ни находились на пятом, последнем этаже. Уже с нее так же легко перебраться на соседнюю, примыкающую под прямым углом. А уже затем оказаться на крыше дома напротив, после чего только и оставалось, что спуститься на третий этаж. На лоджию, на которой висело то, что почему-то так и хотелось назвать баннером, если бы не смысл самого послания на нем.
– На крышу, – кивнул Глеб. – Только сначала бы хоть как-нибудь согласовать с ними наши действия. Олег, – обратился он к Гурову, – у тебя голос зычный, крикни им что-нибудь, пусть хоть рукой махнут, если это действительно люди, в конце-то концов. Или все они там настолько ослабли? Пусть хотя бы покажутся.
– А что именно кричать-то?
– Да что в голову придет, без разницы.
– Люди! Есть кто живой? – не заставил себя долго ждать Гуров, и эхо его голоса загуляло по всему двору. Следом уже вполголоса добавил: – Отзовитесь хоть кто-нибудь, черт бы вас побрал.
– А в ответ тишина. – Прокоп произнес слова из песни народного барда.
– Кричи еще.
Тот не стал оригинальничать:
– Люди! Живой кто-нибудь есть? Спастись никто не желает?
– Да, богато хозяева жили. – Из квартиры на балкон вышел Варнаков. Он хотел добавить что-то еще, но взглянул на лица остальных и осекся. – Э-э-э, да что с вами?
– Там дети, – сообщил ему Гуров. – По крайней мере двое точно.
– А с вами-то что?
– Они едва на ногах стоят.
– Так чего же мы еще здесь?!
– …а потом и там водичка закончилась.
– А когда она закончилась?
– Да вчера вечером еще.
– Так что же вы так долго не откликались? Мы видели, как вы из-за шторок выглядывали.
– Страшно. Тут уже как-то были люди, с оружьями тоже. Они с другими стрелялись. А потом прискакали эти монстры и позагрызли всех.
– А где они стрелялись?
Понятно, что от людей мало что осталось, если осталось что-то вообще. Но оружие-то должно было сохраниться, оно и тварям не по зубам.
– А там, – махнула рукой собеседница Чужинова Оля, девочка лет восьми, указывая на противоположную от внутреннего двора сторону.
– Вы же нас спасете теперь? – Мальчишка, сидевший на коленях у Киреева, посмотрел на Прокопа с такой надеждой, что у того невольно навернулись слезы на глаза.
– Соринка в глаза попала, – солгал он: спасатели не должны плакать, это позволено лишь женщинам и детям. – Обязательно спасем, Максим, ты даже не сомневайся. Завтра же и спасем. Сегодня поздно уже, ночь скоро. Спать нужно ложиться, чтобы хорошенько сил перед дорогой набраться.
– А вы не уйдете, когда мы уснем?
– Ну как ты мог такое подумать? – Прокоп прижал голову мальчишки к груди, чтобы другой рукой незаметно смахнуть слезу.
В квартире прятались шестеро детей: два мальчика и четыре девчонки, в возрасте от пяти до восьми лет. Кирееву не показалось, что занавески дергались и этажом выше: квартира была двухуровневой.
Вечер пятницы, конец рабочей недели, когда наконец-то можно отдохнуть и отвести душу за пять долгих утомительных дней. Их родители, дружившие семьями, собрали детей, наняли приходящую няньку, а сами решили, что называется, оторваться по полной.
– Повезло им, – задумчиво сказал Киреев, когда дети уснули. – Что называется, счастливый случай.
Глеб кивнул соглашаясь.
Повезло и с тем, что нянька, решившая принять ванну, наполнив ее водой, не успела напустить туда хозяйских шампуней. Но еще больше с тем, что сама она вышла, чтобы встретиться с другом. Может, и не с другом, но дети рассказывали: ей кто-то позвонил и сказал, что ждет возле подъезда.
«Возможно, покидала она их на минутку, искренне в это веря, но не сбылось. И в том, что она не вернулась, детям тоже повезло, иначе что случилось бы с ними, если бы она стала тварью? Хотя, возможно, ее бы это не коснулось, – размышлял Глеб. – Прямое доказательство тому он сам, Настя, Олег Гуров, тот же Прокоп. Ну а если бы родители успели вернуться и тварями стали они?»
– Глеб, а ты что такой хмурый? – Гуров даже сейчас, в безопасной квартире, сидел на полу в обнимку с автоматом – жизнь приучила.
– Представляешь, Олег, сколько их таких повсюду. Ждали спасения… и не дождались.
– Ты это брось, брат. Если мы хотя бы этих спасем, то уже не напрасно людьми остались. Ты лучше думай, как отсюда выбираться будем. А вообще, спасибо тебе, Алексеич. – Прокоп посмотрел на Леху.
– Мне-то за что? – удивился Варнаков.
– За то, что ты вовремя всем нам совесть прочистил тогда, в лодке. Иначе сгинули бы они тут. Не сегодня, так завтра жажда их на улицу выгнала, а там они долго не протянули бы. Максим – вылитый мой Виталька, даже возраст тот же… когда его не стало… – Голос Прокопа дрогнул.
Помолчали, думая каждый о своем.
– У нас у самих воды на такую ораву хватит только на завтра, так что срочно выбираться отсюда нужно, – нарушил тишину Варнаков.
– Воду найти можно, пройдясь по квартирам. Какие-нибудь соки, минералка, что-то еще, что испортиться не успело. Но в одном ты прав: выбираться нужно как можно быстрее.
