В довершение всех проблем, как гром среди ясного неба, явилось для нас сообщение об аресте Червоной.
Червоная с мужем и его братом, как прибалтийские немцы, выехали по нашему заданию в Берлин. Мы планировали их использовать для организации связи с источниками информации в Берлине, с которыми я должен был восстановить связь.
По прибытии в Берлин они сменили документы и поселились в одном из доходных домов Восточного Берлина. Непосредственно с Червоной встречал я сам, в качестве связника с нею использовался молодой сотрудник резидентуры Богдан Аистов, который немецким языком владел еще слабо и в работу вводился постепенно.
По новым документам Червоная проходила как Мария Шульце. Она производила на меня очень хорошее впечатление – ловкая, смелая, сообразительная, прекрасно владела немецким языком. Ее муж Эгон Альтман и его брат Вильгельм Оберрайтер выступали как коммерсанты средней руки, обслуживающие гостиницы и рестораны. Они часто разъезжали по стране.
По нашему заданию Эгон Альтман связался с одним из берлинских маклеров и выразил желание выгодно поместить капитал – приобрести гостиницу. Они договорились, что Альтман заплатит наличными двести тысяч рейхсмарок, а оставшуюся часть стоимости в размере трехсот тысяч марок маклер должен был получить в ипотечном банке под залог недвижимости. Ремонт и переоборудование гостиницы будет произведен за счет покупателя. Гостиница должна была служить местом явки курьеров и в то же время пунктом предварительной проверки сообщений, которые должны были поступать от информаторов. Позже в состав персонала гостиницы планировалось ввести ряд наших нелегальных сотрудников.
Для начала Червоная должна была контролировать связников.
Очередную встречу я назначил Червоной на вокзале Бельвю. Связной Журавлев должен был передать ей условия встречи, сам, однако, он перестраховался и, не желая рисковать, направил ей записку с первый попавшимся мальчишкой. Об этом, между прочим, он мне не доложил.
Было довольно темно, поскольку освещение в городе, опасаясь бомбежек, стали выключать рано. Я прибыл на посольском автомобиле к вокзалу и медленно двигался вдоль стоянки такси. Ага, вот и Червоная. Она появилась из-за одного таксомотора. Я притормозил, и она быстро юркнула на заднее сидение. Я услышал, как щелкнул замок задней двери.
Мы тихо тронулись дальше вдоль машин и не успели проехать и нескольких десятков метров, как со стоянки такси отделились две машины и потянулись за нами. Я чуть прибавил скорость и сделал правый поворот: они не отставали. Слежка!
Сам я был «чист» и в этом уверен, поскольку перед встречей тщательно проверился. Значит, они пришли за Червоной! Выяснять уже было некогда, надо было срочно от них отрываться.
– Мария, – сказал я. – За нами слежка. Сделаем так: сейчас я попытаюсь от них оторваться… Потом ты возвращаешься домой и никуда не выходишь… Братья, как обычно, пусть занимаются коммерческими делами. Через три дня, в следующую пятницу, ты им скажи, что вечером тебе необходимо прибыть на платформу вокзала Тиргартен, от которой отходят поезда на Запад. Запомнила? – я еще раз повторил условия следующей встречи и продолжил:
– Ты пробудешь на платформе тридцать минут, и, если никто к тебе не подойдет: ни я, ни связник, ты возвращаешься домой и живешь обычной жизнью, пока не получишь от меня специального послания. Время прибытия на вокзал тоже. Поняла?
– Поняла, – тихо ответила она.
– Не волнуйся, все будет нормально, – я как мог пытался ее приободрить.
Ну а затем уже было не до разговоров. Я развернулся в сторону Ванзее и утопил педаль акселератора. Мощный мотор взревел, и по инерции нас прижало к спинке сиденья. Мы обошли несколько машин, словно они стояли на месте. Стрелка спидометра стремительно поползла вверх. Семьдесят пять, восемьдесят, девяносто, сто, и тут впереди в свете тусклого освещения фонаря я увидел огромный «бюсинг», перегораживающий мою правую сторону. Резкий поворот руля влево… Я убрал ногу с акселератора и приготовился к экстренному торможению. К счастью, на противоположной стороне никого не было.
Проскочив грузовик, я резко взял вправо, колеса протестующе взвизгнули, машину слегка повело. Я тут же ее выровнял, затем опять вправо, в темный переулок, и тут же выключил дальний свет. Я не думал ни о чем, кроме езды. Мир сузился для меня до прямой ленты проспекта, и пятна теней вокруг сливались в одну дрожащую тень.
Все, мы от них оторвались. Произошло это так быстро, что Червоная не успела испугаться. У немцев оказались слабые моторы, на наше счастье. Я высадил агентессу и пожелал ей удачи.
В представительство я вернулся злой как черт. Мне хотелось ругаться последними словами, когда я увидел Богдана Аистова.
– Что смотришь! – еле сдерживаясь, процедил я. – Кому сказал – пять раз сказал! – внимательно изучить обстановку, только после этого вручать записку, лично, в руки. Не сможешь – возвращайся домой. Говорил? Говорил… А ты что сделал?.. Мальчишку послал!
– Я думал… так будет надежнее… – морщась, как от боли, проговорил Аистов.
