Главный итог исследований все эти годы находился при нем.
Вид разлагающейся руки не мог ввести Антона Петровича в замешательство. Он бился над той же проблемой много лет. Живая ткань упорно не хотела соединяться с полыми металлическими костями, внутри которых располагались моторы и приводы…
Как ни странно это прозвучит, но внезапное решение данной проблемы пришло из… космоса.
Известно, что уже много лет ученые собирают пробы космической пыли, частицы комет, газообразные взвеси из атмосфер планет Солнечной системы, лунные реголиты и прочие образцы вещества, какие только можно добыть вне земной атмосферы.
Колвина заинтересовали такие образцы, полученные из кометных газовых шлейфов. Он собирался поставить ряд опытов над ними, потому что знал: некоторые вирусы космического происхождения по сути не являются живыми организмами, они представляют собой нечто среднее между живым и неживым – их молекулы сложнее любого неорганического вещества, но они «недоразвиты» до уровня самой примитивной органики.
Мучаясь над проблемой совместимости живого с неживым, Колвин вполне справедливо надеялся, что исследования в данной области помогут ему в решении вопроса.
Он не ошибся, хотя результат пришел совершенно неожиданно и совсем не в том виде, как представлял себе Антон Петрович. Собственно, начиная исследования, он и надеяться не мог на то, что предстало перед ним в конечном итоге.
Подвергая образцы различным воздействиям, как излучения, так и иных мутагенных факторов, он внезапно получил некую разновидность уже известного соединения, молекулы которого обладали способностью к химической мимикрии. Говоря проще, молекулярная структура вируса «приспосабливалась» к тому веществу, с которым в данный момент находилась в непосредственном контакте, слипалась с ним, причем вирус обнаружил еще одно неоценимое для Колвина свойство: он мог маскироваться сразу под несколько веществ.
…Генерал встал, прошелся по узкому пространству своей комнаты.
Ощущение, что она станет его последним пристанищем в этой жизни, не покидало Антона Петровича.
Он влип. Единоличное обладание государственной тайной, способной изменить некий ход истории, никогда не прощалось отдельному индивидууму. Это он усвоил твердо.
Государственная тайна… Колвин вдруг усмехнулся, зло, саркастически. Когда он спускался в эти бункера, чтобы смахнуть пыль с бесценной аппаратуры, его знание не было нужно никому. Не было ни ажиотажа вокруг искусственных организмов, ни самой проблемы… теперь же, когда американцы создали и продемонстрировали всему миру своего первого искусственного бойца, у кого-то вдруг загорелось кресло под задницей, и тут же вспомнили про «Гаг-24», про него, про разработки.
Хотя, если разобраться беспристрастно, не в личных обидах крылись истоки его тревоги. Все личное уже было пережито в душе, разложено по полочкам памяти… оприходовано, так сказать. Изменилось мировоззрение Колвина. С одной стороны, он понимал, исторический процесс не повернуть вспять и, как любил повторять один из его давних друзей, «все, что однажды создано одним человеком, неизбежно может повторить другой». Рано или поздно, это сделают и без его участия. Видно, пришел срок реализации данных технологий, но Колвин, в отличие от других, очень хорошо понимал их несовершенство. Эскалация гонки вооружений в области создания искусственных организмов неизбежно столкнется с неразрешимой пока проблемой – отсутствием электронного мозга, адекватного человеческому. Вывод же напрашивался сам собой, он видел готовые сервомашины, что и сейчас продолжали свой бег в соседнем зале, дай он им совместимость с живой оболочкой, и они, одновременно с внешностью, получат внутренний источник независимого питания – живую ткань, чьи килокалории будут аккумулироваться и использоваться сервомоторами… Отличные биомеханические бойцы, чья жизнь представляет ценность только в эквиваленте затраченных на производство денег. Но они останутся… тупыми. Тупыми настолько, что бросить их в бой – означает обречь на гибель все живое в радиусе действия оружия.
Мысль Антона Петровича не была голословной. Он воевал и отлично понимал разницу между стрельбой по мишеням и настоящим боем, где порой невозможно отличить врага от своих, мирного жителя от террориста и решения приходится принимать интуитивно, на уровне подсознания. Нет аналогов человеческому мозгу, и это очень скоро поймут, если еще не поняли, и тут в «Гаге», и за кордоном, в лабораториях НАТО…
Чипсет, продемонстрированный Колвину Барташовым во время их памятной встречи, прямо-таки кричал о том выходе, что будет, обязательно будет найден и осуществлен… Сервомашина в конце концов получит человеческий мозг … и это… это казалось Антону Петровичу настолько страшным, что он терялся, тонул в этом ощущении БЕЗДНЫ, на краю которой вдруг оказалось все человечество.
Когда живое смешается с неживым, возникнет иная раса, у которой неизбежно сформируются свои, отличные от человеческих, моральные ценности. Чуть больше, чем машина, но меньше, чем человек…
Колвину было страшно. Он хотел одного – спасти Ладу, вырвать ее из цепких лап неизбежной смерти, а как выяснилось, от него ждали большего, намного большего…
Внезапный зуммер, прозвучавший из недр панели связи, вырвал его из глубокой задумчивости.
