Одновременно с самолетами из Гамбурга вышел пароход «Узарма», на борту которого находились пилоты люфтваффе и боевая техника: шесть истребителей «хейнкель-51» и двадцать зенитных орудий. «Добровольцы» следовали в Испанию одна партия за другой.
Начальник абвера адмирал Канарис со своей стороны стал активно подталкивать Муссолини к укреплению своей власти в Средиземном море. Дуче был не против поддержать франкистов, но отказывался это делать официально. В результате в Испанию был отправлен лишь один пароход с боеприпасами и двенадцатью истребителями «капрони» на борту…
События развивались так, как и предсказывал Леман. Немцы бомбили испанские города, участвовали в наземных операциях совместно с итальянцами, а Англия, Франция и США через Лигу наций заявляли о своей политике невмешательства. Американцам это не мешало поставлять мятежникам огнестрельное оружие и нефтепродукты.
Война принимала затяжной характер и шла с переменным успехом. С появлением в Испании интернациональных добровольцев, советской военной техники усилился отпор республиканской армии под Мадридом. А двадцать девятого октября франкистские войска потерпели жестокое поражение к югу от Мадрида. Двести советских танков под командованием генерала Павлова внезапно ворвались на узкие улицы Эквивии и буквально в лепешку раздавили кавалеристов Франко. Теперь уже не было никаких сомнений, что Советский Союз тоже открыто вмешался в военные события.
В ответ немцы срочно увеличили присутствие своей авиации, и казалось, что с ее помощью удалось склонить развитие событий в пользу повстанцев, однако через месяц жестокое поражение под Гвадалахарой потерпели итальянские войска. Война затягивалась и шла с переменным успехом…
Леман регулярно сообщал Зарубину информацию о поставках немецкого вооружения в Испанию, а также о деятельности абвера против подставных фирм в Европе, через которые советская военная разведка осуществляла закупку вооружения для республиканцев…
– У тебя есть желание встретить со мной рождество? – спросил как-то Вилли Флорентину.
– Я согласна. Мы пойдем в ресторан?
– Почему в ресторан? Рождество – это семейный праздник, и наша «большая семья» будет праздновать его на Принц-Альбрехтштрассе.
– Как, ты хочешь меня пригласить в свою организацию? Разве это возможно? Удобно ли это?
– Не беспокойся, все мои коллеги будут со своими женщинами.
– Хорошо. Пусть будет по-твоему.
У Флорентины на этот вечер были свои планы, и, хотя ей приятнее было бы встретить этот праздник с Вилли наедине, выбирать не приходилось. К тому же ей очень хотелось посмотреть поближе на этих всесильных людей из гестапо.
К Рождеству Флорентина сшила себе платье из черного бархата с глубоким декольте. Тонкая жемчужная нить, единственная память о матери, долгие годы лежавшая в шкатулке, как нельзя оказалась кстати и украсила ее изящную шею. Темно-рыжие волосы рассыпались по открытым белоснежным плечам.
Она оглядела себя в зеркало и осталась довольна: платье было сделано прекрасно и хорошо подчеркивало ее несколько полные формы. Никаких излишеств – все строго и красиво.
Около девяти раздался звонок, и она сама вышла открыть входную дверь. Перед ней в черной шинели и фуражке с высокой тульей, украшенной серебряными эсэсовскими знаками, стоял Вилли. Небольшие крупинки влаги от растаявших снежинок поблескивали на его погонах.
– Заходи же! Ты меня простудишь…
– Прости, Флора! Но я просто сражен… Ты выглядишь как настоящая королева! Глазам своим не верю! – воскликнул Леман, входя в прихожую. Крепко поцеловав его в губы, Флорентина предложила:
– С праздником тебя, дорогой! Снимай шинель и посиди минутку, отогрейся. Может, хочешь что-нибудь выпить?
– Это было бы неплохо. На улице действительно чертовски холодно.
– Водка или коньяк?
– Лучше немножко водки.
Флорентина вышла на кухню и через минуту вернулась с подносом, на котором стояли две маленькие рюмки с водкой и несколько бутербродов.
Поставив поднос на маленький столик, она взяла одну рюмку, ту, что была побольше, и выпила ее до дна. Вилли смотрел на нее с восхищением. Потом вслед за ней тоже сделал пару глотков.
– Такое ощущение, будто глотнул огня, – сказал он, с удовольствием причмокнув губами.
– Ты закуси бутербродами, думаю, что на торжественном мероприятии есть особенно не придется.
– Ты права, – согласился Вилли и с удовольствием принялся за бутерброды. Его щеки через несколько минут зарумянились. – Как у тебя блестят глаза, Флора! Так и хочется тебя поцеловать…
– Пьяную? – кокетничала она.
– Ну какая же ты пьяная, дорогая, о чем ты говоришь? – он нежно обнял ее за талию.
– Только не сейчас, Вилли, – она со смехом уперлась ему рукой в грудь. – Нам нужно собираться, иначе мы рискуем опоздать…
К центральному входу в управление на Принц-Альбрехтшрассе то и дело подъезжали машины: черные «мерседесы» и «БМВ», различные «опели». Машины притормаживали у входа, и из них выходили офицеры с женщинами в сопровождении адъютантов или младших офицеров, которых осчастливили приглашением на бал.
