– Лада… – Голос Наумова внезапно утратил командные нотки. – Я не совсем понимаю, кто ты, почему оказалась здесь, но там, наверху, на парковочной орбите, сейчас висит «Альфа», на борту которой две тысячи погруженных в криогенный сон колонистов. Если их не пробудить в течение трех дней, то большинство людей погибнет. Это не угроза и не шутка, – серьезно предупредил он. – Корабль должен покинуть орбиту через восемьдесят шесть часов, иначе он не сможет достичь Земли. Но бортовой ресурс «Альфы» не рассчитан на обратную транспортировку двух тысяч человек. Если космопорт Российского сектора не заработает в ближайшие сутки, то «Альфа» превратится в огромный орбитальный склеп… – Высказав это, Наумов, к своей досаде, понял, что она не спешит реагировать даже на такую, достаточно вескую, с его точки зрения, информацию.
«Может быть, ей плевать на все?..» – с сомнением подумал полковник. Должно быть, он не в состоянии правильно оценить то, что скрывается за усталым безразличием этой молодой женщины, которая так внезапно и неординарно возникла на его пути…
Действительно, на лице Лады не отражалась та борьба чувств, что шла сейчас в ее душе. Лишь блики от оранжевых языков пламени плясали по матовой коже, превращая ее лицо в загадочную маску.
Ганимед был ее мечтой. Мечтой, что родилась внезапно, но заполнила все существо. И вот она тут… Стоило ли преодолевать неизмеримую бездну пространства, чтобы оказаться одной в гулкой пустоте здания?.. Здесь шли те же самые процессы, что и на Земле. Сюда тоже добрался страх… Она обвела взглядом полумрак комнаты, которая несколько дней назад служила детской. Совсем недавно тут жил ребенок. Даже экзотический цветок в вазе еще не увял. На полу валялась оброненная второпях мягкая игрушка. Теперь тут прочно поселился страх…
Что хотел от нее угрюмо смотрящий в окно полковник? Кем он был? Лада чувствовала, что опять, который уже раз за ее жизнь, под ногами начинает медленно разверзаться пропасть обстоятельств. Она мечтала уйти от них, встать выше… но не получилось.
Она не хотела, чтобы «Альфа» превратилась в орбитальный склеп. Больше того, она не желала зла никому, у нее, как и у той маленькой девочки, что скиталась по заснеженным улицам огромного города, осталась одна сокровенная мечта – обрести себя в каком-то неведомом ей, уже ставшем в ее сознании мифом покое… На секунду ей показалось, что такое забвение может дать ей Ганимед – красивая сказка, нарисованная в ее сознании почти незнакомым ей человеком на далекой Земле…
На улице глухо пророкотал мотор, потом показалось, что скрипнули тормоза. Наумов обеспокоенно вытянул шею, пытаясь преодолеть взглядом сгустившийся за пляшущими языками пожара сумрак…
Ничего не разглядев, он вновь повернулся к Ладе.
Штурмовой автомат, небрежно перекинутый через плечо скафандра черным зрачком ствольного компенсатора вниз, к полу, вдруг живо напомнил ей капитана Рощина – страшный, но неотделимый от ее сознания эпизод далекой земной жизни… Частичка тяжелого становления ее новой, «послеоперационной» души…
– Вы действительно хотите знать? – спросила она, продолжая прерванный долгой паузой диалог.
Наумов откровенно пожал плечами, прислушиваясь к тишине.
– Я обещал Горману, что сделаю все возможное для разгрузки «Альфы», – ответил он. – Вполне логично, что я не могу терять тут с тобой драгоценное время, но, уходя, я бы хотел знать, кому подставляю спину.
Лада кивнула. Это было вполне обоснованное желание.
– Центральный сектор, парковая зона, перекресток третьей радиальной и пятой кольцевой улицы, – произнесла она. – Двадцать часов местного времени. На протяжении пяти последующих за отлетом «Альфы» суток.
Наумов вздрогнул, резко повернувшись к ней.
– Ты? – недоверчиво переспросил он, доставая из нагрудного кармана скафандра сложенный вчетверо листок с текстом радиосообщения. Развернув его, он пробежал глазами строки последней радиограммы, которую принял вахтенный офицер «Альфы», прежде чем между Землей и Ганимедом оказалось Солнце.
Все верно. Она была тем человеком, что должен поступить в его распоряжение на Ганимеде…
– Да, полковник, – тихо подтвердила она, и Наумову показалось, что в нотках ее голоса прозвучало сожаление. – Но только мною больше нельзя играть. – Лада подняла взгляд, хмуро, исподлобья взглянув на него. – В этой шифровке все верно, за исключением одного пункта: меня действительно внедрили на борт для дальнейшего использования на Ганимеде в составе вашей спецгруппы, но я никогда бы не вышла в условленный пункт связи…
– Почему? – сухо осведомился Наумов.
