– Неприятная история…
– Не вынимается?
– Даже двинуть не могу.
– Может, устроиться как-то поудобнее?
– Хорошо бы… Надо постараться, чтобы тяжесть тела не падала только на втянутую в унитаз ногу.
В таких случаях чем больше нервничаешь, тем хуже. Нужно сохранять спокойствие и не расходовать попусту силы на бессмысленную суету, – в общем, главное – не терять присутствия духа. Чтобы тяжесть тела равномерно падала на обе ноги, я попытался выпрямиться и зажать коленями край унитаза. У меня было ощущение, словно одна нога обута в ботинок-унитаз. Тяжесть тела распределить поровну удалось, но в такой позе долго не пробудешь. Колени оказались неестественно вывернутыми. Нельзя ли придумать что-нибудь получше? Самое удобное положение – согнуть колени под прямым углом и усесться, как на стуле. Но нет главного – на что сесть. Нужна подставка подходящей высоты. Но чтобы сделать ее, повторив форму унитаза, потребуется немало времени и определенное мастерство. Женщине это не под силу. Может, попросить того шимпанзе, вдевающего нитку в иголку быстрее человека?
Напрягая память, я попытался мысленно представить соединение суставов и мышц. Женщина настороженно наблюдала за мной. Наверное, она опасалась новых неприятностей.
– В таких случаях звонят обычно по сто девятнадцать.
– Послушай, ты же когда-то служил в пожарной команде, у тебя нет их телефона?
– Тебе, наверное, приходилось слышать, какие дают советы, когда человек не может снять с пальца кольцо?
– При чем тут кольцо?
– Обязательно дадут ценные указания: подними руку вверх, выше сердца, послюни палец, намыль его. Но поднять ногу вверх я не могу, а если намылю, результат будет прямо противоположный.
– Ты говорил, что у тебя есть пила.
– Ну есть.
– Штука, которая лежит на столе наверху, – это электропила?
– Брось шутить, нужно уметь пользоваться ею, просто так ничего не выйдет. Одно неловкое движение – и ноги как не бывало.
– Хорошо бы вытащить твою ногу до того, как мне понадобится…
– Ты же только что ходила.
– Да ничего, я, в общем-то, могу сделать это где угодно.
Ощущение, точно щиколотку придавило тяжеленной гирей. Мысли смешались. Будто оборвалась нить слишком туго смотанного клубка.
– Помоги мне. Я все-таки хочу попытаться вытащить ногу. Чем дольше она там пробудет, тем сильнее отечет, а уж тогда ее ни за что не освободить.
Женщина наклонилась над унитазом. Без всякого стеснения она обняла меня за плечи и прижалась всем телом. Ее волосы пахли сухой травой. Если бы не комизм положения, в котором я оказался, происшедшее могло бы полностью перевернуть всю мою жизнь. Но отказываться от надежды не следовало. А вдруг она будет обнимать меня и после того, как удастся освободить ногу? Сжав ее локти, я выпрямился. Но изменилась лишь поза женщины. Плечи дернулись книзу, она стала клониться вперед и, схватившись за мое колено, упала. Я чуть не закричал от боли. Из нашей попытки ничего не вышло, и лишь близость женщины не давала мне впасть в отчаяние.
– Ничего не выйдет, ведь в трубе вакуум.
– Сколько времени занимает дорога до конторы «отряда повстанцев» и обратно?
– В один конец минут десять.
– Если им удалось быстро договориться, то они должны вот-вот вернуться.
– Договориться не так-то просто, ведь речь идет о трупе. Мне бы хотелось вытащить ногу до их прихода.
– Хорошо бы они вызвали нас по рации. Может, по дороге они заехали куда-нибудь выпить, тогда долго еще не вернутся. Из забегаловки их силой не вытащишь.
– А труп бросили в машине?
– Верно, это было бы рискованно…
Женщина вернулась к лестнице и села на вторую ступеньку снизу. Она отошла буквально на шаг, но теперь дотянуться до нее рукой я уже не мог. Меня охватила тоска: неужели все это было на самом деле – и надежды, и интимность?
– Когда пробка из бутылки с вином не вынимается, всегда становишься в тупик, не зная, что делать.
– Может, чего-нибудь хочется, скажи.
– Нет, ничего не хочется.
– Больно?
– Чешется и щекотно. И онемела.
Некоторое время женщина смотрела вверх, что-то соображая.
– В трубе вакуум, да? Внизу клапан, правильно? Если его открыть, давление станет нормальным, верно?
– Возможно. Я не проверял, но думаю, что в унитазе использована разность уровней грунтовых вод. То есть непосредственным клапаном, создающим внутреннее давление, является сама вода, где-то существует рычаг, перекрывающий ее, который действует по принципу водяного колеса.
– Пойду посмотрю. – Женщина вскочила, точно сорвавшаяся пружина. Сил у нее немного, но зато она легкая, поэтому и может двигаться так стремительно. – Объясни дорогу.
– Объяснил бы, да сам не знаю. Туда попасть никак нельзя.
– Это странно: кто-то ведь проникал туда, чтобы чинить трубу, значит дорога должна быть.
– Я тоже так думал и собирался как следует все разузнать, но вот видишь…
– Может, ход заделали?
