В очередной раз бросив взгляд через плечо, Паскаль, к ужасу своему, увидел, что Тони Аполлон преследует его по пятам.
– Все за мной, – приказным тоном бросил Вэйн Ланкершиму и полицейским.
Те против воли поплелись за ним на улицу и, затесавшись в толпу, стали наблюдать за происходящим.
Гангстер карабкался по пожарной лестнице, отчаянно пытаясь сбежать от преследователя. Он поднимался все выше – к крыше пятиэтажного дома. В окнах виднелись бледные от потрясения лица жильцов. Уже на самом верху Паскаль на миг скрылся из виду, но вскоре появился вновь – у края крыши. В руках у него был зажат кирпич от старого дымохода.
Тони Аполлон взбирался по пожарной лестнице.
Теперь в нем не осталось ничего человеческого, – казалось, за Паскалем гонится жуткое багровое чудище, из тела которого хлещет кровь.
Возле здания собралась огромная толпа; сотни глаз были устремлены на крышу.
– Уйди от меня! Я тебя не подставлял! Проваливай!
Кирпич полетел вниз – стремительно, как пуля, и угодил Аполлону в плечо. От толчка преследователь потерял равновесие и мешком свалился на землю.
Шум тяжелого падения – и затем тишина… Но внезапно воздух прорезал дикий крик Паскаля: Тони Аполлон медленно и осторожно поднялся на ноги и снова полез наверх.
Паскаль выдрал еще несколько кирпичей и в исступлении принялся метать их в противника. Одни кирпичи попадали, другие – нет, но Аполлон неумолимо продвигался вверх. Вот он на третьем этаже… на четвертом… на пятом… Жильцы дома, затаив дыхание, ожидали развязки. Аполлон их абсолютно не замечал.
У него больше не было лица, кровь ручьями стекала на землю, но все с той же жуткой безмолвной улыбкой он продолжал неумолимо преследовать врага.
– Подожди, Тони! – Голос Паскаля внезапно сорвался на визг. – Да, я подставил тебя! Подставил! Но я все отдам – все! Только не подходи ко мне…
Тони Аполлон перелез через карниз и выпрямился.
Паскаль попятился назад, хватаясь за воздух и истерически всхлипывая, пока в конце концов не перевалился через парапет.
Едва Паскаль скрылся из глаз, Тони Аполлон нырнул следом за ним.
Вэйн повернулся к Ланкершиму:
– Вам бы лучше послать людей на крышу. Думаю, наш друг Паскаль готов заговорить. Если, конечно, он еще не окончательно свихнулся.
Офицер отдал приказ, и двое полицейских побежали к пожарной лестнице. Один из них вернулся уже через минуту, а его напарник медленно спускался, волоча за собой обмякшее тело Паскаля.
Первый полицейский вытянулся перед Ланкершимом и озадаченно отрапортовал:
– Аполлона там не было.
– Он сбежал?
Его подчиненный конвульсивно сглотнул.
– Я… да, думаю, да. На крыше не было крови…
Ланкершим едва не задохнулся от удивления.
– Не было крови? Но она же текла по всей улице! Полюбуйся! – Он указал на асфальт и…
И замер, вытаращив глаза…
Крови нигде не было. Она исчезла.
Прошел месяц. Вэйн сидел в задней комнате магазинчика дяди Тоби и с аппетитом поглощал тушеного кролика. Старик курил видавшую виды трубку и задумчиво покачивал головой.
– С тех пор как распалась шайка Паскаля, дела у всех пошли в гору. Это правда, что он во всем сознался? И в том, что тебя подставил, и много в чем еще…
– Правда.
Вдруг дядя Тоби перегнулся через стол.
– Я тут подумал, Стив… Ведь никто так и не нашел Тони Аполлона после того, как он исчез с крыши.
– Думаю, он мертв, – тихо откликнулся Вэйн. – Непонятно, как он вообще смог так долго продержаться.
Бакалейщик усмехнулся.
– Я многое передумал… – Было видно, что он далеко не сразу решился это сказать. – Помнишь, как ты загипнотизировал Стоума, когда он начал бить стенды в лавке? И тот красный камень у тебя во лбу…
Вэйн резко вскинул глаза. На секунду лицо его напряглось, но тут же вновь расплылось в улыбке.
– Та-ак… Значит, вы видели камень?
– Мельком. А сейчас в центре лба у тебя шрамик…
– Я сделал операцию. Раньше я думал, что мне, как и прежнему владельцу, придется таскать его до самой смерти. Но тот… прежний хозяин камня… был… не совсем человеком. – Вэйн задумался. – Возможно, его соплеменники не знали хирургии. Или у них более чувствительная нервная система. Кто знает? Но я после удаления камня выжил.
– Понятно. Так что же с Тони Аполлоном?
– Он погиб в день нашего побега. А незадолго до смерти попросил меня, если с ним самим вдруг что-то случится, непременно расквитаться с Паскалем. Тони Аполлон был мошенником и бандитом, но вел честную игру, пусть и по-своему. И всегда держал слово.
– Но не Аполлон преследовал Паскаля на пожарной лестнице.
Вэйн мрачно усмехнулся:
– Паскаль видел его. И Ланкершим. И все остальные. Да и вы тоже.
– Да, видел, – согласно кивнул дядя Тоби. – А как насчет тебя? Ты его видел?
Вэйн помолчал, а потом покачал головой.
