Рублев собирался потребовать, чтобы ему дали услышать голос кого-нибудь из детей, но загорелся зеленый, и он уронил трубку, в сотый раз вспомнив, что хотел просить Сережу приспособить к его аппарату наушники — специально для подобных ситуаций.
По лестнице он взлетел молниеносно, не выслушав радостно вскочившую с приподъездной скамейки пожилую соседку Марью Ивановну. Кажется, он даже оттолкнул ее или отмахнулся. Возможно, та обиделась, что-то крикнула вслед — это сейчас было неважно.
По расположению дверной ручки он понял, что дверь в его квартиру не заперта и, следовательно, к внутреннему косяку прислонился боец с оружием. Сколько в квартире — неясно, и они могут держать детей на прицеле. Так что лучше не рисковать, войти спокойно, с поднятыми руками, демонстрируя готовность к диалогу.
Он вздохнул полной грудью, сконцентрировался и шагнул внутрь. Сразу же и в грудь и в спину уперлись дула пистолетов с наверченными на них глушителями.
«Предусмотрительно», — отметил Рублев про себя и подавил горячее желание немедленно проломить нос обоим конвоирам. Он бы успел — не было сомнения, но может успеть и кто-то другой, находящийся рядом с Сергеем и Танечкой.
— Чему обязан? — спросил он коротко, увидев, что дети невредимы.
— Нужно поговорить, Борис Иванович, — из кухни к нему вышел начальник банды, числящейся частным охранным агентством.
— Слушаю, — тон Рублева был почти механическим, придраться к интонации было невозможно.
— Я представляю интересы Зерновой Алены Игоревны, которая утверждает, что оставила у вас на руках своего сына Зернова Петра перед тем, как с ней случилось несчастье.
Итак, один процент, который он оставил в качестве звена, связывающего Танин звонок с Петькой, Галей и ее дочкой, оказался тем самым. Не зря они с Андрюхой дергали за все возможные ниточки — какая-то из них «отозвалась».
— Допустим, — спокойно ответил Комбат. — Я буду вести переговоры на эту тему, когда мой сын и его подруга окажутся в безопасности.
— Так вам есть что сказать по проблеме? — уточнил Командир.
— Я выдвинул свои условия, — Рублев скрестил руки на груди.
Стало пронзительно тихо, так, что тишина сильно давила на уши, на живот, протестовала против колочения сердца, которое, казалось, нарочно билось все громче. Танюша не выдержала — она закричала, сжала голову руками и рухнула на кровать. Из носа у нее пошла кровь.
— Поверните девочку лицом вниз и подложите подушку — может захлебнуться, — Командир, а фактически главарь, выглядел раздраженным. Его боец, опустив пистолет, неловко поворачивал Таню, такую маленькую и беззащитную, что у Сергея в глазах закипели слезы.
У Командира зазвонил телефон — на связи был господин Волошко, заказчик. Узнав, что хозяин квартиры на месте, он попросил его к трубке. Кажется, у Бориса не было выхода — его и сына по-прежнему держали на прицеле.
— Господин Рублев, — голос был мягким, доброжелательным, — мой человек объяснил вам, чьи интересы он представляет, и мне вдвойне приятно, что вы не отдали ему ребенка, а, судя по всему, желаете убедиться, что вам не лгут. Передаю трубку матери мальчика.
— Борис Иванович, вы помните меня? Я Алена Игоревна, Сережина учительница. Петя у вас?
Рублев поначалу обрадовался. Она жива, слава богу. Но от ее имени действуют потенциальные уголовники, посмевшие довести до обморока Танечку и до слез Сережу. Интересно, она тоже сейчас под дулом пушки или в шелковых кружевах дорогого постельного белья?
— Я озвучил свои условия вашему представителю. — И тон и интонации Комбата не отличались от синтезированных слов робота, хотя в крови бушевала адреналиновая буря.
— Какие условия? Какому представителю? — удивленно вскрикнула Алена, и тут в трубке снова зазвучал бархатный мужской голос, тот, что начал переговоры.
— Я понимаю вас, а вы поймите мою клиентку. У нас ваши дети, и они в полной безопасности, вам это ясно видно. А наш мальчик у вас, и мы ничего не знаем о его состоянии. Простая логика подсказывает нам, и вам, я надеюсь, тоже, что самым правильным в подобном случае будет обмен — живой и здоровый Петя на живых и здоровых Сережу с Таней. У вас есть два часа, в течение которых мы гарантируем нашим пленникам неприкосновенность.
— Чем гарантируете? — сурово произнес Комбат. — Я не уверен, что Алена не находится под тем же прицелом, что мои дети.
— Алена, наша Алена? Которая уволилась? — зашевелилась Танюша. — Дядя Боря, она и под прицелом крикнула бы вам, чтобы спасали Петю. Она же мама — любая мама выберет смерть, если ею можно заплатить за жизнь малыша.
— Умная молодежь пошла! — хмыкнул Командир. — Иди лицо умой, пигалица. Смотри, постель своему пацану кровью залила.
— Он бы небось предпочел в другом месте тебя раскровянить, — один из бойцов сказал это достаточно громко и сам загоготал сальной шутке.
— Всему свое время! — резко выкрикнула Танюша, и Командир зааплодировал. — Отличную невестку растишь, Борис. Давай нам Петю — и забудем это недоразумение.
