– Затянуло его туда. Придумайте что-нибудь, – объяснила вместо меня женщина.
Наступило неестественно долгое молчание. Лучше бы я сам все объяснил.
– Простите, я схожу по нужде, – безо всякого выражения, скороговоркой произнес зазывала и снова скрылся в туннеле.
– Не удается вылезти из унитаза? Но почему? – с беспокойством спросил Сэнгоку; слова, казалось, застревали у него в горле.
– Не удается. Где Комоя-сан? – сказал я, в горле у меня тоже перосохло. Надо бы промочить, но пока было не до того.
– Совещается с «повстанцами». Там столько всего произошло…
– А это что? Вряд ли сладкий картофель.
– Нет, конечно. Труп, что же еще. – Сэнгоку, сдерживая раздражение, понизил голос: – Разве не о нем шла речь с самого начала?
– Когда заговорили о трупе, я был уверен, что речь идет о твоем…
– Слава богу, нет.
– Противно… – Женщина взяла самострел и попятилась к унитазу. Потом обернулась, определила на глазок расстояние до меня и остановилась в трех метрах.
– Чей же это труп?
– А как вы думаете?
– Я знал этого человека?
– Полагаю, вы удивитесь.
– Если не твой… Неужели… нет, быть не может, Комоя-сан?
– Вряд ли… – Женщина испуганно осеклась. – Когда возник разговор о трупе, Комоя-сан был еще здесь.
– Так чей же? – Боль в ноге мешала как следует сосредоточиться. Чья еще смерть могла бы поразить меня? Даже когда умерла мать, я был потрясен меньше, чем когда уронил фотоаппарат и разбил объектив. Она тогда жила вместе с Тупым Кабаном (наполовину против своей воли), и открытку о ее смерти я получил лишь спустя две недели.
– Весьма уважаемый труп, с которым нужно обращаться почтительно. – Сэнгоку с жадным любопытством шарил глазами по всем уголкам трюма. Он впервые видел это место, где велось незаконное уничтожение отбросов, где находилось обиталище его подозрительного компаньона, ответственного за яму. – Управляющий… Нет, здесь вы капитан… Унитаз, который сейчас маринует вашу ногу, и есть та самая бездонная яма?
– «Маринует», что за выражение! – решительно вступилась за меня женщина, и я увидел, как она еще молода. Может быть, именно сейчас и проявилось ее истинное лицо. – Посмотрите сами – и все поймете.
– Я не собираюсь ничего скрывать. – В создавшемся положении мне приходилось проявлять осторожность. – Я давно хотел взять тебя к себе. В душе я всегда считал тебя своим другом. Я знал, что, когда мы будем вместе, все пойдет хорошо. Правду говорю, даже билет на корабль для тебя приготовил. Сейчас как раз подходящий случай…
– Может, вы нарочно все это затеяли, чтобы поиздеваться надо мной.
– Ну что ты. Да и зачем?
– Хотите помешать уничтожить труп, вот и устраиваете этот балаган.
– Ничего подобного, я ждал помощи. Помогите мне побыстрей.
– И верно, обычное представление. – Зазывала, застегивая брюки, показался из туннеля. Поглядел на меня и, как неумело вырезанная из бумаги фигурка, застыл в неестественной позе, продолжая держаться за язычок молнии. – Чего возитесь, неужели до сих пор не можете вылезти?
– По-всякому пробовали, – замотала головой женщина, заступаясь за меня. Наверное, приятно все-таки иметь товарища, который с тобой заодно. – Давление немыслимое, внутри вакуум. Нога как вросла – ни вытянуть, ни повернуть. Сейчас ему получше, – видимо, аспирин подействовал, а то было совсем плохо, он и стонал, и кричал…
– Очень уж он нежный. – Зазывала захлопнул железную дверь и задвинул засов.
– Свалился бы сам, тогда бы узнал. Ноге щекотно, будто по ней водят металлической щеткой.
– Вы говорите – вакуум, но важно знать, сколько атмосфер, – спокойно произнес Сэнгоку. – Если давление у поверхности тела ниже определенного уровня, начнется кровотечение, затем лопнет кожа. Но, судя по тому, что ногу дальше не втягивает, давление не столь уж велико.
– Теоретическая база подведена, теперь постарайтесь мне помочь.
– Сначала давайте подтащим к унитазу труп, – предложил зазывала, и они вдвоем с Сэнгоку поволокли тюк. Зазывала пытался подтянуть его к приставной лестнице, а Сэнгоку, не зная о существовании ловушки, тащил к каменной – веревка лопнула, и тюк приоткрылся. Ни крови, ни какой-нибудь части тела не было видно. Блеснуло лишь что-то, напоминающее мешок из черного винила – в такие обычно складывают мусор, – именно в этом ощущалась реальность существования трупа.
– Туда нельзя, – предупредила Сэнгоку женщина. Голос ее звучал нежно, как легкий ветерок с моря после штиля. Наверное, это у нее рефлекс при виде незнакомого мужчины. – На этой лестнице есть специальное устройство, осторожно.
– Здесь вообще полно всяких устройств. Вам-то это должно быть хорошо известно. – Зазывала, не дожидаясь ответа, глянул с площадки вниз. – Может, сбросим отсюда, а то тяжелый, сил нет.
– Но это же труп.
– Именно потому, что труп. Если развалится на куски, легче будет спустить в унитаз…
Женщина жестикулировала, но она стояла ко мне спиной, и поэтому я не мог понять, что означают ее жесты. Зазывала гаденько засмеялся и, повернувшись к тюку, молитвенно сложил ладони. Сэнгоку неловко наступил на тюк ногой и стал заталкивать внутрь край высунувшейся пленки.
