Владлен Апанасенков на всякий случай сделал (чужими руками, естественно) несколько снимков прибытия-убытия мужчин, женщин и детей клана Волошко. Их гостей тоже не преминул сфотографировать. Собственноручно сбросил фотоизображения с камеры на личный ноутбук, в папку «Гостевая». У него были подобные досье на многих элитных курортников. Пользоваться ими он не спешил, держал в качестве секретного оружия исключительно на случай самообороны.
Сочинская «дачка», на которой Алена Зернова собиралась засаживать зеленью грядки, оказалась трехэтажным дворцом с таким количеством комнат, оранжерей и балконов, что гости не сразу научились ориентироваться. В доме не было кухни в привычном смысле этого слова, то есть такого места, где хозяева могут что-то приготовить сами. Роскошные ванные комнаты предназначались исключительно для принятия водных процедур, а ни в коем случае не для стирки. Зато внизу, в подвале, были и склад, и прачечная, и столярно-слесарный цех. Отдельно от дома существовали флигель для обслуживающего персонала, гараж и часовенка. Все это хозяйство досматривалось пока одним невидимым управляющим и приходящими работниками. Флигель пустовал, в гараже изредка появлялся автомобиль «смотрителя», остальной персонал парковался за территорией «дачи». Дом окружал небольшой парк из неприхотливых каштанов и нестриженых кипарисов. Прогулочные дорожки посыпаны галькой согласно проекту, но не хожены — не топтаны… Здесь никто не жил подолгу — это было очевидно.
Учительница информатики, владелица московской «двушки», бывшая хозяйка стандартного дома, она волею судьбы оказалась в хоромах. Съемочные павильоны, где русское дворянство рассуждало о судьбах Отечества, сидя на музейных креслах под репродукциями, когда-то казались ей роскошными, недоступными и малодостижимыми. Сейчас она оказалась в роскоши, по сравнению с которой киношные дворцы были курятниками. И это сильно напугало Алену Игоревну.
Петьке нравились теплые пушистые ковры невиданных расцветок, настоящий спортивный зал и такой же настоящий бассейн. Он не удивлялся изысканной сервировке и деликатесному меню. Зато мама пребывала в панике. У нее по-прежнему не было ни документов, ни денег. И она отчетливо осознавала, что возможности владельца «дачи» несоизмеримо больше возможностей тех уголовников, которые похитили ее из магазина. Одно было категорически неясно — почему «освободители» не отпустили ее с миром? Какой в ней прок?
Холеный властный Вано, прощаясь с ней, многозначительно пообещал, что скоро приедет навестить их, пожить вместе. Он так и сказал — пожить… Ее опасения по поводу Кирилла он презрительно развеял одной фразой — дескать, где ему, зубному докторишке; сюда никто не доберется без его, Иванова, ведома… Сначала такой поворот событий показался ей благоприятным, но уже через два дня Алена Игоревна поняла, что из маленького плена она угодила в большой, и на сей раз вместе с Петей. У нее не было никакой связи с миром, кроме обычного городского телефона. Господин Волошко верно рассудил, что сейчас мало кто держит в собственной памяти номера телефонов друзей и знакомых — все полагаются на sim-карты мобильников. Никто не запрещал прекрасной гостье звонить куда бы то ни было, но она помнила наизусть лишь телефон Кирилла, того, с кем связываться опасно. Доступа в Интернет во дворце не было — предусмотрительный хозяин позаботился об этом. Алена всерьез задумывалась о побеге, но отлично понимала, что тот, кому под силу владение подобной «дачей», найдет и вернет ее скорее, чем она добежит хоть до какого-нибудь отделения милиции. Да и станут ли ее там слушать?
Как запасной вариант она держала в уме попытку связаться с редакцией любой известной газеты. Такой телефонный номер можно узнать по междугородней справке. Но корреспондент «Комсомолки» или другого издания прибудет в лучшем случае через сутки, и то если она сумеет правильно назвать адрес, о котором имеет очень приблизительное представление… И что она поведает журналисту? Дескать, в гости пригласили и теперь документы не возвращают? А то, что сама жаловалась на мужа, просила об укрытии? Добровольно приняла приглашение погостить, не узнав у приглашающего мужчины ни фамилии, ни имени? И теперь звонит из дворца, где и она и сын живут за счет средств хозяина?
— Нет, — беседовала сама с собой хорошо воспитанная Алена, прогуливаясь по безлюдному парку. — Меня силком сюда не тянули, потерявшегося Петьку вернули, нарядами засыпали… Вот дождусь Вано и обо всем поговорю… А пока — воздух, пейзажи, бассейн с минеральной водой… Мини-кинотеатр и хорошая библиотека, вкусная еда, роскошные напитки… Каждая мечтает попасть в такое заточение…
Внутренний голос упорно не соглашался с идиллической картинкой, указывая на главные «зацепки». Где ее документы? Куда исчез мобильный телефон? Кто ее благодетель? Зачем ему они с Петей?
