Алисса стрельнула в него недоверчивым взглядом:
— Ты любишь меня настолько сильно, что, скрыв от меня правду, даже не удосужился поинтересоваться, а не ошибся ли доктор с диагнозом, и не мог ли ребенок принадлежать тебе?
— Вообще-то, я записался на прием в пятницу, в клинику Лос-Анджелеса для проведения повторных тестов. И я очень надеюсь, что малыш мой.
— Этот новый доктор сообщит тебе уже известную для меня новость. У тебя могут быть дети. Я ни разу не сомневаюсь в том, что ты станешь невероятным отцом, и я никогда не отниму у тебя твоего ребенка. Он или она – наполовину твой. Он будет знать, кто его отец. Но остальное дерьмо не имеет значения. Для «нас» твоего внезапного признания, и «я тебя люблю» слишком мало. Слишком поздно. Прощай, Люк.
Следующий день после Дня Благодарения.
Люк уставился в окно на серое небо, находясь в Техасе — на родине ветров. Он полагал, что у него были причины быть благодарным. Невозможное чувство, когда он был ко всему безразличен, ужасная пустота внутри... пустота, которая могла быть заполнена только его женой.
Но Алисса не разговаривала с ним. Совсем.
Он покинул их дом в Лафайетте после последнего разговора, чтобы дать ей свободное пространство и время. В следующие двенадцать часов она поменяла все замки в доме и ресторане, также как свои домашний и сотовый номера. А в последующую ночь он ждал, притаившись рядом с «Bonheur», пытаясь перехватить ее и проводить домой. Урвать хоть несколько минут с ней наедине, чтобы снова объяснить, как он любит ее, и как сожалеет о случившемся. Вместо этого, Тайлер провожал его жену до машины и, когда они заметили Люка на парковке, приобнял в защитном жесте. Вышибала оттеснил его достаточно, чтобы Алисса успела сбежать. Ублюдок получал деньги, несмотря на то, что у того был неважный удар справа. Но было уже слишком поздно, чтобы обменяться с женой даже парой слов.
Следующим вечером она позвонила ему из ресторана, чтобы снова попросить Люка ее не беспокоить. Прежде чем он успел сказать своей жене о том, как ему жаль и как он любит ее, Алисса повесила трубку. Это было давно, восемь дней назад. За неделю до этого Люк вернулся в Лос-Анджелес и закончил запись шоу, действуя на автопилоте. Он и понятия не имел о том, какими вышли те эпизоды. Без сомнения, его попросят их переснять. А вчера он, наверняка, испортил Дику и Кимбер День Благодарения. У них было так много всего, за что можно быть благодарными, и они устроили праздник, пригласив к себе всю семью Кимбер. Люк пытался затеряться в толпе, но Хантер следил за ним всезнающим взглядом, затем покачал головой и пробормотал:
— Тупой придурок.
Его младший брат — Логан, был с ним согласен.
— Что-нибудь слышно от Алиссы? — Кимбер подошла к нему, смотря с таким сожалением в глазах, что он не мог на нее сердиться.
Она, наверное, считала, что раз Алисса является его женой, то он, к тому моменту, уже должен был признаться ей в своем «состоянии».
— Нет.
— Мне так...
— Я знаю. — Люк больше не мог слушать ее извинения. Это только напоминало ему о том, как он был неправ, и не могло, ни черта, помочь. Люк прижал руки к глазам, тыльной стороной. — Почему я ничему не научился с первого раза? Дик не только мой кузен, но и лучший друг. Я тоже скрывал от него правду. Это чуть не стоило нам дружбы. И я до сих пор, блять, ничему не научился. Я так хотел ее и этого ребенка... — Он вздохнул. — И где я только учился манерам.
— Ты думал, что она тебе лжет… о том, кто отец этого ребенка?
— О, да. И я жалею об этом. Но... черт возьми, минус на минус — не всегда плюс.
— Верно. — Кимбер вздохнула. — И что ты намерен делать? Я еще никогда не видела тебя таким несчастным.
— Осталось еще несколько вещей, способных привести меня в восторг, понимаешь? Я и помыслить не мог, что шоу, которое было моей мечтой год назад, сегодня станет моей реальностью. Это все, для чего я работал, ради чего я часами готовил одно и то же блюдо по десять раз на дню, меняя один единственный ингредиент, чтобы проверить, способен ли улучшить рецепт. Это одна из причин, почему я так гнул спину над собственным имиджем и откладывал наиболее удачные кулинарные книги. Я хотел получить эту возможность, чтобы поделиться с утонченными гурманами своей любовью к сложной южной кухне. (Прим.: имеется ввиду кухня Юга США)
— Я уверена, шоу будет замечательным. Твоя индивидуальность завоюет зрителей. Я просто знаю это.
Он пожал плечами:
— Может быть. Но все дело в том, что я не уверен, что меня это теперь волнует.
Кимбер сжала его ладони:
— Ты просто расстроен. Боже, если бы я только знала заранее, чем все обернется.
— Не вини себя в моем проступке. Если бы я не женился на ней, имея в запасе такой секрет, я бы не попал в эту ситуацию.
— Я знаю, тебе сейчас больно, но ведь остались еще на свете вещи, за которые стоит быть благодарным. Ты снова полюбишь свое шоу, когда эмоции поутихнут. У тебя есть семья и друзья, замечательный дом и огромный талант. И ты здоров.