– Нет. Он существовал только в воображении – Паскаля, полицейских и всех вас. Я… скажем так… вас загипнотизировал.
Пальцы адвоката непроизвольно коснулись шрама.
Дядя Тоби закусил губу.
– А этот красный самоцвет? Он все еще у тебя? Что ты с ним сделал?
– Он в надежном месте. Кто знает, вдруг когда-нибудь мне снова придется им воспользоваться? Не знаю как… – Вэйн вновь взял со стола вилку. – Ваша крольчатина просто чудо. Можно добавки?
Очи Тхара
Он вернулся, хотя знал, что его ожидает. Он всегда возвращался в Кланвар с тех пор, как много лет назад его изгнали из этой древней марсианской твердыни. Возвращался нечасто и всегда тайком, поскольку за его голову была назначена немалая цена и те, кто правил Сухой провинцией, с радостью заплатили бы ее. Очень скоро у них появится прекрасный шанс выложить эту награду, думал Дантан, шагая по выжженной солнцем земле сквозь раскаленную тишину ночи и настороженно прислушиваясь к звукам в разреженном, сухом воздухе.
Даже после наступления темноты здесь ощущалась жара. Мертвая земля, потрескавшаяся и безводная, хорошо сохраняла тепло, очень медленно освобождая его в свете двух лун – Очей Тхара, как величали их в кланварском фольклоре, – неспешно плывущих по бескрайнему небу. И все же Сэмюель Дантан уже в который раз возвращался в эти заброшенные земли, притягиваемый любовью и ненавистью.
Любовь он утратил навсегда, однако насытить алчущую ненависть все еще было можно. Он пока не в полной мере утолил свою жажду крови. Всякий раз, когда Дантан приходил в Кланвар, умирали люди, хотя тупую боль в его сердце было не унять, даже истреби он все племя Красноголовых.
Теперь они охотились на него.
Та девушка… он не думал о ней годами, просто не хотел вспоминать. Он был молод, когда все это произошло. Родом с Земли, во время Великой марсианской засухи он стал крестником старого шамана Кланвара, одного из тех жрецов, которые еще хранили клочки забытого знания о прошлом Марса, о славных временах его величия, когда гордые цитадели победоносно возносились к Очам Тхара.
Воспоминания… мрачное достоинство древних подземных городов, ныне лежащих в руинах… морщинистый шаман, под монотонное пение исполняющий свои ритуалы… очень древние книги и еще более древние предания… набеги Красноголовых… и девушка, которую любил Сэмюель Дантан. Произошел очередной набег, и девушка погибла. Такие вещи не раз случались прежде и, надо полагать, будут случаться снова. Однако для Дантана была важна лишь эта смерть.
Он стал убивать. Поначалу с бешеной яростью, позднее со спокойным, холодным удовлетворением. И поскольку в насквозь коррумпированном марсианском правительстве было много Красноголовых, его объявили вне закона.
Сейчас та девушка не узнала бы его. Он стал космическим бродягой, годы изменили его. Он по-прежнему был худощав, с глазами темными и непрозрачными, словно затененная вода карового озера, однако стал сухим, мускулистым, жилистым и двигался с выработанной за долгие годы опасной быстротой хищника, которым по сути и являлся; а что касается морали, то, по его мнению, о ней не стоило и упоминать. Он нарушил не то что все десять заповедей – гораздо больше. На других планетах, в особенности на тех, что разбросаны у самого края вечной тьмы, их точно больше десяти. И Дантан не раз нарушал все.
Его никогда не отпускало тупое, болезненное ощущение безнадежности, отчасти вызванное одиночеством, а отчасти чем-то еще, трудно поддающимся определению. Преследуемый этим чувством, он возвращался в Кланвар, и когда он приходил, Красноголовые умирали. И умирали не легкой смертью.
Однако на этот раз охотниками были они, не он. Его отрезали от корабля и теперь гнали, как гонят собаки дичь. В этом последнем сражении он оказался почти безоружен. И Красноголовые не потеряют его след – они на протяжении многих поколений учились читать следы, оставленные на умирающей тундре Марса.
Он остановился, распластался на скале и оглянулся. Было темно. Очи Тхара еще не взошли, и только звезды отбрасывали слабое призрачное сияние на хаотически разбросанные холмы за спиной Дантана, усыпанные огромными расколотыми валунами, и тянущиеся до самого горизонта зигзагообразные расселины – зрелище, характерное для любого старого, усыхающего мира. Он не видел преследователей, но они приближались, хотя и были все еще далеко. Впрочем, это не имело значения. Он должен кружить… кружить…
Прежде всего, надо хоть немного восстановить силы. Вода во фляжке кончилась, горло пересохло, язык был непомерно раздувшимся и жестким. Все с тем же невозмутимым выражением смуглого лица Дантан неловко расправил усталые плечи, нашел маленький голыш и сунул его в рот, хотя и понимал, что толку от этого будет немного. Он не ощущал вкуса воды уже… сколько времени? Ну, слишком много, как ни посмотри.
Оглядываясь вокруг, он попытался оценить, что имеет в своем распоряжении. Он был один… Что там старый шаман когда-то говорил по этому поводу? «В Кланваре ты никогда не бываешь один – вокруг толпятся живые тени прошлого. Они не могут помочь, но наблюдают, и их гордость не следует попирать. Да, в Кланваре ты никогда не бываешь один».