Мариночка одобрила новую резиденцию — в отличие от зеленоградского дома, открытого всем ветрам и взорам соседей, эта лачужка была сокрыта от людских глаз густыми южными зарослями. В гору к ней вела неудобная разломанная лесенка, некоторые ступеньки которой просто высыпались или поросли густым мхом и извилистыми корнями. Бесспорно, теперь запасаться едой и медикаментами нужно было продуманно, покупая по возможности большие количества. Вниз-вверх по крутому склону много не набегаешь… Но зато и свидетелей вокруг минимум. Можно чудо-ребенка на прогулку вывести, заставить пройтись, подышать полезным приморским воздухом…
Но Наде все меньше хотелось ходить, двигаться, вообще шевелиться. Переезд, вернее, перелет подействовал на малышку угнетающе — она стала медленней и хуже выздоравливать. Чахла на глазах, будто осталась без какой-то особой подпитки. Все чаще приходилось колоть ей на ночь не только болеутоляющее, но и сильное снотворное. В нормальном, бодрствующем состоянии она постоянно тянулась руками к лицу, срывала бинты и повязки, сковыривала струпья. Несколько швов начали гноиться. Держалась повышенная температура. Идеальный «подопытный кролик» стал превращаться в беспокойного пациента. Кирилл всерьез переживал, что ребенок может умереть. Примитивные анализы крови и мочи говорили о наличии острого воспалительного процесса. И ассистентка, кажется, начала халтурить — дни напролет, проведенные в обществе Наденьки, никому не показались бы легкими, а деятельной, активной Марине не терпелось познакомиться с местной публикой, завести полезные связи, покрасоваться в дорогих ресторанах.
Кирилл все чаще ночевал один — провозившись с Надей целый день, медсестра, освободившись, убегала в город. Возвращалась глубоко за полночь и тихонечко укладывалась в так называемой гостиной. Там и спала до утра, оставляя босса без привычной порции телесных радостей. Тем не менее ни доктор Зернов, ни его ассистентка не смели ссориться, предъявлять претензии, капризничать. Оба отлично понимали, что зашли в своем бесчеловечном эксперименте слишком далеко, чтобы поворачивать обратно. Хотя Надюшина жизнь верно двигалась к финалу, ее мучители уже мечтали о новой жертве, усовершенствованном плане операции, дополнительных искусственных телесных дисморфиях.
Светлана теперь звонила чаще. Ей об ухудшении здоровья первой «уродки» не докладывали, и она радостно планировала «усиление мощностей». Вице-мэр, господин Владлен Апанасенков, нанося визит вежливости, поведал супругам знаменитых братьев Волошко, что наряду с вызывающей роскошью олимпийских объектов в городе есть проблемы социального характера. Это кавказские беженцы, которых невозможно ни учесть, ни пристроить на работу, ни просто зарегистрировать. Они прилетают в гости самолетами, приходят пешком через горный массив, добираются по морю на моторных лодках и растворяются в толпе. Кто-то следует дальше, но многие предпочитают осесть в богатой курортной зоне. И носятся по пляжам и рынкам черноглазые мальчики и девочки, таская с прилавков лаваш, чурчхелу и персики, а из карманов граждан — кошельки, ключи и телефоны.
Жены Волошко, как и полагается женам крупных бизнесменов, немедленно выписали по чеку на «разумную» сумму для улучшения работы пунктов временного пребывания сбежавших и потерявшихся малышей, пока не определено их гражданство и не найдены родители. Градоначальник посетовал, что многие «найденыши» так и остаются ничейными, и Светлана пообещала взять благородное дело под личный патронаж. Лиза, как обычно, была слегка подшофе и не придала значения рядовому мероприятию. Вовик, присутствовавший на вручении чеков, многозначительно переглядывался с любимой теткой, понимая, какой Клондайк перед ней открывается.
«Так можно будет отследить абсолютно безнадежных, безродственных, беспамятных. И «прикарманить» — заполучить в собственность и передать новому Пигмалиону доктору Кириллу Зернову», — думала Света, а племянник сразу решил, что будет активно интересоваться маминой благотворительностью вместо нее. Лиза «без боя» сдала сыну полномочия — слава богу, он — парень ответственный и сердечный. Она в жизни не стала бы делать для маленьких беглецов ничего, кроме перманентного отстегивания небольших сумм.
Вообще-то, Марина Левко не слыла любительницей выпить. Но в тот предпраздничный день она сильно устала. Кирилл ездил в город за лекарствами и продуктами, Надюша нудно поскуливала, температурила, намочила постель. Из окон рвались особенные, южные весенние ароматы — пряные, призывные, пьянящие. А она снова и снова перестилала постель Наде, обычно чистоплотной и умеющей пользоваться туалетом. Запах больной мочи, смешанный с запахами лекарств и дорогих моющих средств, бесконечные походы в кладовую то за гигантскими памперсами, то за чистым постельным бельем, жалобный вой маленькой пациентки — все это достало ее. Доктор, как назло, не торопился возвращаться и не отвечал на телефонные звонки. Поменяв под Надей очередную простыню, ее прекрасная няня подошла к бару и плеснула себе виски. Зачем — и сама не могла объяснить. Она не была поклонницей темно-рыжего маслянистого напитка — горький, пахнет неинтеллигентно. Просто устала, выдохлась, закапризничала. И выпила залпом почти полстакана… Налила вторую порцию…