Здоровье. Люк горько усмехнулся. Когда-то у него было больше, чем это.
— Доктор Кимджин позвонил мне сегодня утром.
В комнату вошел Дик и, встав позади своей жены, привычным движением положил ей на плечо руку:
— Это тот самый доктор, который проверял тебя на прошлой неделе в Лос-Анджелесе?
Люк кивнул. Слова врача все еще звучали в его ушах.
— И?
— По его словам, то, что Алисса от меня забеременела, на практике не является невозможным. Он сказал, что это маловероятно, а не невозможно в принципе. Очевидно, что за прошедшие девять лет, мое тело немного излечилось самостоятельно, и активность семени возросла, увеличив шансы на оплодотворение. Хотя он и был удивлен тем, что у нас получилось зачать ребенка без помощи специальных препаратов или хирургического вмешательства. Но подтвердил мои догадки, что ребенок, вероятнее всего, мой. В действительности я и сам уже в этом уверен.
— Это же круто, мужик! — отозвался Дик. — Просто ВАУ.
— Доктор Кимджин сказал, что, не доведя до меня информацию о том, что я могу излечиться, мой лечащий врач оказал мне медвежью услугу.
— И, если я правильно понимаю, он тебе ничего не сказал? — спросил кузен.
— Ни единого слова. Я чертовски жалею о том, что не проверялся у другого врача.
— Но теперь ты знаешь об этом. — Выражение лица Кимбер смягчилось. — Собираешься рассказать Алиссе?
Люк хмыкнул:
— Как? Она поменяла все замки и телефонные номера. Даже адрес своей электронной почты. Она не хочет со мной говорить, не то что уж видеться. Ее предали самым страшным образом в столь юном возрасте, и она пережила это, поэтому я не удивлен, что моя супруга не хочет иметь ничего общего с человеком, в котором видит предателя.
— Но ты любишь ее, — заспорила Кимбер.
Да, любит. Настолько, что осознает, что никогда не будет цельным без нее. Но его чувства ни черта не изменят.
И тут раздался звонок в дверь, Кимбер вскочила:
— Я открою.
Воспользовавшись ее отсутствием, Дик произнес:
— Мужик, ты должен все исправить. Иди к ней. Чем дольше ты держишься в стороне, тем проще ей убедить себя в том, что она была права и тебе на нее насрать.
Люк резко встал на ноги:
— Какого хрена ты хочешь, чтобы я сделал? Последний раз, когда я был там, мне пришлось практически преследовать Алиссу, чтобы увидеть ее. Я даже не смог поговорить с ней.
Дик почесал затылок:
— А ты пробовал отправлять ей цветы?
Принимая во внимание тот факт, что он послал девушке цветы с вежливой запиской, после первой ночи, которую он провел с ней, предполагая разделить ее с Диком?
— Она воспримет это, как «прощальный поцелуй», а не как романтический жест. Кроме того, я объяснился ей в любви. И я уверен, что она сомневается в ней также же сильно, как в том, что я хочу ее больше, чем ребенка.
— Ты сделал что? — брови Дика взмыли вверх, без слов выражая его шок.
Люк кивнул без колебаний:
— Последние несколько лет я чувствовал, что в моей жизни чего-то не хватает, но не находя ответа, предположил, что это единственная вещь, которую я не смогу испытать — радость отцовства, верно? После звонка доктору Кимджину, я пытался понять, почему не испытал облегчения и не стал счастливее. Все эти годы я провел, считая, что возможность отцовства сделает меня цельным. Это заложено в человеческой природе — желать то, что невозможно получить.
— Но, в итоге ты все-таки понял, что тебе не хватает кого-то важного рядом, того, с кем можно разделить свою жизнь. — Дик не спрашивал, он знал.
— Ага, представляешь, каким непроходимо тупым я был? Отцовство будет замечательным, и я всегда буду любить этого малыша всем своим сердцем. Но его мать я буду любить до самой смерти, и меня просто убивает то, что я не могу увидеть ее хотя бы еще один раз, чтобы сказать, что она все для меня. Человек, которого я искал всю свою жизнь, но просто не знал об этом.
— Люк, кое-кто ждет тебя у двери... — негромко произнесла Кимбер и закусила губу. — Я пыталась сказать им, что ты занят, но... они настаивают на разговоре с тобой.
— Репортер?
Она отвела взгляд в сторону:
— Нет.
Люк чувствовал беспокойство, покидая кухню и направляясь к входной двери. Казалось, преодоление этого небольшого расстояния заняло целую вечность, он боялся того, что ждало его в конце. Если бы это было простой доставкой, Кимбер бы прекрасно справилась сама. Проклятье, она бы встретила его взгляд, когда он посмотрел на нее.
Когда Треверсон добрался до двери, его движения ощутимо замедлились, хотя сердце работало на полную катушку, словно вместо него у Люка был турбодвигатель. Наконец, он распахнул входную дверь и уставился на чисто выбритого мужчину, лет сорока, в деловом костюме. Выражение на лице незнакомца было чем-то средним между деловитостью и мрачностью. Люк сглотнул.
— Вы Люк Треверсон? — спросил мужчина.
Люк смог только кивнуть, не найдя слов.