выбранное для погребения. Их было так много, что работа длилась дольше полудня, хотя огромная сила витязя, казалось, удесятерилась, и он переносил тяжёлые туши на плечах так легко, как будто это были зайцы, убитые на охоте. Он не считал животных, но клал их большим полукругом вокруг тела Мами, оставляя со стороны озера широкий вход. Это было подобие загона, как его делают оленные люди перед тем, как отправиться в путь.
Молодой оленевод собирался отправиться в путь вместе со своей женой и хотел взять с собой всех этих животных. Наконец вал грузных серых тел окружил Мами. Ваттан принялся ломать и вырывать с корнем кусты и сносить их на место. Они были так смолисты и сухи, что представляли прекрасный материал для костра. Эта работа шла гораздо быстрее, и к вечеру на месте погребения воздвиглась груда ветвей и корявых корней вышиной почти с круглые Сени Каменного Шатра.
Когда всё было готово, Ваттан сделал прибор для вытирания огня, с деревянной дощечкой, сверлом и вращательным луком, как его устраивают оленные люди, и, не долее как через минуту, с обычной ловкостью детей тундры добыл необходимую искру.
Когда первая струя дыма повалила из костра, он взял Мами на руки и взошёл на вершину дровяной кучи. Потом уселся на средине, положил голову мёртвой девушки себе на колени и стал тихонько перебирать пальцами её тонкие волосы. Костёр быстро разгорался, смолистые ветви трещали, шишки ползучего кедровника громко лопались от жара, сырые корни скручивались, как живые руки. Когда языки пламени стали пронизывать костёр и дым повалил столбом, окутывая мёртвую жену и добровольно погибающего мужа, Ваттан поднял лежавший подле нож и твёрдою рукою вонзил его себе в сердце. Струя крови хлынула прямо в огонь, и лицо его низко склонилось вниз, как будто стремясь слиться с лицом Мами в последнем смертном поцелуе.
Нью-Йорк
1902 г.
Послесловие
Владимир Германович Тан-Богораз (1865–1936)
Натан Менделевич Богораз родился в апреле 1865 года в городе Овруче Волынской губернии в небогатой еврейской семье. При крещении (в подростковом возрасте) получил имя Владимир и отчество Германович. Его отец Мендель (Максимилиан) Маркович Богораз обладал разнообразными талантами, огромной силой и беспокойным характером. Вскоре после рождения сына он перебрался с семьёй за две тысячи вёрст от глухого Овруча на Азовское море в довольно крупный в те времена портовый город Таганрог, где в надежде разбогатеть перепробовал много занятий: торговал пшеницей и углём, занимался контрабандой. Кроме того, он был «даином» — учёным знатоком еврейских обрядов, пел, писал и даже кое-что печатал на древнееврейском и новоеврейском языках. Богораз считал, что склонность к литературе он унаследовал от отца. Впрочем, физическая сила и здоровье, благодаря которым он выдержал и тюрьму, и ссылку, и необычайно трудные, полные лишений экспедиции, а также беспокойный характер у него были тоже отцовские.
Семи лет Богораз поступил в Таганрогскую гимназию, которая представляла собой, по его собственному позднейшему отзыву, «арестантские роты особого рода» с весьма колоритным составом учителей. Как раз в те годы инспектором Таганрогской гимназии был Дьяконов, послуживший А. П. Чехову, учившемуся классом старше Богораза, прототипом Беликова — «человека в футляре»; латинист Урбан засыпал начальство доносами о неблагонадёжности гимназистов и коллег-педагогов, греческий язык преподавал грабитель, бежавший из Греции в Россию от суда. Гимназисты отличались буйным нравом, враждовали с учениками уездного училища и дрались с ними стена на стену. Преподавание в гимназии было поставлено плохо, с учеников спрашивали немного, а те знали ещё меньше, Богораз учился легко — «брал памятью» — и с третьего класса сам начал давать уроки.
В 1880 году, окончив гимназию, Богораз уехал с сестрой в Петербург и поступил в университет на естественное отделение физико-математического факультета, но его тянуло к гуманитарным наукам, и через год он перешёл на юридический факультет. Он занимался, сдавал экзамены, но уже на втором курсе окончательно «увяз в политике»: в студенческом кружке изучал «Капитал» Карла Маркса, посещал кружки «более решительного свойства».
Осенью 1882 года за участие в студенческих волнениях его выслали из Петербурга в Таганрог.
