ились.
Человечек, что распростерся передо мной, был тот самый хохотун, которому я угрожал волшебной палочкой. Теперь он не то что смеяться – даже вздохнуть не мог! Лицо, руки и все прочие открытые части тела коркой облепила черная пыль. Она разрасталась на глазах, поражая все новые участки кожи. Жуткое, отвратительное зрелище!
Я подошел ко второму, к третьему человечку – все оказались мертвы. Майра молча ступала рядом. Около полого бревна лежала Айяна. Она еще дышала.
– Твоя… магия… великолепна… – сонно произнесла Айяна, и ее лицо налилось каким-то дьявольским свечением, точно смерть выдавила из тела всю злобную сущность.
– Она оказалась самой сильной, – тихо сказала Майра. – Наверное, потому, что бывала за завесой. Внешний мир закалил ее, наделил силой и выносливостью для борьбы. Чего не скажешь про остальных ее сородичей…
– Откуда такие познания? – спросил я, поворачиваясь к Майре.
– От старейшины, – ответила она. – Ты ему так и не поверил до конца, а вот я… Саймон рассказал мне о великой магии и о том, как Ученые Древних одолели вековечного врага – джинна по имени Черная чума. А порошок в шкатулке – Джирм – награда за победу. Старейшина сказал, что суровая жизнь сделала людей невосприимчивыми к этой хвори.
– Да, все так и есть, – кивнул я. – Мы, смертные, приспособились куда лучше бессмертных. Маленький народ, отгородившись от всего остального мира этой гигантской перевернутой миской, обрек себя на погибель. Стоило только враждебной жизни извне проникнуть сюда, как они тотчас сдались без борьбы…
Через миг отяжелевшие веки бездыханной Айяны смежились навсегда, и я отвел взгляд от ее прекрасного лица.
Яркие цветы драгоценными камнями сверкали на склонах холмов, звонко журчали фонтаны… Правда, теперь, когда повсюду лежали трупы бессмертных, пение фонтанов звучало как насмешка. Маленький народ закончил свое существование. Смерть прекратила его быстро и безболезненно – вот так же, как охотник избавляет от страданий свою жертву. Железные машины, вероятно, будут реветь под землей, пока последний из серых людей не решится оставить свой пост.
А разгадаем ли мы, смертные, когда-нибудь секреты этого мира? И через мгновение я сам себе ответил «да»…
Черное облако уплывало все дальше, клубясь и обволакивая серебристые стены домов. Все вокруг замерло, только стайки перепуганных прытлов вдалеке спешили выбраться во внешний мир.
– Давай-ка поспешим за ними, – предложила Майра. – А то самим проход через завесу не сыскать.
Вот так мы с Майрой и покинули город бессмертных на воде. Теперь это и в самом деле Призрачные земли – могила народа, бросившего вызов целому миру. И хотя бессмертные погибли, наследие Древних осталось.
Я сжимал в руке волшебную палочку, а где-то в подземелье дожидался вопросов величественный Кристалл.
– Наверняка Саймон и другие обладатели пытливого ума пожелают прийти сюда и поговорить со всеведущим камнем, – сказал я Майре. – Ведь здесь просто кладезь знаний для смертных.
Пока я произносил эти слова, перед глазами возникли лица погибших братьев. Вот скромный Норф, а вот Илай, который сумел вырваться из плена Сияющей смерти. Затем я подумал о матери, дожидавшейся меня дома, и обо всех тех, кто живет сейчас и кому еще предстоит родиться. Я крепко сжал руку Майры и сказал:
– Эта сокровищница знаний дождется наших потомков. Поколение будет сменять поколение, и смертные будут приходить сюда и учиться у Древних, пока однажды не сравняются с ними в мудрости – а может быть, даже превзойдут!
Ночь богов
Глава 1. Титаны на марше
Глен искоса посмотрел на меня, и его руки непроизвольно потянулись ко второму штурвалу. Юное лицо моего товарища посерело от усталости.
– Спокойно! – Я с трудом узнал собственный голос. – Вряд ли ты улетишь на этой посудине дальше, чем я.
Раскурив сигарету, Глен сунул ее мне в рот.
– Шон, ты спятил. Нельзя же совсем без сна.
Я с улыбкой мотнул головой в сторону изрешеченного пулями лобового стекла. Снаружи пропеллеры перемалывали серый туман. Мы летели где-то над Тихим океаном, направляясь на восток.
– Погода нелетная. Бог знает, куда нас занесет. Может, в Токио приземлимся. Не на воду же садиться. Что внизу?
Выглянув наружу, Глен криво ухмыльнулся:
– Вода, что ж еще? Без конца и края. Но тебе надо передохнуть!
Передохнуть? Куда там! Я не осмеливался сказать Глену, почему не могу пустить его за штурвал: он решит, что я совсем слетел с катушек. Как объяснить, что я принимаю сигнал… из ниоткуда?
Какой только дряни я не наглотался. Вот уже несколько недель япошки бомбили островную базу и сбивали наших одного за другим. Разумеется, мы все равно взлетали. Надеялись на подмогу из Австралии или от Тихоокеанского флота. Пилотов осталось ничтожно мало! Я еле ноги волочил от усталости, но постоянно ждал команды «На взлет!», чтобы отбивать атаки превосходящего противника. Чуток помогал тиамин, да и другие стимуляторы. Я даже жевал местный наркотик – бетель или как там его. Нервы были натянуты до предела. Меня одолевала физическая усталость, а разум приобрел сверхчувствительность.
