– Угомони свой сквозняк! – заорал на него Анрахар принц Тени, пытаясь эту самую тень выставить перед собой как щит.
Тень явно противилась, причем очень продуманно и осознанно – когда в нее летела новая искорка, она растягивалась и избегала контакта, таким образом зарра летела в Анрахара, что, по-моему, доставляло тени невыразимое удовольствие – она даже улыбалась периодами.
– Держать защиту! – орал на нее хозяин.
– Не могу, я только тень, я не щит, – вполне логично парировала тень.
Мне откровенно импонировала ее разумность, а вот принцу явно нет, и он попросту отшвырнул тень, едва очередная искорка начала целеустремленно прожигать его камзол. В этой заведомо проигрышной схватке достойно держались только Араэн и Акьяр. Принц Ночи, призвав меч и демонстрируя великолепные навыки в фехтовании, успешно отражал большинство атак золотых искорок и лишь раздраженно шипел, когда некоторым удавалось прорвать оборону и, прожигая ткань, добраться до тела. Его черная шелковая рубашка давно взмокла от пота и пропитавшей ее крови, и теперь мокрой тряпицей облегала широкие плечи и мощную мускулатуру темного, волосы он умудрился собрать в хвост в начале атаки, и они ему не мешали практически, а еще Араэн призывал магию, определенно призывал магию, судя по сгущающемуся вокруг него мраку. Акьяр также предпочел действовать. Отойдя к стеллажу с книгами, он не защищался от зарр ничем, кроме уже продырявленного защитного кокона, лишь глухо рычал, когда очередная золотая искра добавляла шрамов на его тело, и стремительно листал вытащенный талмуд, в поисках чего-то, что счел, вероятно, единственным спасением.
– Нашел? – хрипло спросил Араэн.
Акьяр сначала отрицательно мотнул головой, а затем, кажется, нашел, потому что на его жутком лице заиграла не менее жуткая усмешка. И старший брат, приняв это как сигнал, мгновенно метнул весь накопленный мрак принцу Ночного ужаса. Мрак окружил его плотной, непроницаемой для зарр пеленой, позволяя, не отрываясь и не отвлекаясь на защиту, зачитать нечто, прозвучавшее как:
– Да обретет облик измененное!
Оно, быть может, прозвучало иначе, все же мне, изучившей язык магическим способом, вероятно, не были доступны все значения слов, но услышала я именно так. А затем с удивлением заметила, что наш стол из императорской канцелярии стал видимым.
И я едва подумала «Зачем им стол понадобился?!», как все темные принцы разом повернулись к нам, с ненавистью взирая на кесаря, продолжающего удерживать меня на руках, и на меня, вольготно на руках нашего бессмертного устроившуюся и в придачу обнимающую императора за шею, ну просто потому, что так удобнее было.
– Нежная моя, тебя отпустить? – поинтересовался кесарь, определенно ласкающе проведя губами по моей щеке.
– Желаете продолжить расправляться с темными без меня, мой кесарь? – обиженно уточнила я, обернувшись к нему.
Властитель Эрадараса улыбнулся, склонился к моим губам и, почти касаясь их, прошептал:
– Поверь, без тебя эта расправа утратит даже намек на удовольствие.
И вот на этой сентиментальной ноте меня ссадили на стол. И едва кесарь перестал прикасаться ко мне, я утратила возможность видеть подземелье темных принцев. Увы, теперь перед моими глазами было все то же залитое светом пространство императорской канцелярии, пустые столы с брошенными письменными принадлежностями, и кесарь, стоящий рядом. Затем его губы шевельнулись, словно он что-то произнес, но я не услышала ни звука и продолжила ожидающе смотреть на императора. Он же стоял расслабленно, даже руки на груди сложил, и в то же время величественно. Сильный, опасный, несгибаемый, не проигрывающий, относящийся к категории тех, с кем бы я в принципе не советовала никому связываться. И я не знала, каким кесарь был ранее, но после трехсот лет в Рассветном мире он стал тем, кто… кто в принципе оказался способен в одиночку захватить целую империю всего за день. И я, честно говоря, уже даже не знала, на что кесарь был не способен…
Внезапно поняла, что за мной, откровенно разглядывающей пресветлого, сам он уже некоторое время с улыбкой наблюдает. Немного смутившись, поспешно спросила:
– Как темные?
– С трудом проглатывают очередное поражение, – ответил кесарь.
Да уж, проглатывать им есть что.
– Какие еще выводы сделала? – поинтересовался император.
Пожав плечами, задумчиво ответила:
– Араэн – силен, привык брать ответственность на себя, опасен для нас. Ависей тщеславен, нетерпим, используем как пешку, подогрев в нужный момент зависть к старшему брату. Анрахар глуп настолько, что над ним тонко издевается его собственная тень, он нам не нужен, а вот с тенью я бы с удовольствием сотрудничала. Акьяр умен. Умен, способен действовать в экстремальных ситуациях нестандартным образом, и в принципе я бы не поворачивалась спиной к этому врагу, даже будь он теоретически повержен. Но… есть одна зацепка.
– Говори.