Отжав кнопку интеркома, Колвин спросил:
– Да, я слушаю. В чем дело? Кто это?
– Антон Петрович?
– Я же сказал, да.
– Это дежурный офицер уровня. Мне приказано доложить, ваша пациентка доставлена. Ее сейчас везут в операционную.
Динамик смолк.
Колвин сидел, неестественно выпрямившись и смертельно побледнев.
Был ли у него хоть какой-то выбор?
Часть 2Обратная связь
Пролог
Колония Ганимеда. 19 августа 2026 года
Над ледником курилась туманная мгла.
По поверхности черного ноздреватого льда ползали небольшие плоские машины, очень похожие на металлических черепах и по своему внешнему виду, и по темпу движения.
Каждая из них медленно двигалась в определенном направлении, тщательно собирая черную пленку и оставляя за собой широкую полосу голубовато-желтого льда, который тут же начинал куриться паром.
Обстановка на леднике, заключенном между острыми, не тронутыми эрозией скалами, напоминала долину гейзеров на Камчатке – из-под очищенного от минеральных продуктов таяния льда тут и там били фонтаны пара, иногда происходили глухие взрывы, сопровождаемые либо появлением трещин, либо мощным выбросом ледовых глыб.
Постепенно, по мере того, как на поверхности тающего льда собиралось все больше и больше минеральных осадков, он темнел, и процесс извержения газа постепенно сходил на нет, пока на такой участок опять не приползала черепахоподобная машина, чтобы вновь очистить лед от темной коросты.
В небе ярко сиял диск искусственного солнца.
Среди скал, на выровненных площадках, глухо выли атмосферные процессоры, поглощая вредные примеси и обогащая новоявленную атмосферу кислородом.
Людей, которые контролировали процесс создания атмосферы, было совсем немного. Их жилой купол возвышался поодаль от извергающего пар ледника. По мертвой, каменистой равнине в разные стороны вели накатанные следы гусеничных вездеходов. На крыше купола застыла тарелка спутниковой связи. Рядом с нею сильный в этом районе ветер трепал голубое полотнище с символикой Организации Объединенных Наций.
Рабочий день был в самом разгаре, и ничто пока не предвещало грядущих событий.
Процесс таяния происходил как положено, в соответствии с графиком и технологией, и потому Андрей Загулов дремал в своем кресле, лишь изредка бросая мимолетный взгляд на длинную шеренгу контрольных мониторов, где отображались данные о работе очистных машин и атмосферных процессоров.
– Дикость какая-то! – раздался за его спиной знакомый грудной голос. На этот раз Дженифер была раздражена намного больше, чем обычно. Андрей оттолкнулся ногой от пульта, разворачивая кресло, и посмотрел на вошедшую в операторский пост смуглую женщину. Ее предки явно были выходцами из Африки.
– Что стряслось, Джеф? – спросил он, глядя, как мулатка насыпает сахар и кофе в принесенные с собой кружки.
– Да… – Она сделала безнадежный взмах ложкой, едва не просыпав при этом ее содержимое. – Через неделю на орбиту прибывает «Альфа», а они не хотят подменить меня хотя бы на день!
– Подумаешь, «Альфа»… Эка невидаль.
Дженифер сердито мотнула головой, наполнила кружки кипятком и подсела на подлокотник кресла, которое занимал Андрей.
– Прилетает моя сестра, забыл?
– Ох, простите, мэм… – явно дурачась от скуки, произнес он, делая глоток приготовленного ею кофе. – Забыл… Такая же очаровательная, как ты? – поддел он Дженифер. – Теперь у меня будет две сердитых фурии вместо одной?
Она нахмурилась, решая, стоит ли сердиться на его плоский юмор, но прийти к единому мнению так и не успела – все десять мониторов вдруг разом дали сбой, по их поверхности, вместо изображения внезапно побежали косые диагональные полосы, сопровождаемые резким, неприятным сигналом…
– Господи, что это еще на нашу голову?
Инцидент произошел на самом краю ледового поля. По данным приборов, это была отметка, соответствующая минус пятистам метрам от первоначальной поверхности ледового панциря Ганимеда.
Десять минут назад тут проползла машина очистки, и грязно-желтый лед в этом месте интенсивно таял, извергая в атмосферу мутную газообразную смесь.
Внезапно из-под темной коросты минеральных отложений в месте самого интенсивного таяния проступили контуры какого-то предмета.
В пользу того, что это был именно предмет, а не очередная причудливо изломанная глыба льда, прежде всего говорила его форма. Из-под ледниковой толщи медленно проступали прямоугольные очертания правильной, несвойственной природе формы.
Предмет имел золотистую окраску. Его размеры по периметру верхней, обнажившейся части были приблизительно пять на три метра.