– Прежде чем заняться трупом, прошу вас, помогите мне. – Я пытался изобразить спокойствие, но из-за отвратительного чувства, будто сердце провалилось в колено и судорожно бьется там, и страха, что им не удастся меня освободить, голос меня не слушался. – Пока унитаз нельзя использовать, с трупом все равно ничего сделать невозможно.
– Нечего суетиться. – Зазывала кивнул Сэнгоку, и они вдвоем приготовились сбросить тюк с площадки. – Если бы Капитан знал, чьи это останки, он, я думаю, не проявил бы такой жестокости.
– Жестокость – сбрасывать тело вниз! – крикнула женщина, но тюк, завернутый в голубую виниловую пленку, уже сорвался с площадки и, перевернувшись в воздухе, шлепнулся на пол. По звуку можно было подумать, что упал кусок сырого мяса. Пожалуй, так же шмякнулся бы и ком глины.
– Кто же все-таки это?
– Надо устроить ему достойный похоронный обряд, прежде чем спустить в унитаз…
Первым слез по лестнице зазывала. За ним – Сэнгоку. Женщина, прижав к груди самострел, не отрывала глаз от тюка.
– Кто же все-таки это?
– Это, можно сказать, останки Капитана. – Зазывала, вытерев рот, обернулся ко мне. На его плоском лице торчал маленький носик, белки глаз отливали голубым. Он был не так уж спокоен, как пытался казаться. Сколько ни вытирал рот, в уголках белела слюна.
– Кто же это?
– Видите ли, честно говоря, видите ли… – У Сэнгоку горло, наоборот, пересохло.
– Что вы имеете в виду? Я не настроен выслушивать ваши шуточки.
– В общем, это вы… – Зазывала провел по рубахе рукой, которой только что отирал рот. – Дублер. Убийство дублера. Жертвой преступника должны были стать вы, Капитан. Если бы не произошло ошибки, в тюке сейчас лежали бы вы.
– Кто преступник?
Вместе со мной задала вопрос и женщина:
– Кто же этот дублер?
– Вы сами лучше всех знаете человека, которого следовало убить. – Сэнгоку говорил, явно похваляясь своей осведомленностью.
– Представить себе не могу! Он был похож на меня?
– Не особенно. – Сэнгоку, кажется, почувствовал себя неуютно, чуть склонил голову набок и посмотрел на зазывалу, ища у него поддержки.
– Комоя-сан, наверное? – Женщина, сжав зубы, еще дальше отошла от тюка.
– При чем тут Комоя-сан?
– Он-то и стал дублером, да?
– А кто убил? Тупой Кабан? – Это было единственное мгновение, когда я забыл о боли в ноге.
– Ошибаетесь. – Зазывала кивнул на тюк и произнес с трудом: – Все совсем наоборот.
– Тогда получается, что Комоя-сан убил Тупого Кабана? – Мой голос дрожал от напряжения. – Значит, в тюке – Тупой Кабан?
– Ну так вот, от всего сердца помолимся за упокой его души…
– Хватит чепуху молоть!
Я неотрывно смотрел на тюк, завернутый в голубую виниловую пленку. Неужели там действительно Тупой Кабан? То самое чудовище, которое разгуливало в зеленой охотничьей шляпе, распространяя вокруг омерзительную вонь протухшей пасты из соевых бобов, да еще завернутой в грязную тряпку; тот самый подонок, который ногами забил жену до смерти, изнасиловал мою мать, приковал меня цепью к унитазу, разрушил бульдозером для владельцев каменоломни целый квартал домов? Тот самый отвратительный тип, который пустил по ветру рыбачий домик и два рыболовецких суденышка, много раз безуспешно пытался стать членом муниципалитета, но смог только прицепить к груди значок командира «отряда повстанцев»? У меня словно гора с плеч свалилась. Видимо, я здорово боялся Тупого Кабана – еще больше, чем ненавидел. Ничего, кроме облегчения, я сейчас не испытывал. Может быть, из-за того, что нога застряла в унитазе, чувства мои были парализованы. Если бы я присутствовал при убийстве, ощущения, наверное, были бы несколько иными. Даже так безжалостно скрученный, Тупой Кабан все равно производил впечатление громадины. А если он не только скручен? Может быть, еще и разрезан на куски? Кажется, я начинаю понимать, как трудно уничтожить человека, не оставив никаких улик.
– Бессмыслица какая-то. – Женщина говорила почти не разжимая губ, и разобрать слова было трудно. – Как мог Комоя-сан спутать его с Капитаном? Каким образом?
– Нет, Комоя-сан не обознался. Все так запуталось. У меня язык подвешен хуже, чем у Комоя-сан, да здесь и вообще не так просто определить, кто преступник и кто жертва. Не будем сейчас гадать, кто с самого начала охотился за Капитаном, но Тупой Кабан подозревал в этом Комоя-сан…
– Пожалуй, – поддержал его Сэнгоку и стал объяснять, выставив вперед кулаки: – Господин Тупой Кабан говорил о трупе, имея в виду этого самого подозреваемого. Правда, мне неизвестно, действительно ли он хотел убить его или просто попугать. Об этом сможет подробно рассказать сам Комоя-сан, который получает сейчас необходимую информацию от «повстанцев»… У меня такое впечатление, что и Комоя-сан отнесся к Тупому Кабану слишком наст