В Таганроге Богораз организовал революционный кружок, подпольную типографию и начал вести революционную пропаганду среди молодых рабочих металлургического завода, подготавливал забастовку. Кружок был разгромлен, Богораз арестован. Выйдя из тюрьмы через одиннадцать месяцев, он перешёл на нелегальное положение. 9 декабря 1886 года Богораза снова арестовали. Далее — трёхлетнее заключение в Петропавловской крепости и ссылка на десять лет в Колымск.
Ссыльная Колыма, или, как её называли сами обитатели, «Колымская республика», жила трудно, но ярко и весело, не унывая. Первые годы ушли на обзаведение собственным — натуральным — хозяйством. Трудились много — «рыбы ловили на каждого в год пудов 60, дров выставляли, в общем, до сотни кубов. Всё своими собственными белыми ручками, — кого же заставишь?» Через несколько лет у ссыльных были уже свои ездовые собаки, невода, появились даже невиданные в тех краях огороды. Борьба с природой окончилась победой людей, осуждённых самодержавием на гибель.
Когда были преодолены первые трудности, жизнь вошла в норму и «трудовой подъём» стал буднями, появилось желание взглянуть на эту жизнь «как бы извне», глазами наблюдателя.
Своеобразней быт русских колымчан, потомков казаков-землепроходцев, поселившихся здесь в XVI — ХVII веках, стал первым объектом наблюдений В. Г. Богораза. В 1890–1895 годах он сделал ценные записи русского колымского фольклора: сказок, песен, пословиц, поговорок, былин, своеобразных песенных импровизаций-андыщин и составил обширный словарь колымского русского наречия. Изданные Академией наук, эти материала впоследствии получили высокую оценку специалистов-учёных.
В 1895 году Богораз получил от Восточно-Сибирского отдела русского Географического общества приглашение участвовать в так называемой «сибиряковской» экспедиции по изучению Якутии. Он должен был заняться изучением русских колымчан и чукчей.
Для изучения чукчей Богораз оставил обжитой Колымск и в течение двух лет кочевал вместе с ними по тундре, жил в их тесных чумах, как и они, питался сырой олениной, а в трудное время падалью, и «кислой», то есть гнилой, рыбой. Он практически овладел разговорным чукотским языком и в отличие от прежних исследователей смог делать записи фольклора непосредственно на чукотском языке.
Жизнь в чукотских стойбищах дала Богоразу множество интереснейших наблюдений, богатых, «цветных», как говорил сам писатель, впечатлений. Вернувшись из первой поездки, он по материалам, собранным в чукотских стойбищах, «сразу, одним залпом» написал два рассказа.
Даже в самых первых своих рассказах этнографический, познавательный материал Тан подчинял художественным задачам. Он не демонстрировал экзотику быта «дикарей», не идеализировал «примитивный народ», он подошёл к изображению жизни чукчей как писатель-реалист, отдавая должное положительным качествам их характера — искренности, выносливости, неутомимости в борьбе с природой, любви к детям, поэтичности, но в то же время показал варварскую дикость их старых обычаев, бедность, эксплуатацию бедных богатыми.
Собранные Богоразом этнографические материалы поступили в Академию наук. Специальная академическая комиссия рассмотрела их, признала, что они «представляют высокий научный интерес», и постановила ходатайствовать перед министерством внутренних дел о разрешении Богоразу для подготовки материалов к изданию вернуться в Петербург. Разрешение было получено, и в 1898 году Богораз выехал из Колымска.
По приезде в Петербург Богораз принял предложение американского Музея естественных наук участвовать в экспедиции по изучению народов тихоокеанского побережья и выехал из Петербурга в Нью-Йорк. Пробыв несколько месяцев в Нью-Йорке, Богораз в 1900 году выехал в экспедицию и в 1900–1901 годах вёл исследование оленных чукчей, коряков, ительменов и других народностей Камчатки, Анадыря, Чукотки.
Последующие два года он провёл в Америке за обработкой чукотских материалов экспедиции, изданных впоследствии на английском языке в семи частях.
Одновременно Богораз «писал злободневные статьи в российские газеты» и не оставлял беллетристики. В Америке им были написаны новый цикл рассказов о севере, «палеолитический», рассказывающий о первобытной жизни народов северо-востока Сибири до прихода туда русских, роман «Восемь племён» — одно из основных произведений Тана; роман «За океаном» — о жизни русских эмигрантов в Америке и книга очерков «Духоборы в Канаде».