оей проблемы. Нам будут в определенном порядке представлены рядовые члены отряда, а мы проведем личную проверку каждого.
– Как вы можете молча выслушивать все это?! – Сэнгоку тяжело дышал, и его голос прозвучал очень громко. – Я этого не вынесу!
– Ну и не выносите, мне-то что! – небрежно бросил адъютант и продолжал: – Оставим в стороне самок. Для второго этапа суда необходима вот эта штука.
Он положил руку на изрядно потрепанную телефонную книгу и эффектно умолк. Эффекта он действительно достиг. Когда окружающие сообразили, чтó он имеет в виду, все помрачнели.
– Мальчишка-то все еще плачет, – прошептала женщина через плечо.
Подросток, не шевелясь, сидел на бочке, закрыв лицо ладонями. Может быть, он и в самом деле плакал, а может, просто уснул.
– Кажется, будто нога начала гнить.
– Потерпите еще немного…
– С помощью «узи», я думаю, дыру в трубе не пробить. Будет много крови, а сама нога все равно останется торчать в унитазе.
– Итак, приступаем к отбору. – Адъютант взял телефонную книгу и стал перелистывать. Разноцветные страницы пестрели множеством значков:
– Будем выносить решение, имеет тот или иной человек право на выживание или нет. Нам предстоит в алфавитном порядке оценивать в среднем по тридцать человек в день. В случае если абсолютное большинство дает отрицательную оценку, человек вычеркивается. Результат – смертный приговор. Если же мнения разойдутся – отсрочка. Отсрочка тоже может носить разный характер. При повторном разбирательстве она может быть пересмотрена и заменена смертным приговором.
– А по какому принципу проводится разбирательство? Собрать материалы на каждого, наверное, непросто. – Зазывала, как это было уже много раз, задал вопрос вместо меня, на сей раз не касаясь эволюционной теории, согласно которой, по его мнению, идеальными членами экипажа стали бы отбросы общества.
– Но я представляю, какое удовольствие – вершить такой суд. – Продавец насекомых кивнул адъютанту, показывая своему подчиненному, что прекрасно его понимает. – Право казнить или миловать, отнимать или даровать. Великое дело, налагающее огромную ответственность перед будущим.
– Конечно, мы используем самые различные документы в качестве справочных материалов. Компьютер муниципалитета снабжает нас сведениями о составе семьи, профессии, доходах и т. д., получаем мы информацию и от сыскных агентов. Однако нынешняя обстановка требует немедленных решений – в день необходимо решать судьбу по меньшей мере тридцати человек. На каждого – не более пяти минут. Поэтому для ускорения вынесения решений могут быть использованы слухи и мнения, распространяемые окружающими, внешнее впечатление от жилища и тому подобное. В случае если нет никакой информации, кроме самого факта включения в телефонную книгу, следует принимать решение интуитивно, исходя из имени человека, названия торгового предприятия или фирмы и даже номера телефона.
– Не может ли случиться, что невиновному будет вынесен смертный приговор? – Продавец насекомых устроился поудобнее.
– Каждый невиновен, пока не оказался под судом.
– Это верно. Но может быть, тогда лучше бросать кости?
– Кости не подходят. Процент смертных приговоров окажется чересчур низким.
– Неужели же смертных приговоров должно быть так много?.. Хотя ничего не поделаешь, ведь на борт можно взять лишь ограниченное количество людей.
– Он просто чокнутый, – раздался голос женщины рядом с моим ухом.
– А каков должен быть процент смертных приговоров? – Голос зазывалы, словно обессилев, звучал еле слышно.
– Полностью невиновных пока что не бывало. – Адъютант был по-прежнему невозмутим. А может, он просто изображал бесстрастность, внутренне наслаждаясь тем, что говорит. – Бóльшая часть – смертные приговоры, остальное – отсрочки, среди отсрочек – целый ряд градаций: новое слушание, предварительное заключение, передача на поруки, временная передача на поруки, отсрочка приведения приговора в исполнение, подача апелляции, затем повторное расследование на основании новых данных и новых свидетельских показаний. Но в любом случае дело кончается смертным приговором. Я думаю, вы убедитесь в этом сами, хотя бы единожды увидев своими глазами, как проходит суд. Члены отряда – «типичные представители отверженных» – проявляют горячий энтузиазм в момент вынесения смертного приговора. Это тот момент, когда они, отверженные, чувствуют всю прелесть жизни. И не думайте, что в отряде собрались одни маньяки. – Он положил руку на раскрытую телефонную книгу и, сохраняя каменное выражение лица, бросил вызывающий взгляд на женщину и зазывалу. – Вынесение смертных приговоров, которое первоначально являлось тяжкой мерой, необходимой для отбора людей, достойных выживания, в какой-то момент превратилось в самоцель, в источник наслаждения. Можно, конечно, объяснять это извращенной сущностью «типичных представителей отверженных». Но дело не только в этом. Из всех сказок, которые я читал в детстве, в памяти у меня осталось только два эпизода. Содержания самих сказок я не помню, только эти сцены запечатлелись с поразительной ясностью. Одна из них – королева из «Алисы в Стране чудес», которая, не вникая в дело, все время кричит: отрубить голову, отрубить голову. Другая – из сказки Андерсена, забыл ее название, в которой молодой принц прячется за деревом и, вынеся смертный приговор проходящему мимо случайному путнику, закалывает его. Так что и в мире детей происходит то же самое. Более того, «типичные представители отверженных» в некотором смысле сами приговорены к смерти с отсрочкой исполнения приговора. И учтите, вынося смертный приговор, мы не приводим его в исполнение. Исполняют приговор сами осужденные.
