Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи — страница 163 из 186

Несколько надежных людей – вот все, что требовалось Доусону. Наберись их больше, и может затесаться предатель.

И что самое важное: сторонниками Доусона стали в основном ученые.

Хотя всякий раз, когда у этих ученых возникала проблема, они бежали за помощью к Доусону. Это ему надоело, и он принялся прививать им нечто похожее на самостоятельность, опираясь на правила психологии: давал различные поручения и следил за их выполнением. Забавно было видеть, какую гордость и радость испытывали эти люди, когда справлялись со своей задачей.

Иногда Доусон спрашивал себя, зачем он это делает. Да, он симпатизирует Бетью и Фереду и хочет им помочь. Однако более всего его страшит смертельная опасность, которую таит в себе Совет. Доусон был почти уверен, что человечество опутано крепкой шелковой сетью, которая медленно, но неуклонно тащит его к упадку и гибели.

Почему это происходит?

Никто не мог ответить на сей вопрос. Каким образом тирания, основанная на выборности, поддерживает свое существование? Ведь это нарушает принципы политической логики, поскольку выборы здесь, насколько знал Доусон, всегда проходят честно и без случаев коррупции. Может быть, психику нового члена Совета меняют с помощью машин? Но каким образом?

Теперь, когда рука полностью зажила, Доусон работал с удвоенной энергией, с удовольствием замечая, как меняется характер его подопечных. Бетья тоже сильно изменилась. Ее подбородок стал резче, голубые глаза смотрели твердо и спокойно, голос обрел звонкость. Она все больше походила на нормального человека – как, впрочем, и остальные.

Но сначала дела шли туго. Записи Фереда показывали, что нужно делать, однако стремления к глубокому исследованию у людей не было. Доусону приходилось объяснять им каждый шаг. Однако они послушно следовали за ним и, получая поддержку, делали значительные успехи.

– Как этот луч будет влиять на молекулярную структуру? – спросил Доусон одного из ученых.

– Он может вызвать стаз.

– То есть остановить движение молекул? Вы хотите сказать, что человек превратится в статую?

– Я об этом не думал, но, возможно, вы правы. Молекулярное движение остановится, то есть возникнет такой же эффект, как и при абсолютном нуле температуры. Да, человек будет полностью парализован.

– Займитесь этой проблемой. Всеобъемлюще!

И ученый принимался за работу – когда получал приказ. Теория превращалась в практику, практика – в конкретный трехмерный лучевой аппарат. Основанный на принципе переноса луча, он останавливал вибрацию на расстоянии до полумили, мгновенно обездвиживая все, что находилось в зоне его действия. Фокус можно было расширять или сужать, а также при необходимости луч был способен охватить все огромное здание Капитолия.

Заговорщики встречались в заброшенном складском здании на окраине Дэсони. Это здание было совсем не похоже на пакгауз, а представляло собой купол из пластика, отливающего нежно-голубыми и зелеными оттенками. Быть обнаруженными они не боялись, поскольку Доусон принимал все меры предосторожности, включая внешнюю охрану. Собирались тайно и нерегулярно, чтобы не вызывать подозрений.

В итоге было разработано два плана. Один заключался в применении лучевого аппарата: зависнуть в самолете над Капитолием и направить луч, в то время как из другого самолета высадятся люди в специальной одежде и захватят здание.

– Не нужно никого убивать, – сказал Доусон. – Мы просто возьмем членов Совета под контроль. И если окажется, что с их мозгами что-то не в порядке, мы объявим, что будем их лечить.

Бетья кивнула, но по глазам было видно, что она думает совсем о другом. Ей нужен был Феред, а не Совет.

В последний момент Доусон почувствовал угрызения совести. В конце концов, он здесь совсем чужой. Имеет ли он право перевернуть доску, не разобравшись до конца в правилах игры? Конечно, думать об этом было уже поздно, однако Доусон все же решился на смелый шаг.

– Я еду в Вашингтон, – сообщил он на очередном ночном собрании. – Хочу задать несколько вопросов и, возможно, предъявить ультиматум.

Бетья запротестовала, но Доусон был настроен серьезно. Он вознамерился бросить камень в осиное гнездо, поэтому нужно было все тщательно проверить, прежде чем взрывать мир. Господи боже! Ведь он и надеяться не смел, что подготовка к перевороту окажется такой легкой. Вот что значит не учить людей бдительности…

– К штурму все готово, он начнется завтра в полдень. Четко следуйте плану: летите на большой высоте до Вашингтона, затем врубайте излучатель и резко снижайтесь. Люди в защитных костюмах захватывают Капитолий. Не отключайте луч, пока не убедитесь, что опасность миновала.

– А как же вы? – спросил кто-то. – Вы тоже там будете…

– Луч не убивает, а только парализует. Через некоторое время я начну двигаться, как и все остальные. И уж тогда мы узнаем всю правду о Совете. Не отключайте видеофоны. Если до полудня я с вами не свяжусь, атакуйте.

Он обвел взглядом собравшихся. За тот недолгий срок, что Доусон руководил этими людьми, они изменились – теперь их мягкотелость уже не так бросалась в глаза. Он слегка улыбнулся, поднял руку в знак прощания, как это было принято в Дэсони, и сказал:

– Счастливого приземления.