Наверху, у лестницы, ведущей на нижний уровень квартиры, послышались легкие шаги: кто-то крался, стараясь не шуметь.
– Спи-спи, Максим, никуда мы без вас не уйдем, – как мог, успокоил его Чужинов. – Мы же специально за вами сюда и шли. Как же мы вас бросим?
Помолчали еще.
– А вообще в этом месте какое-то подобие форта можно устроить. Дома удачно расположены, – начал рассуждать Олег Гуров. – Проезд с аркой забаррикадировать, ну и окна первых этажей перекрыть там, где решеток нет, а таких мало – наследие девяностых. Сейчас больше сигнализацию ставят, чтобы как в тюрьме не сидеть.
– А смысл? Долго тут не отсидишься – еда закончится. А делать вылазки – сами видели, что из этого может получиться. Ладно, вода – в конце концов, можно колодец выкопать, раньше только ими, считай, и обходились. Да и сидеть здесь – среди всяких электрических механизмов – черт его знает, однажды и самому тварью можно стать. И начнешь сам себя за задницу кусать: перед уже твариный будет, а все остальное еще человечье, – хохотнул Прокоп. – Кстати, – обратился он к Чужинову, – этот ученый… как его там?.. Стариков, он рассказывал, как все это происходит? Сам процесс, так сказать.
Глеб пожал плечами:
– В общих чертах. Единственное, что я понял, как ты выразился, – процесс несколько часов занимает. Да ты и сам при его рассказе присутствовал, знаешь не меньше меня.
– Ну мало ли. Может, еще разговор был. Нет, к земле надо возвращаться, – вернулся он к прежней теме. – Землица, она такая, всех прокормит. Сколько человечество существует? Это за последние два века люди при электричестве разбаловались. К хорошему человек привыкает быстро. Пойду к детям поднимусь, – заявил он, вставая. – Успокою, если понадобится.
– Да, трудно отсюда выбраться будет, – тяжело вздохнул Варнаков. – Тем более с такой оравой ребятишек.
И Чужинов, и Гуров промолчали, соглашаясь с ним.
Вернулся Киреев и в ответ на вопросительные взгляды сообщил:
– Спят. Натерпелись они: ни покушать, ни попить. Как бы там ни было, удивительно вовремя мы подоспели.
– Прокоп, ты ведь по второй воинской специальности минер-подрывник?
– Ага, – кивнул тот. – Кстати, немало мне этим делом пришлось заниматься. – Прокоп вопросу удивляться не стал: если Чужинов интересуется, значит, для дела. – А к чему ты спрашиваешь?
– Есть у меня одна мысль. Сборище тварей мне все покоя не дает.
Когда они осторожно пробирались по крышам в квартиру, где обнаружились дети, Гуров, подойдя почти к самому краю, посмотрел сверху на землю. Взглянул и, побледнев, отшатнулся.
– Ты чего? – поинтересовался Глеб, но тот лишь кивнул: сам посмотри.
Взглянув, Чужинов невольно схватился за оружие: внизу, между домом и автобусной остановкой, роилось не меньше сотни тварей. Тогда было совершенно не до них: они торопились попасть в квартиру, где находились дети. Уже после Глеб с Гуровым вернулись, чтобы убедиться, – твари никуда не исчезли, и их нисколько не стало меньше.
– Как-то странно они себя ведут, – поделился впечатлением Олег, когда они с Чужиновым осторожно отползли от края крыши. – Одни приходят, другие уходят, и не грызутся между собой как обычно. Как будто под землей есть что-то такое, что их манит.
– Столб силы, невидимый для человеческого глаза, – усмехнулся Глеб. – Чему тут удивляться, если вспомнить, кем они были раньше. Пошли. Когда-нибудь потом, когда все закончится, диссертацию об их поведенческой психологии напишешь.
Затем на крыше побывали Прокоп с Варнаковым.
– Их даже больше стало, – рассказывал Киреев. – Уже сотни три, а то и больше.
Тогда-то и пришла Чужинову мысль, которой он собирался поделиться.
– Это замечательно, что ты, Прокоп, подрывник. Глядишь, вдвоем с тобой мы что-нибудь и придумаем.
Сам он обладал некоторыми азами, позволяющими из ингредиентов, попадающихся в обычной жизни на каждом шагу, изготовить неплохой бадабум. Но только азами, а сейчас дело предстояло довольно сложное.
– Глеб, ты их что, взорвать решил? – усомнился Прокоп. – Можно, конечно, что-нибудь изготовить. Но какой-нибудь простенький фугас им, с их нечувствительностью к боли, как комар подводной лодке. А если соорудить нечто мощное, так ведь и сам дом пострадает. Проще с крыши пострелять, сколько успеем, пока не разбегутся.
– Есть у меня одна мысль. Она, конечно, спорная, и за успех я не уверен, но, считаю, попробовать все же стоит. Судите сами: твари чувствуют электричество. Причем настолько малое, что только диву даешься. Вспомните, как из аптеки выбирались: ну не могли бы они нас учуять, будь даже нюх у них, как у ищеек. Так вот, хочу попробовать оставить их без синапсов, или как их там правильно. В общем, без тех отростков на мордах, которыми они его и чувствуют. Если получится удачно, уйти отсюда будет намного легче.
– Предлагаешь устроить такой мощный электромагнитный импульс, чтобы у них все сенсоры навернулись? – Прокоп улыбался. – Нет, в этом я не силен. Тут больше носимый ядерный заряд подошел бы – у него как раз импульс подходящий. Так где же его взять?