Если взять бешеное презрение Тупого Кабана ко всем окружающим, растворить его, выварить и кристаллизовать, как раз и выйдет, наверное, теория адъютанта. Надо ее понять и отвергнуть, тогда появится надежда на спасение. Но если вдуматься, не тем ли занимался и я сам, того не осознавая? Разве моя пассивность, мое нежелание выпускать из рук сертификаты не сводятся к тому же? Если меня в этом обвинят, мне будет нечего возразить. И продавец насекомых, и зазывала неоднократно указывали на мое стремление отгородиться от всех. Так оно и есть на самом деле. Фактически я все равно что подписывал один за другим смертные приговоры, вынесенные без суда и следствия. Трудно сказать, что более жестоко. Во всяком случае, у меня нет права осуждать «отряд повстанцев». Сначала мне следует осудить, уничтожить самого себя.
– Но если действовать только методом исключения, эффективность будет низкой, и ничего не получится. – Зазывала, видимо желая как-то разрядить обстановку, щелкнул пальцами и стукнул рукой по перилам. – Наоборот, нужно составить список людей, которые нам необходимы: врачи, медсестры, специалисты по компьютерам, автомеханики…
– После взрыва ядерной бомбы компьютеры уже не понадобятся, – сказал Сэнгоку сдержанно, но в его словах слышалась издевка. – Под воздействием электромагнитных волн они выйдут из строя.
– В этой области все уже предусмотрено, – ответил адъютант. – Среди членов отряда есть и повара, и статистики, и специалисты по сельскому хозяйству. Плотники, штукатуры, дзюдоисты-разрядники, мясники, специалист по приготовлению сладкого картофеля, фотограф, а наш командир обладает огромными способностями к подавлению бунтов.
Называя троих последних, адъютант явно хотел продемонстрировать свою осведомленность, а заодно и поддеть нас. Меня действительно задело то, что я оказался в этом списке после мясника и прочих.
– Если нужны фокусники, тут я мастер, – сказал зазывала.
– Это здорово, – заключил адъютант и тихо закрыл телефонную книгу. – Без фокусов тоже не обойтись. Чтобы выжить, нужны не только предметы практического пользования. В любой войне нельзя забывать и о душе. Душевное довольство – лучшая из наград. Ну вот, это и есть наш суд.
– Я тоже торговал мечтами. – Продавец насекомых посмотрел на меня пристально, словно вглядывался во тьму. – Остальные юпкетчеры, наверное, так и остались в джипе.
– Одними мечтами не обойдемся. Нужны еще ножи, нужны еще пистолеты, нужен еще и унитаз. – Зазывала внезапно вскочил на ноги. Его прямо трясло от напряжения. Потом, глубоко вздохнув, снова сел. – Останься мы здесь, и не будет никакой необходимости добывать деньги. Если мы перечеркнем прошлое и все начнем сначала, не будет дающих взаймы, не будет и берущих. А сделай хоть шаг отсюда – там повсюду играют в прятки должники и кредиторы. Перечеркнуть прошлое и все начать сначала – даже представить себе невозможно, как это прекрасно.
– Мне нужен еще и воздух, – снова повторила женщина задумчиво.
– Потому-то и послали людей на охоту за самками. Женщина – она чем моложе, тем интереснее. Вы так не думаете, командир? Юная девушка напоминает влажную бумагу. Это же так приятно – медленно нагревать ее на огне, пока она не запылает. Да, уже поздно, как же быть с лекарством? Нужно, чтобы разведчик разузнал, что со связным, которого послали за врачом, и как идут поиски. Мог бы я попросить вас, командир, отдать приказ?
Кивнув, продавец насекомых поднялся. Погладив большим пальцем золотой значок на груди, он с сомнением посмотрел на подростка, стоявшего у бочек, опустив голову, и тяжело, как астматик, задышал.
Заскрипела железная дверь люка, послышался вопль. Сдавленное дыхание продавца насекомых вырывалось наружу, не выливаясь в слова.
– Помогите, спасите! – Ввалившийся снаружи подросток полз на четвереньках по верхней площадке. Это был тот самый, в красной куртке, которому женщина угодила стрелой в ухо. Кровь еще, кажется, не остановилась, ухо покраснело и сильно вспухло. – Его жрут собаки, помогите!
– Что такое, откуда он взялся? – Адъютант очень проворно для своих лет вскочит на ноги, потом снова наклонился, послюнил пальцы и потер лоб. Наверное, магический жест, чтобы снять напряжение. Я вспомнил, что так же делала моя покойная мать. – Спустись, не бойся.