– Отстань, Барташов, ты уже ничего не можешь изменить! – не поворачивая головы, прошипел он. – Испытания состоятся, хочешь ты этого или нет!…
Напряжение на площадке достигло апогея. Взгляды всех присутствующих были устремлены к экранам, и потому никто не обратил внимания на майора Колышева, который отошел в сторону и, убедившись, что за ним никто не следит, вороватым движением достал из внутреннего кармана кителя трубку телефона сотовой связи.
Взревев двигателем, первый БТР выскочил на противоположный склон долины. Рощин видел, как с него спрыгнуло несколько фигур в полосатых халатах, они рассыпались в стороны, как стайка вспугнутых птиц, и, петляя, побежали к кромке воды.
– Горенко, скажи нашей девочке, пусть работает, – коротко приказал Рощин в коммуникатор. – Логвин, на исходную, – добавил он.
Передавать приказ не было никакой нужды: Лада ждала его, ее коммуникатор исправно работал на частоте взвода, а все тело буквально превратилось в комок нервов и напряженных мышц.
Она видела БТР и фигуры в халатах, спрыгнувшие с его брони и теперь стремившиеся поскорее укрыться в прибрежных зарослях, подле брода.
Мягкая теплая резина оптического прицела облепила ее правый глаз – это патрубок окуляра, горячий от удушливой жары, присосался к коже, мгновенно укрупнив панораму прибрежных зарослей… Бегущие к воде фигурки внезапно выросли, будто подались к ней навстречу, и Лада вдруг поняла: все будет совсем не так, как на огневом рубеже полигона в Гагачьем.
У фанерных истуканов не было лиц… Сейчас же она видела их – потные, небритые, искаженные от тех усилий, что требовал бег по пересеченной местности в полной боевой выкладке…
Она попыталась вспомнить ту войну, на которой ее фактически убили, вспомнить свою боль, ненависть, все, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ПРИСУЩЕ ЕЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЭТИМ ЛЮДЯМ… но ничего не получилось. Она видела лишь искаженные человеческие лица, прыгающие в паутине снайперской оптики, вместо ненависти была обреченная пустота, вместо воспоминаний, в возвращении которых убеждал ее Вадим Игоревич, из глубин подсознания вдруг начал накатываться странный, уже слышанный когда-то визг, так похожий на скрипящий звук заблокированных тормозов…
Она поняла: сейчас, сейчас ее ударит, нужно что-то делать, как-то защититься…
Палец Лады мягко потянул тугой курок…
Первая фигура моджахеда, уже почти достигшего спасительных кустов, вдруг дернулась, словно налетев на невидимую преграду, и безвольным кулем покатилась к воде, пачкая песок бившей из простреленной головы кровью…
Лада видела это, но уже не могла остановить машинальное движение своих рук, и когда следующий «дух» влип в паутину координатно-прицельной сетки, ее палец вновь потянул тугую скобу…
Это было похоже на тягостное, кровавое наваждение…
Именно в эти секунды, когда глаза застило кровавым туманом, а к горлу подкатил внезапный, неконтролируемый тошнотный спазм, она поняла, что никогда не убивала раньше. Никогда не была ни на какой войне, а главное – никогда уже не забудет эти кровавые брызги, казалось вылетевшие прямо ей в лицо, в оптику прицела, вслед за плавным движением курка…
Затвор винтовки выплюнул последнюю гильзу и щелкнул впустую.
Лада медленно опустила оружие, прислонила его к стене и села, не видя ничего вокруг, сжав пылающую голову ледяными ладонями, лишь чувствуя, как струится по спине между лопатками холодный липкий пот.
Выстрелы ВСС в знойной, предгрозовой тиши прозвучали, как едва уловимые сиплые вздохи простуженного человека.
БТР на противоположном берегу выбросил сизое облачко дыма и попятился, натужно царапая сухую, каменистую почву громадными литыми колесами. Его башня нервно дернулась сначала в одну, затем в другую сторону, и спаренный с пушкой крупнокалиберный пулемет вдруг зашелся длинной оглушительной очередью, наугад осыпав пожухлый прибрежный кустарник свистящим на рикошете смертельным шквалом свинца.
Рощин, которого затянувшаяся пауза между приказом и первым выстрелом прикомандированного снайпера заставила изрядно психануть, дал знак ожидавшему команды сержанту, и тот молча, сноровисто пробежал по траншее к вынесенной чуть вперед стрелковой ячейке, куда вел узкий ход сообщения.
Позиции взвода молчали, словно тут и не было никого, а выстрелы снайпера только пригрезились перепуганному механику-водителю БТРа.
Пулеметный огонь стих, наступила короткая пауза, в которой было слышно, как с треском вспыхнул подожженный трассерами кустарник. По правому берегу вдоль воды взъярилось жадное пламя, заволакивая переправу клубами сизого дыма.
