В тот день он ехал домой, во Псков, повидать родителей.
Прогнав километров триста на своей старенькой, но еще вполне резвой «Вектре» образца 2010 года, Семен свернул на отметке «паркинг», решив вздремнуть полчаса, прежде чем ехать дальше. Зрелище, что предстало его глазам на так называемой «площадке отдыха», оказалось удручающим: горы мусора подле чахлой поросли деревьев, которые и составляли собой «зону отдыха проезжающих». Однако, несмотря на неприязнь, что вызвали в нем хамски наваленные тут горы отходов, выброшенные все теми же «проезжающими» и кое-как распиханные по сторонам бульдозером, Семен не изменил своего решения – было раннее утро, и глаза просто слипались от усталости. Вести машину в таком полусонном состоянии – занятие весьма рискованное, это ему внушил еще отец. Выбрав более или менее чистый участок, он заглушил мотор, поднял стекла, опустил спинку сиденья и закрыл глаза.
Тяжелая дремота навалилась сразу, уволакивая сознание в свои темные глубины, – сказывался пройденный уже путь и напряжение ночной трассы.
Впоследствии он не мог вспомнить, что ему снилось, но проспал Семен недолго и очнулся от проникшего в сознание настойчивого позвякивания.
Некоторое время он еще лежал с закрытыми глазами, ощущая, что машина нагрелась, значит, солнце уже поднялось достаточно высоко, и пытался на слух определить источник разбудившего его шума. Не придумав ничего путного, он открыл глаза и огляделся, почти сразу заметив копошащуюся на ближайшей куче мусора фигуру.
Она и была источником разбудившего его шума.
Присмотревшись, Семен понял, что это женщина, возможно, одних с ним лет, которая, быстро перебирая руками, раскидывала во все стороны сваленный в кучу мусор, извлекая на свет бутылки из-под различных напитков, в основном пивные, и складывала их в драный мешок из черного полиэтилена. Занятие это казалось для нее привычным. Действовала она сноровисто, быстро, словно заведенный для этой работы механизм. Мусор летел по сторонам, несколько пакетов отвалилось в сторону, порвалось, раскидав по асфальту свое содержимое, а женщина продолжала рыть мусорную кучу в поисках скудной, но желанной добычи.
«Кто она?» – с тоскливой брезгливостью подумал Семен, поймав себя на мысли, что мелькающая среди мусора всклокоченная голова и грязные, заскорузлые руки будят отнюдь не приятные ощущения, а чувство какого-то внутреннего стыда, словно он оказался каким-то образом повинен в ее судьбе… Нет, это глупо. Какая-нибудь алкоголичка из близлежащего городка, уже вышедшая из того возраста, когда можно подработать на трассе «плечевой» девочкой, но основательно пошатнувшаяся в жизни… Он не мог иметь к ней никакого отношения, но отчего тогда ее вид, и сам факт рытья в мусорной куче так неприятно ударил по нервам?
Наверное, оттого, что она, как ни парадоксально это звучит, достаточно полно и гармонично вписывалась в окружающий пейзаж, отражавший иную сторону реальности. За фасадами офисов и банков пряталась в подворотнях нищета, за чахлыми деревцами росли горы мусора, воздух год от года становился все тяжелее для дыхания.
Земля переполнялась.
Вид Homo Sapiens расширил свой ареал обитания до рамок планеты, уничтожив при этом столько экологических ниш, что Земля год от года неуклонно превращалась в помойку, население росло, и за лазерными росчерками сочных реклам в душном вечернем воздухе вызревало нечто страшное… Это нечто пряталось в подворотнях, беспробудно и угрюмо пьянствовало в трущобах старой застройки, плевало на демографические ограничения и плодило себе подобных в алкогольном полузабытьи…
С такими мыслями Семен потянулся к ключу зажигания.
Лада опустила винтовку.
Выстрела не получилось, линию огня совершенно внезапно блокировала невесть откуда взявшаяся нищенка, что вскарабкалась на кучу мусора в поисках пустых бутылок.
Зачехлив лазерный прицел, она встала с колена, на которое опустилась для упора при стрельбе, и пошла назад через редкий, чахлый подлесок.
На поляне стоял черный, блестящий свежей заводской краской внедорожник «Лендровер» Подле машины курили, перебрасываясь ленивыми, ничего не значащими фразами, двое парней приблизительно одного с ней возраста.
– Ну что? – спросил один из них, увидев приближающуюся Ладу. – Готово?
Она отрицательно покачала головой.
– Почему? – насупился тот.
– Там оказался случайный свидетель, – ответила она, укладывая оружие в багажник.
– Ну и что? Тебе есть разница – шлепнуть одного или двоих?
– Есть, – коротко ответила Лада. – Поехали.
Оба ее сопровождающих выбросили окурки и уселись в машину.
– Ну и что теперь? – хмуро осведомился тот, что сел за руль. – Опять гоняться за ним по трассе?
Лада развернула карту, внимательно посмотрев на маршрут.
– Обгони его и высади меня вот тут, – она отчеркнула ногтем место сразу за постом ДПС у очередного городка. – Он будет вынужден сбросить скорость у поста. Чтобы не гоняться, я подсяду к нему в машину. Меня подберете вот тут, – ее ноготь скользнул по карте, остановившись на окраине того города, который был отмечен как конечный пункт поездки Семена.