– У тех, кто планировал операцию, больше нет рычагов, чтобы управлять мной. – Лада старалась говорить спокойно, но ей не удалось скрыть от полковника горькую дрожь, что пронизывала ее речь едва уловимыми интонациями. – Единственный человек, который был мне дорог, умер на Земле за несколько недель до старта «Альфы». Я улетела сюда, чтобы жить… Здесь обитала моя мечта…
При этих словах Наумов побледнел. Он очень ясно понял, о чем идет речь. На секунду это показалось ему сначала нереальным, а потом…
– Ты использовала военное ведомство?! – сделал он очевидный вывод из ее слов. – Просто чтобы добраться до Ганимеда?!
– Я даже не сравняла свой счет… – тихо, но внятно ответила она. – Так что не нужно вытаращивать глаза, – внезапно добавила Лада, заметив выражение лица Наумова. Отвернувшись к окну, она уточнила: – Меня использовали намного большее количество раз. Я просто забрала часть долга.
– И ты тоже не в курсе того, что здесь произошло? – настойчиво переспросил полковник.
Лада продолжала смотреть в окно, где угасал бесноватый пожар.
– Отчего же… – ответила она, не поворачивая головы. – Сюда добрались полоумные военные – это я представляю совершенно точно, и для меня вполне достаточно данного знания… Мечты больше нет…
– «Гарри Трумэн» не прилетел сюда просто так! – с трудом сдерживая переполнявшие его эмоции, напомнил Наумов. Он никогда не отличался склонностью к работе в контрразведке и скорее был человеком действия, предпочитая исполнять приказы, а не мучительно вынашивать их. Теперь он пожалел, что в свое время не уделял должного внимания развитию аналитического мышления. Тот клубок загадок и противоречий, что копошился сейчас в мозгу полковника, явился бы хорошим упражнением для более изощренного рассудка… – Почему этот корабль появился здесь, нарушив с десяток международных договоров?! – высказал он вслух мучивший его вопрос. – Что заставило американцев пойти на такой риск?!
Лада повернула голову и пристально посмотрела на него.
Возможно, она хотела что-то ответить или возразить, но в этот момент в напряженной тишине здания вдруг раздались гулкие шаги.
…Шаги в гулкой пустоте покинутого людьми здания, даже такие – крадущиеся, осторожные, звучали громко, отдаваясь шелестящим эхом.
Наумов привстал, одной рукой машинально ухватив изготовленное к стрельбе оружие.
Лада повернула голову, тоже прислушиваясь.
По лестнице поднимался человек. Он старался ступать осторожно, но не являлся профессионалом в подобных вопросах.
Полковник кинул молниеносный взгляд на Ладу и распластался по стене подле дверного проема. Она не шевельнулась. Изготовленная по спецзаказу крупнокалиберная снайперская винтовка осталась стоять прислоненной к стене, подле оконного проема.
Наумов откровенно не понимал эту женщину. Да и вообще, все, что случилось с ним конкретно и с людьми в колонии Ганимеда, казалось ему нереальным и противоестественным. Словно кто-то взвел до отказа огромную пружину и поместил ее внутрь колонии, вокруг очага напряжения мгновенно образовалась зона отчуждения – все, кто мог, просто бежали из российского сектора, бросив дома и вещи, в надежде, что их минует чаша сия, но… все казалось тщетным, и единственное, что понимал в данный момент полковник Военно-космических сил России, – это то, что никому на Ганимеде не избежать роковых последствий в том случае, если эта пружина все-таки разожмется…
Космические расстояния – понятие, которое люди еще не успели осознать, нопочувствовали в полной мере. Думал ли он, ложась в камеру низкотемпературного сна на орбите Земли, что полет к новому месту службы приведет его к столь загадочным и непредвиденным проблемам?
Конечно же – нет. Но парадокс, он лег в камеру анабиоза в предвкушении одного мира, а очнулся от ледяных объятий низкотемпературного сна совершенно в ином, хотя прошло всего десять месяцев…
Мир Ганимеда был неузнаваем. В нем не нашлось ровным счетом ничего из рекламных телевизионных роликов, которые постоянно крутили на Земле.
…Шаги прокрались по коридору этажа, на минуту смолкли за дверью соседней квартиры и внезапно вновь прорезались в стылой, сторожкой тишине здания.
Бледно-желтое пятно от фонаря метнулось по косяку приотворенной двери, легло на стену, секунду дрожало на ней и вдруг поползло вниз, четко высветив фигуру сидящей на корточках подле окна Лады…
В коридоре раздался невнятный вздох, но она опять-таки не шевельнулась, будто ее мозг обладал стопроцентным самоконтролем над телом, только глаза вдруг сначала сузились, а потом как-то неестественно напряглись, расширились, словно отражая невероятную, сногсшибательную странность некоего события…
Наумов резко шагнул вперед, одновременно вскинув ствол штурмового автомата.
В коридоре стоял молодой мужчина. Его лицо казалось бледным и осунувшимся, но не выглядело испуганным, скорее он был озадачен…
– Лада?! – мучительно напрягая память, произнес он, глядя на девушку и совершенно проигнорировав Наумова. – Черт побери… – потрясенно продолжал он, машинально отклонив в сторону направленный ему в грудь ствол штурмового автомата. – Вот уж не думал, что мир действительно так тесен!..
По лицу Лады скользнула легкая тень улыбки.
Наумову вдруг показалось, что она в шоке… только тщательно, до судороги мышц лица пытается скрыть данное обстоятельство.