Сержант в этот момент уже находился в стрелковой ячейке, быстрыми заученными движениями готовя к стрельбе «РПГ-27» системы «таволга». Реактивная граната с тандемной боевой частью была разработана для поражения целей, оснащенных активной броней; для БТР подобный выстрел выглядел излишеством, но капитан отдал приказ, не желая раньше времени обозначать позицию Горенко…
Облако пыли, взметнувшееся от выстрела «РПГ», клубясь, окутало точку запуска, словно в этом месте по иссохшей без дождя земле стеганули огромным прутом; на противоположном берегу, сквозь дым от горящего кустарника, злобно сверкнул огонь, и тут же накатил грохот…
Когда ветер на минуту разорвал завесу дыма, глазам Рощина предстал покосившийся на обочине проселка, весело полыхающий БТР.
Сержант Логвин уже сменил позицию и отряхивал пыль с колен, стоя у входа на КП.
Позиция взвода вновь молчала.
«Не время еще…» – подумал капитан, поднимая к глазам бинокль. Все еще только начиналось. Хотелось быть уверенным, что все это правильно и справедливо. Иначе смерть станет бессмысленной, а жизнь – отвратительной и кошмарной…
– Ну, что, Николай Андреевич, поздравляю! – командующий повернулся к Барташову, который курил поодаль, нервно уродуя зубами фильтр сигареты. – Десять выстрелов – десять трупов, это уже показатель! – Генерал-полковник вдруг остановился и подозрительно посмотрел на Барташова. – Э, брат, да на тебе лица нет! Перепсиховал, что ли?..
– Там танки… – нашел в себе силы для ответа Барташов.
– Слушай, я не узнаю тебя, – покачал головой командующий. – Если твоя «машина» так же снайперски справится с «РПГ», то про эти танки можно забыть.
Барташов вскинул голову, хотел что-то ответить, но в этот миг у горизонта прозвучал далекий безобидный хлопок, и с поднебесья вдруг накатил заунывный, выворачивающий наизнанку все внутренности вой…
Те, кто носил погоны, побледнели, гражданские же, знающие о войне лишь по фильмам и кадрам хроники, просто почувствовали: что-то летит прямо на них, и от этого «что-то» уже поздно бежать или искать укрытия…
Интуитивно они были правы.
– Ложись!!! – дико заорал Барташов, ничком падая на камни площадки наблюдения, но даже для него уже оказалось поздно – шестнадцать мин, выпущенных из высокоточной залповой установки, накрыли площадку, превратив ее в сплошное месиво из камней, разбитой аппаратуры и трупов…
– Эй, с тобой все нормально? Ты не ранена? – Голос сержанта Горенко долетал до сознания Лады, словно сквозь толстый слой ваты.
Она заставила себя отнять от лица холодные, взмокшие ладони и подняла взгляд.
– Ты чего?! – озабоченно и даже испуганно спросил Горенко, опустившись на корточки перед Ладой. – Зацепило, что ли?
– Да нет… Все в порядке, – ответила она, машинально попытавшись улыбнуться, но губы лишь как-то странно, некрасиво искривились, и улыбка не вышла.
– Слушай, я серьезно, – не отставал сержант. – Сюда ведь не стреляли.
– Да нет… ничего… – Лада вдруг поняла, что не может объяснить ему свое состояние. Она не могла объяснить это никому, даже самой себе, что-то оборвалось у нее внутри, словно в голове рухнули возведенные там перегородки, и теперь из глубин подсознания хлынул поток каких-то наполовину стертых впечатлений, событий, которые она совершенно не могла вспомнить…
Руки дрожали.
Она убила. Убила впервые в своей жизни, и этот факт находился вне всяких сомнений.
Ладу трясло, и она никак не могла справиться с этой непроизвольной нервной дрожью. Она не могла объяснить свои чувства, не могла поделиться ими ни с кем.
От продолжения разговора ее спас внезапно возникший в настороженной тишине вой.
Этот звук ей уже приходилось слышать на полигоне в Гагачьем. Лада мгновенно поняла, что летит мина, но в этот раз вой оказался более надсадным, густым, изматывающим, чем тогда на полигоне…
Горенко метнулся к амбразуре.
– Вот суки… – неизвестно в чей адрес произнес он и вдруг метнулся в противоположную сторону, к выходу из укрепления.
– Перелет, козлы!.. – раздался секунду спустя его голос. – В горы саданули, километрах в трех от нас. Слышь, Малышев, – обратился он к рядовому, который, побледнев, так же, как он, наблюдал за далекой вспышкой среди скал. – Откуда у этих козлов шестнадцатиствольник, а?
Шестнадцатиствольная установка залпового минометного огня являлась одной из последних разработок в области военной промышленности Китая. Ее особенность заключалась в смертельной точности выстрела, залпом управлял компьютер, способный наводить установку по разным признакам цели – например, выстрел мог быть произведен по аномальному тепловому пятну, устойчивому радарному сигналу и т. д.
Электронной машине было абсолютно все равно, на чьей стороне она воюет и что представляет из себя человек, номинально управляющий смертоносным комплексом. Злая шутка высоких технологий? Гримаса судьбы или зловещая закономерность, на которую долгие годы никто не хотел обращать внимания?
Скорее последнее, потому что здесь, неподалеку от таджикско-афганской границы, сторонниками движения «Automatic Service» был окончательно проигран спор о том, следует ли совершенствовать машины до того уровня, чтобы ими мог управлять даже младенец.
Боевой компьютер установки, активированный простым нажатием кнопки, которой коснулся грязный палец моджахеда, автоматически сканировал пространство вокруг себя.