— И думать тут нечего — Марина, видимо, оставила Надю внизу и беззастенчиво вклинилась в разговор. — Даже удачный первый блин зачерствеет, пока ты новую партию испечешь! — она подчеркнуто обращалась к шефу «на ты». — Надо на Надюше все задумки отработать, потом еще одного «кролика» найти для оттачивания мастерства. И, «простившись» с экспериментальными образцами навечно, ставить производство на поток в какой-нибудь из стран СНГ. В Молдавии или в Хохляндии.
— Что значит «простившись с экспериментальными образцами»? — уточнила Светлана.
— Простившись — это уничтожив. Например, можно сжечь тела в плазменных печах здесь же, в Зеленограде. Это дорого, зато бесследно — я узнавала.
Говорила Марина спокойно, деловито, без эпатажа и истерических ноток. В это время Надя вошла в комнату и прижалась к ней, обхватив ручками, как дочка маму.
— Сейчас, моя хорошая, сейчас, пусть остынет, и будем кушать. У нас овсянка с бананом, вкуснота!
Света с ужасом смотрела на жуткую собакоподобную морду, истекающую слюной и гноем, пачкающую ими белый халат своей сиделки, и представляла, как та изящной ручкой с острыми коготками введет в вену подопечной смертельный яд.
Алена спала беспокойно, вздрагивала, морщилась, словно от острой боли. Она то тяжело, протяжно стонала, то всхлипывала. Иван, с явным удовольствием наблюдавший за ней, почему-то вспомнил, как однажды, давным-давно, он, совсем молодой папаша, опоздал забрать из детского сада старшую дочь. Девочка ждала его у калитки под присмотром сторожа и сильно, в голос плакала. Усевшись к папе на руки, она притихла, обняла его за шею и почти сразу уснула. Он осторожно уложил ее на заднем сиденье своего первого «жигуленка» и долго стоял, не решаясь тронуться. Дочка именно так стонала и всхлипывала во сне, как сейчас учительница.
— Снова спит? Снотворным вы ее накачали, что ли? — спросил Виктор вполголоса, но Иван вздрогнул, словно тот выстрелил у него над ухом. — Да ты, Ваня, запал, видно, на эту учительницу? Жаль, надо было тебя на родительские собрания к ней отправлять — вдоволь бы наобщался. А то мамаша у Ирочки молчаливая, безучастная, с тобой, родным дядей, классной даме куда веселей бы было!
— Зря шутишь — красивая женщина и в моем вкусе. Спит, как младенец, — что ж не полюбоваться?
— Если бы ты, брат, таким взором на младенцев взирал — уже бы в психушке сидел или срок мотал за педофилию.
Ивану замечание не понравилось, он резко встал, давая понять, что продолжать глупый разговор не собирается. Тем более в присутствии постороннего, которым, конечно, был доктор-переговорщик Виталий Юрьевич.
— Ладно, не серчай, — Виктор миролюбиво хлопнул его по плечу. — Извини — неудачно пошутил. Волнуюсь: все-таки Ирка моя эту кашу заварила. А учительница наша про Петю все твердит. Сын при ней был? И потерялся? Этого еще не хватало — киднеппинг пришьют, чего доброго.
— Что думаете обо всем этом, эскулап? — Иван оставил извинения брата без ответа.
— Думаю, что ситуация небезнадежна. Женщина рассказала достаточно, чтобы вы могли начать действовать. А мысль о снотворном мне очень нравится: если, проснувшись, она увидит своего сына, инцидент можно считать исчерпанным. Она хочет спрятаться от кого-то. Поселите ее подальше от Москвы — и все. На аренду квартиры где-нибудь в Сибири или на Урале, думаю, средства найдутся. Она — гражданка России. Будет преподавать информатику в глубинке, а не в столице.
— Давайте помедленней, доктор. Что такого сказала Алена, что вам пришла в голову мысль о снотворном? — Виктор хотел поскорей расставить все точки над i, чтобы заняться воспитанием дочери.
— Она поведала, что некий Борис, отец хорошего ученика Сережи Новикова, купил ее сыну машинку, которую мальчик разбил. Она отправилась за новой, и ее похитили. Значит, мальчик остался с этим Борисом, весьма вероятно тоже Новиковым, хотя не обязательно. Раз Алена — учительница Иры, значит, работает, то есть работала, в той же школе, где, кроме Иры, учится и этот самый мальчик. Достаточно прибыть в школу, узнать адрес Новикова Сергея и встретиться с его папой. Возможно, Петя и сейчас у него. Или он обратился в милицию — тогда хуже. Менты без мамы ребенка не отдадут, найдут папу, которого она боится, вручат ему… Так что не теряйте времени, а дамочка пусть спит, мы ей в этом поможем.
— Помогайте сейчас, и останется с ней Виктор. А мы с вами, Виталий Юрьевич, поедем в школу и к папе хорошего ученика Сережи. По дороге прихватим ребят, из тех, что похитителя Макса в моем подвале караулят. Если надо — и подмогу по пути вызовем.
Переговорщику идея, по всей вероятности, глупой не показалась — он явно тяготился тем, что находится в «стане заказчика». Куда приятней работать на нейтральной территории, среди незаинтересованных свидетелей.
Они подъехали к школе ближе к полудню. На крыльце было на удивление пусто, только какая-то бабушка выгуливала внука-дошкольника, который катал по расчищенному от снега бетону божью коровку на колесиках.
Воскресенье! — раздосадованно констатировал Иван. Значит, Алена будет спать до понедельника!
