Звенящий комарами.
От холода зимой и кости стыли.
Коты на абрикосовое дерево взбирались кашлять.
Тогда я на чердак бежал
И руки зарывал в тростник, в тепло его,
Хранил он солнце.
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
Хорошая пора пришла с прилетом пчел,
Они стучались в окна.
Сняла с себя и Бина башмаки —
Босая за своей козой шагает.
Проделось солнце в ушко
Иглы в руках у Филомены.
Пинела в землю закопал мотыгу
И сказал: «С меня довольно!»
И брат мой прекратил работать,
Но иногда привстанет чуть,
Стараясь звуки уловить вдали:
Все кажется ему, что слышит
Стук телеграфа.
Свежая трава вытаскивала голову наружу
Из-под коросты зимней во дворе.
И я почувствовал, что старше стал за зиму.
Тогда траву я затоптал ногами,
Как давят тараканов в доме.
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Март близился к концу.
И туча над горами собой закрыла небо,
В тень погрузив и горы, и долину.
Над ними и застыла неподвижно.
То круглой делалась, вытягивалась бочкой,
В стог сена превращалась,
Иль оборачивалась длинною змеею.
То легким веером казалась,
Как будто воздух полон мошек.
Мой брат и я, да и не только мы,
Подумали, что из России стрижи вернулись.
Свинцом тяжелым налилась, и темный шар
Покрыл овальной тенью всю долину.
Вдруг туча начала земли касаться,
И вновь взмывала ввысь,
Белеющие пятна оставляла,
Как пепел от костров.
И постепенно вся зеленая долина,
Поросшая травой и молодой пшеницей,
Вдруг побелела, как лицо от страха.
Мы дождались, пока исчезла туча,
Перевалив за горы.
И все-таки, не саранча ли это?
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Рассматривали долго и ревниво
Случайно обнаруженные снимки
В последнем ящике комода.
На них мы были сильно молодыми.
Хотелось убежать, не трогая былого.
В те дни прошедшие
Мы танцевали танго.
Под тень от абрикоса поспешил мой брат,
А я направился к сараю деда.
В какой-то миг у нас обоих
Задвигались в такт «Компарситы» ноги.
И каждый молча повторял,
Казалось, навсегда забытые движенья.
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В былое время толпа людей
Шла милости просить и покаянья
На «Мост свечей».
Просили за солдат, что были на войне,
Молились о больных,
И многие надеялись на исполненье
Желаний скрытых иль удач в любви.
Просили денег, молодости.
К примеру, утратили иные
С «уччелло»[14] собственным взаимопониманье.
Казалось, на вопрос простой: «Готов ли ты?»
«Нет», — он ответит.
Свершения желаний заслуживал лишь тот,
Кто донесет свечу зажженной
По мосту и до мельницы с крестом
И пламени не даст погаснуть.
Однако ветрено там было постоянно —
Спускался ветер с гор,
И трудно было уберечь руками пламя.
И заново попытки повторялись,
Так проходили месяцы и годы.
Старушка со свечой горящей
Дошла почти до самого конца,
Как вдруг одежды вспыхнули на ней,
И все дотла сгорело.
Со времени случившейся беды
Людей не стало здесь,
Не шли на покаянье.
В воскресный день прошедший
Мне захотелось взглянуть на мост.
Не ожидал увидеть свечу зажженной
В руках у сына Филомены.
Легкий бриз с реки не мог задуть свечи,
Ее не гасло пламя.
Какой он милости попросит для себя?
Захочет жить, как все?
Что затаилось в голове его убогой?
Недоставало двух шагов до мельницы с крестом,
Как он застыл, и сам свечу задул.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Мой брат, за спину руки спрятав, ходит,
Он локти любит за столом расставить,
Завязывать ботинки, ногой на стуле стоя.
Лицо он моет, громко отдуваясь
И фыркая, на холод жалуется вслух.
Усы торчком, в постели шляпы не снимает.
Так неуклюже телом всем
На бок другой переворачивается,
Будто его запеленали перед этим.
Он жесты старые хранит:
Как прежде, спички зажигает о подошву
И ложку держит всей рукою, в кулаке.
Бывает иногда, что он застынет,
Как гвоздь, посередине комнаты
И пристально глядит, сощурившись, куда-то.
Потом чуть приседает, напрягаясь,
И вслед за тем так непристойно пукнет,
Как делывал когда-то наш отец.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
Когда у Пидио-сапожника однажды
Дрозд вырвался из клетки на свободу,
В саду его мы возвращенья ждали.
Мелькали тени часто по кустам,
Казалось нам, что он вернулся,
Но это был не он.
Пока в один из вечеров
На камышах забора мы не заметили —
Там темное раскачивалось что-то,
Пронизывало нас глазами, как ножом.
Тогда мы от окна ушли
И притворились, что стулья двигаем,
Переставляем мебель.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Однажды утром летним
Остановился под палящим солнцем,
Увидел площадь, полную людей.
Как прежде, стекались все на шелковый базар.
Мешки, карманы фартуков у женщин
Раздувались от белых коконов.
Но вдруг исчезло вмиг виденье,
И я, как гвоздь, на площади застыл,
И от меня тень жаркая упала.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Упали редкие большие капли,
Качая ветви на деревьях.
Мы ждали у окна,
Сумеет ли вода добраться
До листьев, прятавшихся под другими.
Позже господь послал нам
Дождь настоящий, проливной.
Тогда стакан поставили под дождь:
Хотелось нам измерить в сантиметрах
Подаренную воду.
В четыре вновь вернулось солнце,
Стакан, наполненный до края,
Стоял и за окном блестел.
Мы с братом поделили воду
И долго не могли решить,
Которая вкуснее —
в колодце или та, что с неба пала.
Она казалась скользкой поначалу,
Однако запах молний ощущался в ней.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В июле листья абрикоса стали падать
И в августе, и так до сентября.
Нас забавляло собирать их
И громко каждый лист считать.
Первый счет начинал: сто, сто один, сто два…
И продолжал другой: сто пять, сто шесть.
До вечера тянулась эта песня.
Так незаметно три мешка
Мы листьями наполнили.
Как-то утром мой брат не пожелал
Со мной работать
И поначалу не сказал причины.
Лишь после я узнал обиды суть —
Шутя, кретином я назвал его
За лист пропущенный, что он не посчитал.
Я двести два сказал, а он двести четыре.
А где же потерялось двести три?
С нас хватит. Целых десять дней
Мы не обмолвились ни словом.
Отворотившись, мы с постели поднимались
И ели, головы понурив.
Меж тем туманов первых влага
Вуалью тонкою легла на плечи одежд.
И вечерами мы бросали
Собранные листья в пламя
И вместе на огонь смотрели.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда осеннею порою стояли голыми деревья,
Однажды вечером большая стая птиц
На дерево устало опустилась,
Как туча.
На ветви птицы сели.
Казалось, что вернулись листья,
Качались на ветру.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сегодня утром мой брат искал повсюду.
Сначала рылся в ящиках, в шкафу,
В карманах пиджаков и курток шарил,
Проверил и пальто.
И утонул руками, с головой,
В комоде, из которого все вынул,
И кухню всю перевернул.
Из комнаты в другую перешел,
Меня не замечая вовсе.
В моей постели начал рыться.
Тогда не выдержал я и спросил:
«Чего ты хочешь, ищешь ты чего?» —
«Не знаю сам. Искал я гвоздь сначала
И пуговицу тоже. Потом я кофе сделать захотел,
Но тотчас же забыл.
Прошу тебя, скажи хоть что-нибудь,
Хоть слово. Пусть даже глупость,
Но обратись ко мне».