Вчерашняя атака…
Я шепотом чертыхнулся. Удалось ли япошкам захватить базу? Пока мы болтались наверху в тумане, пропала радиосвязь. Внезапно мы оказались одни посреди серой пустоты. Во время боя забрались севернее базы, а потом я промахнулся мимо острова, и вот теперь мы с Гленом летели, пытаясь поймать нашу волну и найти место для посадки, пока не закончилось топливо.
А япошки глушили радио.
Мы пробивались сквозь низкую облачность, одолеваемые отчаянием, готовые встретить свой конец. Меня охватило чуткое спокойствие, впервые за долгий срок в голове было пусто. Наркотические вещества, видимо, как-то стимулировали восприятие.
И я услышал зов.
Он долетел до меня из туманной мглы. В нем не было слов, не было звука; он отличался от всего, что я когда-либо испытывал. Никакими прилагательными не смог бы я описать это послание.
Меня звали куда-то. И мой разум обратился на юг, подобно стрелке компаса, которую тянет к магнитному полюсу невидимая сила.
Я устремился туда, словно железный корабль, влекомый на погибель сказочной магнитной горой.
Трижды в своей жизни я слышал этот зов. Но никогда еще он не был так силен!
Первый раз это случилось на болотах Эверглейдс, во Флориде. Тогда меня терзала лихорадка, нервы были взвинчены до предела. Потом – в Андах: меня занесло снегом, все кости ныли из-за огромной разницы в высоте. Зов шел с востока, – во всяком случае, мне так казалось.
А год назад послание настигло меня, когда я кутил в маленьком порту на побережье Бирмы. Я был мертвецки пьян, практически в белой горячке. Но тот зов невозможно было спутать ни с чем.
И вот теперь я услышал его в четвертый раз, этот беззвучный невообразимый набат, доносящийся из неведомой дали. Он затрагивал какую-то струну внутри меня, и она вибрировала, пуская сквозь мозг волны дурмана. Зов откатывался и снова обрушивался, будто прилив. Душа и тело рвались ответить.
Что-то звало!
Звало меня!
Вспомнился Орфей, который даже мертвеца из могилы мог выманить звуками своей лиры. Но этот зов не был музыкой. Его даже нельзя было услышать.
Где-то внутри неведомый мне орган чувств, заходясь от восторга, откликался на него. Безумие или нет, призрак или реальность – мне уже было почти все равно. Тело сковала смертельная усталость. Я управлялся с самолетом машинально, на голых рефлексах. Передо мой светились датчики. Вокруг кабины струились серые обрывки тумана. Рядом Глен Керк курил одну сигарету за другой, то и дело нервно поглядывая на топливомер. Горючки хватило бы еще надолго, имелся и запасной бак. Но мы ведь сами не знали, куда летим.
Где-то в тумане что-то звало меня. Но что?
Этот зов я ощутил уже трижды и ни разу не откликнулся. А теперь…
– Шон.
– Да. – язык еле ворочался во рту.
– Я покрутил настройку. Тишина на всех частотах. Вообще не представляю, где мы.
– У меня в кармане куртки бренди. Глотни и расслабься.
Краем глаза я наблюдал, как Глен подносит к губам флягу. За последние месяцы я близко узнал этого мальчишку – так близко, как только могут узнать друг друга двое мужчин, сражающихся бок о бок. Не раз он спасал мне жизнь, и я не оставался в долгу.
Совместные полеты сближают. Глен рассказал немало о его деревушке в Иллинойсе, о доме, где выпестовали уже не одно поколение Керков, о колледже, в котором он учился на врача. Ему было что терять, не то что мне, ведь я с юных лет бесцельно болтался по свету и родных у меня не осталось. Но я понимал, что значат для Глена та деревушка и живущие в ней люди: будущее в любимых родных краях. Он вспоминал охоту в осенних лесах, горящий очаг в теплой лесной хижине, укутанные снегом окошки – многое, что было мне совершенно чуждо. И все же…
– Когда все это закончится, приезжай к нам, – как-то предложил Глен. – Ты моим понравишься, да и они тебе тоже. Отпразднуем День благодарения. Мама такой гарнир к индейке готовит – ты отродясь ничего подобного не пробовал. И с Полой познакомлю.
День Благодарения мне случалось отмечать. В разных обстоятельствах. Однажды лакомился жареной мартышкой где-то в Венесуэле на берегу Ориноко. В другой раз был стейк из оленины в пампасах. Еще угощался запеченной собачатиной в горах Мексики, тогда это был для меня настоящий пир. Были и одинокие трапезы в Нью-Йорке, Лондоне, Порт-Саиде… Да черт с ним со всем. Я мог бы остепениться – в наследство достались кое-какие деньжата, и работу я нашел бы с легкостью. Но не хотел. Можете назвать это тягой к перемене мест. Неизбывное стремление к чему-то невыразимому, хмельные поиски неведомо чего…
Мои предки странствовали по туманным ирландским болотам в те давно позабытые дни, когда в Таре еще не воцарились короли, когда мужчины были одновременно и воинами, и бардами, и хватались то за меч, то за лиру. Во мне, Шоне О’Мара, огнем полыхала древняя кровь. Я не ведал покоя. Я… не ведал покоя.