— Держать здоровую женщину на снотворном опасно. Это может быть только разовым мероприятием, но не систематической мерой. Я все-таки врач, и специально причинять вред здоровью не стану! — Виталий Юрьевич искренне возмутился, и Ивану это очень понравилось. Он совсем не хотел плохого красивой учительнице.
Бабуля малыша с божьей коровкой заинтересованно посматривала на двух эффектных мужчин, замерших перед стеклянной дверью учреждения образования. Один из них приветливо глянул на нее и дружелюбно улыбнулся. Не отреагировать было просто невозможно, и она заговорила:
— Ищете кого, молодые люди? Сегодня только кружок театральный, но они в семнадцать начнут. А сейчас никого — один дежурный вахтер.
— А вы откуда знаете? — Виталий Юрьевич (а дружелюбие излучал именно он) спросил очень заинтересованно и простодушно.
— Так я сама здесь вахтером, только сегодня не мое дежурство. Мы, знаете, по скользящему графику. А платют мало — работа-то вредная, шумная. В будни, особенно с утра, галдеж стоит — не приведи господь.
— Зато почетная и ответственная. Вы ведь, как вас, извините, по имени-отчеству, и ребятишек, и родителей всей школы знаете.
— Я — Марья Ивановна, — счастливо улыбнулась пожилая женщина, — и знаю, конечно, всех, цельный день они у меня перед глазами. И родителей знаю тоже всех, особливо которые здороваются.
Осчастливленная мужским вниманием, бабуля готова была пуститься в педагогические разглагольствования о значимости вахтера в воспитании школьников, но приятный собеседник ловко перенаправил разговор.
— А у Сережи Новикова папаша — вежливый человек? Я с ним давным-давно дружбу водил, а сейчас как-то потерялись…
— Борис Иваныч очень вежливый! Всегда поздоровается, и по имени-отчеству назовет, и поговорит. И здесь, в школе, и у подъезда. Если видит, что несу тяжелое или Валика, — она кивнула в сторону малыша, — всегда подхватит, доставит до квартиры.
Здесь старушка слукавила: ее сосед по подъезду лишь однажды помог ей с правнуком, они вообще редко видятся. Вот про то, что здоровается при встрече, не соврала.
Иван Волошко оценил профессионализм и интуицию Виталия Юрьевича. Тот не стал спрашивать у бабули адрес нужного им Бориса, а заметил, что у мальчика уже совсем красный нос и он с приятелем, то есть с ним, Иваном, почтут за честь подвезти домой такую приятную собеседницу и донести тяжелого Валика до самой квартиры, чтобы поддержать реноме старого товарища.
Старушка, увидев роскошный, черно-сверкающий джип, не устояла. Она не вспомнила, что гуляет с малышом не более получаса, что идти ей к дому всего десять минут. За семьдесят два года она ни разу не получала столь лестного предложения от столь состоятельных мужчин. Именно на это и рассчитывал доктор.
Специально попетляв вокруг многоэтажек, кавалеры узнали еще одну важную вещь: Борис, которого они ищут, — из военных, по утрам бегает и сына за собой таскает. Почему-то Марья Ивановна не сообщила, что Сережка неродной сын Рублева, хотя, как долгожитель подъезда, знала об этом. Скорее всего, она ошалела от неожиданности и необычности случившегося и уже представляла, как поделится удивительной историей и с дочкой, и с внучкой, и особенно с пьющим зятем-прощелыгой.
Виталий Юрьевич лично вынес Валика из роскошного автомобиля, а Иван, включившийся в игру, галантно подал руку его прабабке. Кумушки, воркующие у подъезда на скамеечке даже в холодное февральское воскресенье, были искренне шокированы увиденным. Подъезжающая каждый вечер на новом шикарном авто гулящая Инга давно не производила ни на кого впечатления, тем более не создавала такого фурора. Иван замер у дверцы машины, а доктор последовал за гордой прабабушкой в многоэтажный подъезд. И тут удача снова улыбнулась ему, правда специфически — лифт не работал. Вспотевший Валик кряхтел и вырывался — в итоге ему было позволено идти пешком. Зато носильщик получил отличный повод вернуться к разговору о благородном поступке соседа Бориса и точно узнать, в какой квартире он живет. А заодно сообщить Марье Ивановне, что, проводив ее, они с товарищем, возможно, заглянут к старому приятелю на чай.
Проводив счастливую вахтершу с укороченной прогулки, Виталий Юрьевич вернулся в джип. Он, конечно, не преминул позвонить в нужную квартиру, рассчитывая, что удача все еще с ним. Но она, видимо, решила, что хорошего понемножку, и упорхнула — дверь никто не отпер.
Иван советовал уехать из поля зрения приподъездных бабуль, вызвать спецгруппу, которая освобождала Алену, и направить к Борису. Пусть ждут, когда явится хозяин, и везут его к нему. Или нет — лучше к Виктору, хватит использовать свою территорию. Если военный Борис без проблем отдаст ребенка или укажет на его след — отлично. Если нет — его силой заставят вернуть Петю.
Все-таки Витька был прав — он, могущественный, пресыщенный, женатый вторым браком, увлекся полусонной похищенной учительницей и хочет предстать героем в ее глазах. Именно он, Иван Волошко, должен передать Петю Зернова маме и увидеть, как она благодарно улыбнется. Возможно, ему этого будет достаточно, чтобы почувствовать себя мужчиной в глазах женщины, ничего не знающей о глубине его кошелька и силе связей. Давно он не имел дела с такими,