Подкатили два черных «мерседеса», начальник караула подал команду «внимание», и все замерли, к машинам бросились два адъютанта и почти одновременно распахнули задние двери. Из теплого салона первой машины величественно выбрался рейхсфюрер СС Хайрих Гиммлер, из второй – его заместитель, группенфюрер СС Гайдрих.
– Кто это? – спросила Флорентина.
– Это наше самое высокое начальство, – объяснил Вилли.
– Ты знаком с кем-нибудь из них?
– Не имел чести, – улыбнулся он. Вилли не питал никакого пиетета к нацистским бонзам, поскольку всех их хорошо знал еще по тем временам, когда они лишь подавали надежды и боялись полиции как огня.
Между тем Гиммлер и Гайдрих, оба в черных мундирах СС, украшенных знаками отличия и различными орденами вместе со значками, важно подымались по ступенькам. Как только они скрылись в проеме дверей, все присутствующие дружно потянулись к входу.
В большом, хорошо освещенном зале, украшенном гирляндами из елочных ветвей, были расставлены столики, за которыми начали рассаживаться приглашенные. В основном все были в черном, но изредка попадались мундиры голубые и серо-зеленые, в которых прибыли гости из абвера.
При входе каждый получал светильник – подсвечник на двенадцать свечей, которые тут же зажигали два офицера. Через некоторое время вперед вышли два молодых офицера и звучными голосами стали читать стихи.
Потом от руководящей группы чиновников отделился Гиммлер и объявил, что четверо самых заслуженных сотрудников управления удостоены высокой награды – портрета фюрера с его личной подписью и грамотой от него, Гиммлера. Раздались аплодисменты. Офицер вызывал награжденного, и Гиммлер под аплодисменты присутствующих вручал ему награду.
Каково же было удивление Флорентины, когда четвертым по счету награжденным был назван Вильгельм Леман. Она растерялась, но Вилли под аплодисменты чеканным шагом подошел к рейхсфюреру, принял поздравление и с невозмутимым видом вернулся на свое место. Его тут же окружили сослуживцы, стали поздравлять, смеяться, хлопать по плечам и требовать обмыть награду. Флорентину оттеснили, и она скромно стояла в сторонке, наблюдая за растерянным Вилли и не зная, как ему можно было сейчас помочь.
Однако официальная часть закончилась, раздалась громкая команда капельмейстера, все встали и хором запели, а еще через несколько минут деловито стали рассаживаться за столиками с указанными местами.
Они сидели вчетвером – Вилли с Флорентиной и Хиппе со своей подругой. Не успели выпить и закусить, как к их столику подошел Феннер, затянутый в новенький эсэсовский мундир.
– Госпожа Ливорски! Я много о вас слышал! Рад с вами познакомиться! – воскликнул он, расплывшись в улыбке.
Вилли недовольно на него покосился и что-то пробурчал.
– Очень любезно с вашей стороны! – улыбнулась Феннеру Флорентина. – Вас можно поздравить, господин…!
– Артур Феннер, к вашим услугам! Да, госпожа Ливорски, хотя я и не получил таких высоких наград, как ваш Леман, но у меня тоже есть свои успехи и свои радости. Так что с удовольствием принимаю ваши поздравления!
– Ну что же вы стоите, присаживайтесь, – предложила Флорентина.
– Спасибо. Если позволите, на минутку. Я ведь с товарищами, – он кивнул в сторону столика, где сидело несколько офицеров, с любопытством поглядывающих на Феннера и его собеседницу.
– Все как в рождественской сказке, – сияя довольством, проговорил Феннер. – Ужасно однообразная наша жизнь. И вдруг такой подарок – разукрашенный зал, елка, шикарные женщины! Сюда приглашены самые достойные из нашего управления, – с гордостью добавил он.
– О чем вы говорите, Феннер! Разве ваша работа, такая важная и почетная, разве она может быть скучной? Никогда этому не поверю!
– Тем более когда одних людей путают с другими, – ехидно вставил Вилли, а Флорентина добавила: – Да, господин Феннер, ваша работа не развлечение: разбираться с любовницами и прочее… – она улыбалась, лукаво поглядывая на него.
– Ах, госпожа Флорентина, не напоминайте мне об этом злополучном случае! – притворно оскорбился Феннер.
– Вилли, это тот случай, когда тебя чуть не упекли за решетку из-за какой-то Дельтей? – делая невинные глаза, спросила Флорентина.
– Для этого ума много не надо, – буркнул Леман.
Но Феннер пропустил мимо ушей эти нелестные для него замечания.
– Что будем пить, друзья? – спросил он.
– Я бы выпила шампанского, – сказала Флорентина.
Феннер галантно вскочил, и через несколько минут на столе появились бутерброды, шоколад, апельсины.
Время незаметно приблизилось к двенадцати. За столом, стоящим несколько поодаль от других, поднялся Гиммлер. В зале мгновенно стало тихо.
– Позвольте, господа, поздравить вас с нашим Рождеством! – негромко начал он. – Мы живем с вами в преддверии великих событий! Наша цель – организовать Европу таким образом, чтобы были взорваны существующие национальные границы, чтобы европейские страны сплотились бы в экономическом и политическом отношении под сенью СС, под руководством нашего фюрера. Такие величественные цели можно достигнуть лишь большой кровью. Проклятие истинно великой личности состоит в том, что она должна шагать по трупам! Цель, которую ставит перед нами фюрер, не имеет себе равных. Будем же достойны этой великой цели, и мать-Германия впишет ваши имена в скрижали истории. Хайль Гитлер!