И вышел. Бетья последовала за ним. Но, зайдя в тень, Доусон остановился.

– Ты со мной не полетишь. Помни, ты должна оставаться в Дэсони.

– Я не…

Доусон жестко перебил ее:

– Нет, ты останешься. Понятно?

– Да… Конечно, вам лучше знать. С’ивен, вы ведь привезете Фереда?

Доусон кивнул, крепко пожал Бетье руку и быстро пошел в сторону аэропорта. Он был очень взволнован. Завтра, в полдень, тайна Совета будет разгадана!

Глава 6. Крах

Доусон тщательно рассчитал время. И сначала направил самолет не в Вашингтон, а, повинуясь внезапному порыву, в Нью-Йорк.

Город изменился до неузнаваемости. Простые и четкие абрисы небоскребов уступили место вычурным: тонкие изящные шпили поднимались над лабиринтом куполов, изгибов и арок. Все сооружения лучились мягким светом, исходившим от пластика, из которого они были сложены.

Очертания Лонг-Айленда не изменились. Доусон разглядел Гудзон, Ист-Ривер и Гарлем, по берегам которых раскинулись пышные парки; ему-то эти реки помнились как убогие сточные канавы. Через них были перекинуты мосты, такие ажурно-воздушные – казалось чудом, что они могут выдержать собственный вес; однако огромная сила натяжения прочно удерживала детали конструкции.

Нью-Йорк встретил его буйством красок. Прежними в городе остались лишь некоторые названия. Гринвич-Виллидж, Таймс-сквер, Центральный парк – всего этого уже не было. Разглядывая город сверху, Доусон испытывал жуткое одиночество, даже возникла безумная мысль: направить самолет вниз, и к черту все.

Но это прошло, и Доусон полетел дальше, зависая, чтобы получше рассмотреть, над некоторыми городами или полюбоваться залитыми лунным светом сельскими пейзажами, уже в который раз дивясь утопичности нового мира. Он знал: это лишь видимость. На новом мире постоянно лежит тень загадочного Совета.

Медленно тянулись часы. Доусон посадил самолет в долине среди гор, немного похожих на Аллеганы, и вышел, чтобы напиться воды из ближайшего ручья. Размял ноги, промочив их холодной росой.

Зачерпнув жидкой грязи, Доусон смотрел, как она сочится между пальцев. Земля не изменилась, но люди, населявшие ее когда-то, умерли, превратились в прах. Они забыты. И забыта Мэриан.

Всеми, но не им.

Странно, но он почему-то не мог вспомнить тот красивый футуристический Нью-Йорк, который видел только что. Город совершенно стерся из памяти. Вместо него всплыл Центральный парк, поблескивющее в сумерках озеро, небоскребы и лицо девушки, которая смотрела на заходящее солнце. Накатила безнадежная тоска; Доусон упал во влажную траву и спрятал лицо в ладонях.


Солнце стояло высоко, когда Стивен Доусон прилетел в Вашингтон. Посадив самолет на знакомой зеленой площадке, он вышел и повернулся к огромному каменному блоку, называвшемуся Капитолием. Его лицо было суровым и решительным.

Главная проблема состояла в следующем: чего требовать от Совета? Чтобы он раскрыл свою тайну? Легко сказать. Да и есть ли вообще эта тайна? Кто-то что-то слышал, кто-то что-то заподозрил; вроде все убедительно – и вместе с тем ничего определенного. Насколько Доусон знал, в этом мире все делается открыто, но это и настораживало больше всего. Неладно что-то в Утопии, но что именно?

Из здания вышел человек, который встречал Доусона и Бетью в первый раз.

– Вас не вызывали… Э-э-э… Да вы же Стивен Доусон!

– Передайте Совету, что я прошу об аудиенции, – сказал Доусон.

Человек пожал плечами:

– Неслыханно! Доусон, в прошлый раз по вашей просьбе было сделано исключение, но это не повторится. Впрочем, я могу узнать. Подождите.

Вскоре Доусон стоял перед членами Совета. Проем, через который он вошел, закрылся.

Здесь ничего не изменилось. Пятеро мужчин и женщина – Лорена Сэн – сидели на низкой скамье. Сердце Доусона сжалось, когда он вновь увидел лицо в форме сердечка и холодные голубые глаза.

В комнате находился и Феред, вид у него был безучастный.

– Чем мы можем вам помочь, Стивен Доусон? – спросил один из мужчин.

– Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

Последовало молчание.

– Мы согласились принять вас по просьбе Лорены Сэн, – наконец сказал мужчина. – Но мы должны работать на благо мира, а потому у нас очень мало времени. Говорите кратко.

Доусон кивнул, тайком глянув на свой наручный хронометр. Подняв глаза, он поймал пристальный взгляд Лорены. На душе стало тревожно. Было что-то определенно зловещее в этом аскетичном зале.

– Вы можете не отвечать, – сказал Доусон, – и на вашем месте я бы так и поступил.

– Почему мы можем не отвечать на ваши вопросы?

– А зачем? Какое вам дело до одного человека, если вы правите целым миром?

– Мы не правим. Мы осуществляем руководство. Каждый живущий на Земле заслуживает счастья.