– Не похоже. Я уж думаю, а вдруг какой-то предприниматель, пользуясь неизвестным мне штреком, беспрепятственно проникал в нижние пласты. Борьба за каменоломню была отчаянная, и штольни переплетались, как паутина, это все время приводило к обвалам… Давай попробуем посмотреть план. Когда я поскользнулся, вместе с фотографиями упал и альбом. Подними, пожалуйста.
Женщина неохотно спустилась с лестницы.
– Чуднó все это, никак не пойму. Чтобы можно было пользоваться унитазом наверху, все должно быть как следует сделано внизу. Работы наверху и внизу не могли вестись безо всякой связи между собой.
Остановившись на некотором расстоянии от меня и не приблизившись больше ни на шаг, женщина протянула альбом и поспешно отдернула руку. Каким жалким я, должно быть, ей казался! Конечно, такая нелепая оплошность достойна не сочувствия, а скорее презрения.
– Смотри, здесь, в центре плана, машинный трюм…
– Бессмысленно, я в этом ничего не понимаю. Вид у тебя плохой, – может, принести чего-нибудь?
– Я бы, пожалуй, принял аспиринчику. Принеси, пожалуйста. Аптечка должна быть под диваном, зеленая картонная коробка, круглая такая…
Женщина пошла за аспирином, а я стал перелистывать альбом, выискивая места в каменоломне, которые еще не были мной обследованы. Совершенно неизученным остался шурф, куда не вели ни подъемник, ни лестница, не успел я исследовать и глубокую подземную речку. Проникать туда было небезопасно, а кроме того, и шурф, и речка находились за границей того района, который я предполагал перекрыть взрывом. Если провести там тщательную разведку, то, может быть, удалось бы обнаружить ход в помещение, находящееся под унитазом. Я никак не мог сосредоточиться, колени ныли, неожиданно бок пронзила боль.
– Одной таблетки достаточно?
– Давай три. Обычно дозу определяют по возрасту, на самом же деле она зависит от веса.
– Хочешь, я тебя сфотографирую?
– Зачем?
– Человек, посаженный в горшок, как дерево. Интересно иметь такую карточку на память. Я подумала вот о чем: если меня всерьез призовут перечеркнуть прошлое и все начать сначала, может быть, мне стоит забросить профессию женщины и заняться фотографией?
– Тогда уже будет поздно. Это сегодня, в век рекламы, когда жизнь бьет ключом, фотография может стать выгодным занятием, причем не обязательно быть мастером, достаточно просто иметь коммерческую жилку.
– Как это все-таки ужасно! Сколько времени ты сможешь выдержать?
– Черт возьми, колено болит невыносимо. А икра просто отваливается. Кровь не циркулирует. Если начнут отмирать ткани, еще, чего доброго, придется ампутировать, как при обморожении. Болеутоляющие и антибиотики, конечно, дадут временное облегчение, но боюсь, что в лучшем случае я выдержу дней пять, не больше.
– Еще вопрос, как справлять нужду…
– Важнее другое – как спать. Интересно, сколько времени мне удастся сохранять сознание…
– Вот пытка!
– И сколько бы ни пытали, мне не в чем сознаваться…
– Как важно иметь возможность свободно передвигаться!
– Еще как важно. Человек не растение.
– Но разве ты не довольствовался путешествием по карте?
– Это совсем другое дело. Человек не может летать. А тут – летаешь. Вот что такое путешествовать с помощью аэрофотоснимков…
– Смотрю я на тебя, и тоска берет. Жить в таком месте – все равно что умереть, разницы никакой.
– Сильно ошибаешься. Иметь возможность сделать даже два-три шага – не то, что быть намертво прикованным к одному месту. Не иметь возможности дойти до туалета очень печально, но кто станет печалиться оттого, что не в состоянии дойти до Южного полюса?
– Но ты же не способен сделать ни шагу.
– Что-нибудь придумаем. Эта дурацкая история не может продолжаться вечно, как ты считаешь?
– Будь это не нога, а воздушный шарик, он бы со временем выпустил воздух…
– А что касается свободы, то ее каждый находит сам. Здесь, в каменоломне, я свободен.
– Ты закончил университет?
– Нет, ушел из колледжа.
– Иногда ты говоришь как образованный человек. И книг у тебя много.
– Люблю читать. Беру их в библиотеке. Но больше всего мне нравится работать руками. Мне, например, ничего не стоит починить замок на чемодане.
– Может, принести тебе книжку почитать?
В уголках губ появилась чуть заметная, словно занесенная ветром улыбка. Издевается она надо мной, что ли?
– Даже больной раком, которому точно известно, что он скоро умрет, хочет жить, пока не наступит смерть. Ведь жизнь – это и есть ожидание смерти.
– Может, я ошибаюсь, но ты не кажешься мне таким уж счастливым. Корабль и вправду хорош, но все-таки…
– Главное – жить.
– Чудной ты. Будто ждешь не дождешься войны.
– Ты слышала о коллективном самоубийстве китов?
– Слышала, но мало что знаю об этом.
– Киты очень умные. Но вдруг, точно потеряв разум, мчатся к берегу и всем стадом выбрасываются на отмель. И сколько ни пытаются вернуть их в море, ничего не получается. Наглотавшись воздуха, они погибают.