– Ты, оказывается, можешь думать! Он думал! Детский сад! Он думал!.. Помощник, называется!.. Век бы таких помощников не видать!
Я нисколько не сомневался, что, если бы он тщательно проверился, внимательно изучил все вокруг и сам пошел бы на квартиру Червоной, он наверняка заметил бы наблюдение, если оно там было выставлено. Мне хотелось выругать его так, чтобы уши у него распухли, но теперь надо было действовать и не терять понапрасну времени. До контрольной встречи, которую я назначил Червоной, оставалось меньше двух дней, и нужно было изучить обстановку и подобрать места, откуда мы могли бы вести контрнаблюдение.
На следующий день, прямо с утра, мы выехали в город, чтобы подготовиться к встрече. Без особых приключений, слежки за нами не было – это точно, мы прибыли на вокзал, смешались с толпой и приступили к делу. Аистова я взял с собой, чтобы он учился по ходу дела.
– Почему сразу не доложил, что записку передал через пацана? – спросил я, когда мы вышли из автобуса на привокзальной площади.
– Не доложил? – переспросил он. – А потому, что вас не было… Вас вообще сейчас невозможно застать на месте… И Кобулов тоже куда-то уехал…
«Не было! Детский сад да и только! Ему уже скоро двадцать пять, а он все “не было”! Морока с этими молодыми! Уж лучше бы все делал сам!» – думал я.
Аистов шел рядом и внимательно слушал мои замечания. Было около двенадцати часов дня. Я держался настороже, каждое мгновение ожидая от немцев какой-нибудь неприятности, а самое главное, опасался, что мы не заметим и попадем под наблюдение наружной службы. Но вокруг было спокойно, и я не фиксировал абсолютно ничего подозрительного. Даже привычных шупо не было заметно. Окружающие были заняты своими делами и на нас не обращали никакого внимания. Я уже давно заметил, что в Германии главное – это вести себя так, чтобы не вызывать у окружающих никаких чувств. Лучше, чтобы они тебя вовсе не замечали.
– Возвращайся! Свое место ты, надеюсь, запомнил, – сказал я Богдану, после того как показал ему место, откуда он будет вести наблюдение. – Я еще поброжу и посмотрю.
Я ушел с перрона и стал высматривать место, которое позволило бы наблюдать издалека. На ходу я обдумывал ситуацию и вынужден был ее оценить как весьма неважную. Если из тройки – Червоная и братья – кто-то «прокололся», вся наша задумка с гостиницей пойдет псу под хвост!
Не спеша я перешел на соседнюю платформу, ознакомился с расписанием отправления поездов. Вокруг все было по-прежнему спокойно.
Я провел на вокзале около часа, зато теперь мог сказать, что наблюдение лучше всего начинать на подходе и вести его лучше в движении. Так меньше шансов обратить на себя внимание. Теперь можно было ехать в представительство.
Мне хотелось, чтобы на место прибыл кто-нибудь из начальства и чтобы все было зафиксировано не только в моем рапорте. Когда за плечами у тебя несколько лет работы в подполье, уже были достигнуты конкретные результаты, позволить провалить операцию из-за элементарного недосмотра было бы непростительно. Тут могут возникнуть слухи о недосмотре или неопытности, каждую глотку ведь не заткнешь, а я не желал бы потом никаких кривотолков.
Я живо представил себе враждебное лицо Берии, как он, сверкая стеклами пенсне, будет кричать: «Идиоты! Меня не интересуют объяснения! Вам поручили серьезную операцию, а вы ее провалили!».
И укоризненное выражение лица Павла Судоплатова: «От кого, от кого, но от вас я этого не ожидал!». А еще есть Фитин, Павел Журавлев. Понятно, я могу начать оправдываться. Я могу сказать: «Кого вы мне дали? Одного молодого! Что он умеет? Я не виноват, что он не знает простых вещей». А Паша мне скажет: «Я не знаю никаких молодых сотрудников… Вы были старшим, вы не новичок и вы отвечаете за все!.. У вас времени было хоть отбавляй! Можно было всему научить молодого сотрудника, а вы его даже толком не проинструктировали!».
– Не проинструктировал!.. Да я ему сто раз толковал, как первокласснику!.. Нет, не стану же я Аистова грязью мазать, да и по правде говоря, я совсем не уверен, что виноват именно он… Может, там причина совсем в другом. Раз за агентом следят, значит, мы что-то недосмотрели. Иного толкования и не жди. Обидно, конечно, но что поделаешь.
В моей голове вертелись мысли, которые я никак не мог толком связать: когда Аистов передавал записку, он мог не заметить за собой немцев и навел их на агента. Они установили слежку за Червоной, а она вывела их на меня, когда села в мою автомашину. Если это так, то следует ожидать слежку за мной. Но вокруг меня все спокойно! Даже когда я выхожу на встречи с агентами. Что-то тут не вяжется…
За последние двое суток я к Богдану заметно подобрел. Ну какой с него мог быть спрос: его взяли в разведку сразу после окончания разведшколы, опыта практической работы у него никакого, язык знает слабо. Но парень он очень старательный и умный. Чувствуется институтское образование. Через полгода я его натаскаю, будет разведчик что надо.