– Ну, ты даешь… – покачал головой водитель, но спорить не стал. – Что, грохнешь его прямо в собственной машине? Клево. Только смотри, не запачкайся, мыть тебя негде… – хохотнул он.
Лада промолчала в ответ. В ее душе по-прежнему царил мрак…
Когда Семен съехал с площадки отдыха, уже давно наступило утро. Проспал он, наверное, часа два, а может, и больше, но не отдохнул, а только загнал усталость вглубь, сделал ее немного тупее. Должно быть, поэтому и не отпускали мрачные мысли. Опустив стекло, он закурил. Воздух, ворвавшийся в салон, минуя кондиционер и систему очистки, пах не утренней прохладой, а стойкой гарью от дымящих неподалеку торфяников. День обещал быть жарким.
Вести машину по широкой, удобной дороге не составляло труда, и он не заметил, как машинально погрузился в думы.
Водилась за ним такая черта. Еще в детстве Семен мог застыть с не донесенной до рта ложкой, задумавшись о чем-то своем, и этим неизменно вызывал строгое замечание матери:
– Ты, как отец, гоняешь свое даже за столом.
Километры летели быстро, убегая в задние зеркала ровной цепочкой указательных столбиков. Лазерные дальномеры, связанные с бортовым компьютером «Вектры», позволяли Семену немного расслабиться даже за рулем – случись что, и тоненькое попискивание зуммера загодя предупреждало его о внезапном препятствии или недопустимо сократившейся дистанции.
Уже подъезжая к Пскову, он позвонил домой. Трубку подняла мать.
– Мам, привет! – сказал Семен, одной рукой удерживая руль, а другой прижав к уху трубку мобильного телефона.
– Семен! Ты откуда звонишь? – обрадованно спросила она.
– С трассы, мам. Что у нас на обед?
– Господи, да мы с отцом только встали!.. Что же ты не предупредил, что приедешь? – Она, видимо, зажала трубку ладонью, и он услышал, как ее голос глухо позвал: – Коля, Семен звонит! Иди скорее, брось ты там свой компьютер!
«Она все такая же…» Эта мысль обдала теплом, хотя он не мог сказать, что живет в отрыве от них, та тысяча километров, что разделяет Рязань и Псков, уже не расстояние в современном мире, но одно дело общаться по видеофону, а другое – говорить и чувствовать при этом, как сокращаются между ними те самые километры…
– Ладно тебе, мам… Не волнуйся. Может, что купить по дороге?
– Да нет, слава богу, все есть. Ты скоро будешь?
– Ну еще минут сорок ехать… – ответил он, мысленно прикинув оставшийся путь. – Часам к одиннадцати появлюсь, не раньше.
– Ну, хорошо, ты только не гони, ладно?
– Не волнуйся… – Он не удержался от улыбки, глядя на показания спидометра, где зеленые циферки мельтешили по отрезку между отметками «сто девяносто» и «двести». – Все, мам, пока. Ждите.
Скорость он действительно скинул, перестроившись в крайний правый ряд движения. Не потому, что так просила мать, а из-за воспоминаний детства. Хотя пейзажи за приоткрытым окном и изменились почти до полной неузнаваемости, но в душе ощущался детский восторженный трепет. Наверное, это чувство и есть отражение понятия «Родина». Те места, что в любом виде и в любое время будят в душе тепло, и не важно, чувствуешь при этом горечь от их неузнаваемости или нет, – здесь он родился, вырос, и этот маленький провинциальный городок, так же, как его окрестности, навсегда останется той единственной частичкой огромного мира, где обитают самые чистые и невинные чувства.
С такими мыслями он пересек границу поста на въезде в Череху – бывший поселок при воинской части, который теперь разросся до размеров города-спутника, отыскал глазами знакомые ворота военного городка, покрашенные в неизменный зеленый цвет, где служил, уже в звании полковника ВДВ, его дядя, родной брат отца. Здесь, как ни странно, мало что изменилось с той далекой поры, когда он десятилетним мальчиком ездил вместе с бабушкой к дяде на присягу. Тогда дяде было всего восемнадцать, а на этих самых воротах еще красовались две ярко-красные пятиконечные звезды. Теперь они исчезли, как и то государство, в котором он родился, но которого не помнил…
Лада понимала, ей нужно сделать выбор. Вернее, ей казалось, что она его сделала – мрак вокруг все сгущался, и она серьезно полагала, что теперь уже все равно, каким способом она будет выживать в изменившемся до полной неузнаваемости мире.
Колышев больше не темнил перед ней. Казалось, что смерть Барташова сломила его. Вызвав Ладу на разговор, он просто пообещал ей деньги. Деньги на лечение Антона Петровича и полную правду о том, что произошло с нею с того момента, как бампер грузовика ударил ее в грудь.
Два этих стимула, сложенные вместе, заставили ее согласиться… В душе Лады царили все те же сумерки. Полуправда о себе, беспомощный Антон Петрович, под надзором аппаратов поддержания жизни, обрывки рвущихся наружу воспоминаний о прошлом – как далеком, так и недавнем, – все это, вместе взятое, еще больше усугубляло ее состояние, возводило в сознании Лады некие стены, в очертаниях которых угадывался тупик. Была ли для нее принципиальная разница, каким способом она вырвется из него?