Но Комбат отреагировал на комплимент расслабившегося главаря по-своему — резким коротким ударом он свалил нахала с ног и ударил в пах. Не сильно, для острастки. И тяжело наступил на запястье руки, сжимавшей «пушку» с глушителем. Другим ударом он выбил пистолет из рук парня, охранявшего Сережу, и, подхватив оружие, не успевшее даже удариться об пол, вытолкнул сына в прихожую. Теперь он держал главного на мушке, отрезав своим телом обоих детей от вооруженной группы.
— Итак, условия меняются. Ты зря расслабился, урод. Убить меня нельзя — заказчик останется недоволен: Петя пока при мне. Так что запоминай и передай своему нанимателю. Встречаемся сегодня в восемь в тире, — он назвал адрес Андрюхиного заведения. — Вернее, я оговорился — встречаюсь я с Аленой, и только с ней. Если она будет одна — отдаю пацана. Слежка, «жучки», папарацци исключаются — ребенка не получите. И не дай вам Бог еще раз приблизиться к моим детям.
Говоря эту пафосную речь, Рублев вытянул вперед свою железную руку и направил черный глаз глушителя прямо в дергающийся кадык Командира. Такой выстрел не означал бы гибели, но гарантировал тяжелейшую мучительную рану. Параллельно он успел неуловимым движением приподнять крышку хлебного контейнера и на ощупь выхватить оттуда здоровенный армейский тесак, исполняющий, очевидно, в мирной жизни роль кухонного ножа. Теперь Борис Иванович Рублев, чьи фамилию-имя-отчество господин Волошко-старший узнал по домашнему адресу, был вооружен и один стоил взвода бойцов. Это Командир, знающий войну не понаслышке, видел и понимал. А вот его подчиненные, похоже, не очень. И когда один из них попытался сменить диспозицию, чтобы оказаться вне зоны досягаемости мастерских действий хозяина квартиры, нож, блеснув лезвием, вонзился в его правое плечо, разрезав сухожилие. Ведущая рука, больше не подчиняясь хозяину, бесполезной плетью повисла вдоль туловища, а пуля из пистолета с глушителем срезала пуговицу с погона Командира, оцарапав и опалив плечо. Действовал Комбат с обеих рук, с интервалом в три-четыре секунды, и именно это едва заметное запаздывание сделало оба действия столь эффективными.
— Как вы понимаете, я не промахнулся и учел возможность рикошета. Итак, еще раз мои условия. Никакой слежки и филерства. В двадцать ноль-ноль Алена Игоревна одна, без кавалеров и подружек в радиусе трех километров от нее, входит в помещение по указанному адресу, получает из моих рук своего сына и спускается в метро. Там пусть делает что хочет — едет домой, к вам, в аэропорт. И еще — я человек, умеющий хранить верность боевой дружбе. Это тебе, чмо, на заметку, — он едва заметно повернулся в сторону бледного молокососа, стянувшего трикотажную маску с покрытого холодным потом лица и поддерживающего больную руку здоровой. — Воевал я много, и друзей у меня не счесть. В следующий раз резану пониже пупка — навсегда забудешь об эрекции, — поучительно приговаривал он, разряжая отобранные стволы.
Про эрекцию Рублев блефовал — лишь в смертельном бою он бы полоснул человека внизу живота — грязная зона, кишки, мочевой пузырь, страшные инфекции.
— Передай своим клиентам и клиенткам, что Борис Рублев лично проконтролирует ситуацию, а его люди будут стрелять в любого, кто покажется подозрительным. Про Петю скажу так: он в полном порядке, и рисковать его жизнью я не собираюсь. Алена сделала большую ошибку, доверив свои проблемы вам. Запасные обоймы на стол и вон из квартиры! Я должен отчетливо видеть в окно, как вы все трое сели в автомобиль и уехали!
Глава 15
Комбат отлично понимал, что встал на тропу войны с опасным противником. За себя он бояться не умел, но приходилось учитывать масштаб человеческой подлости. Время дон кихотов закончилось, и отец несовершеннолетнего парня не может не понимать, что у него есть уязвимое место — сын. Тем более если сын узнан, обижен, и не один, а с подругой — девчонкой четырнадцати лет.
Танюша, увидев, что дядя Боря запирает за обидчиками дверь, бросилась к нему на шею и прижалась так крепко, словно хотела прирасти. Сережа, очень бледный и сосредоточенный, продолжал сидеть там, где его посадили бандиты.
— Прости, сын, я не мог этого предусмотреть! Прости, мой мальчик! И ты, Танюшка, не сердись…
— А если бы она не позвонила? — тихо произнес Сережа, глядя в пол. — Если бы не успела вынуть мобилу или первая в квартиру зашла?
Девочка разжала руки и удивленно уставилась на товарища:
— Ты что, Сережа?! Он же нас спас! Нас бы в заложники взяли!
— Или трахнули бы вот на этой самой постели по очереди и сняли на видеокамеру. Завтра вся школа смотрела бы в Интернете, как я тебя ублажаю или ты меня!
Мальчик говорил зло, отрывисто, его захлестывало негодование. Очевидно, картинки из прошлого, из беспризорной вокзальной жизни, придвинулись ближе, напомнили о другой жизни по другим законам.
Комбат почувствовал растерянность — мальчик был сильно напуган. Никто и нигде не гарантирован от неприятностей — такова реальность. Но, как говорится, знаешь про выбоину — объезжай или подбрось соломки. Они с Андреем догадались спрятать маленького чужого Петьку, но не позабот