Я вот не была уверена, что смогу точно выразить мысль, все же она оказалась довольно странной даже для меня, но меня искренне удивило то безразличие, с которым Акьяр отнесся к новым шрамам, в то время как его братья заметно тревожились о своей внешности. И если так подумать, то все трое, я просто не помню, как выглядел четвертый, так вот трое действительно красивы. Высокие, мускулистые, темноволосые, с правильными чертами лица, странным, завораживающим взглядом чуть раскосых глаз… Я бы сравнила их с Аршханом по красоте, и в этом смысле, вероятно, они пользовались большой популярностью у женщин, в то время как Акьяр был, откровенно говоря, уродом. К тому же ужасающим уродом. И вот вопрос: как сочетаются его ум, наблюдательность и способность делать правильные выводы с явно имеющейся негативной реакцией на него окружающих, в частности женщин?
– Нет, – отрезал кесарь. – Каковы бы ни были твои планы на Акьяра, не смей задевать его чувства ничем.
– Почему? – живо поинтересовалась я.
– Потому что, нежная моя, чувства темных не то, с чем можно безопасно играть, – холодно произнес император.
– Да, но с другой стороны к Акьяру не подобраться, – резонно заметила я.
Несколько секунд кесарь молча взирал на меня, затем неожиданно усмехнулся и поинтересовался:
– Нежная моя, и как же ты планируешь завоевать лояльность того, кто предан темным и своей семье?
Ответила я не сразу, старательно подбирая слова даже мысленно, и в итоге озвучила:
– Любовь к женщине способна разрушить любые узы, включая семейные.
Кесарь заметно прищурился, продолжая молча смотреть, и… мне казалось, он с трудом сдерживал улыбку.
– Полагаешь, Акьяр заинтересуется тобой? – все же спросил император.
На это я спокойно ответила:
– Он урод, я урод, его интерес неизбежен.
Взгляд кесаря слегка изменился, стал пристально-изучающим. Затем последовало произнесенное с оттенком недовольства:
– Нежная моя, строя планы на Акьяра, ты не учла фактора наличия у тебя мужа.
Невозмутимо пожав плечами, заметила:
– Не думаю, что это станет помехой, более того – старший брат уже увел у вас девушку, уверена – младший испытает неимоверный азарт даже от намека на возможность провернуть подобное.
Спрыгнув со стола, на который меня как усадили, так и оставили, я сделала два шага вперед, остановилась и, обернувшись к ставшему крайне мрачным властителю Эрадараса, спросила:
– Почему вы выставили моих служащих? Мы не могли для всего этого переместиться, к примеру, в вашу спальню?
Подняв взгляд на меня, кесарь холодно произнес:
– Покинув зону влияния, ты разорвала бы связь.
Ага. Понятливо кивнув, я направилась к двери, распахнула ее и приказала всем толпившимся в коридоре элларам вернуться на свои рабочие места. Они подчинились, но Эдогар, подойдя, негромко порекомендовал мне умыться. Несколько изумленная поступившей рекомендацией, коснулась лица, невольно дотронулась до губ, исследовала их с возрастающим удивлением, впечатлилась размером припухлости и… забыла. Работы неимоверное количество, так что мне определенно было не до внешнего вида.
И тут в канцелярии раздалось задумчиво-вопросительное:
– Сатарэн?
Я развернулась к кесарю, стоящему возле карты, и гордо ответила:
– Вы обозвали мой мир, я – ваш. Один-один.
Великий супруг одарил меня насмешливым взглядом и поинтересовался:
– Древнеизмирский?
– Да, – глядя на императора, решительно ответила я.
Про себя нагло подумала: «Переводится как стадо диких коров».
Кесарь, несомненно считавший мои мысли, усмехнулся и сообщил:
– Я провел десять лет в Измире.
Вот… дохлый гоблин.
– Дохлый гоблин – нет, а я – да, – парировал Араэден.
И пока я стояла и откровенно злилась на тему осведомленности нашего вечно обо всем осведомленного, кесарь, заложив руки за спину, медленно и неотвратимо приблизился ко мне, насмешливо посмотрел с высоты своего роста и прочего и безапелляционно произнес на оитлонском:
– По поводу Акьяра – нет.
Вздернув подбородок и глядя прямо в глаза Великого правителя всего Сатарэна, решительно ответила на том же родном оитлонском:
– А я сказала – да.
И прежде чем меня в очередной раз задавили авторитетом, добавила:
– Мне решать, кого и как использовать в деле становления единой империи, и давайте избавим меня от очередной необходимости аргументировать свое решение, а вас – от очередного скандала с битьем посуды!
Император, насмешливо изогнув бровь, поинтересовался:
– Мне грозит очередное весьма забавное представление с твоей попыткой выяснения границ допустимого, любимая?
Решительно ответив «да», я тотчас же переспросила:
– В связи с чем изменения в традиционном обращении ко мне, мой кесарь?
Ответа не последовало. Несколько секунд властитель Эрадараса молча взирал на меня свысока, затем на все том же оитлонском произнес:
– Наивная моя, исключительно для удовлетворения моего любопытства, – ты осознаешь, что в конечном итоге проблему с Акьяром придется решать мне?!