— Уходи к канатам — слышу крик не то Лехи, не то Ретлуева. В зале поднялся шум. Напряженный бой, да еще с брызгами крови, взбодрил зрителей. Судья, увидев, что у меня рассечение, скомандовал «Брейк». Отвел в мой угол. Ильяс полотенцем вытер кровь, стал намазывать рассечение вазелином. К нам подошли врачи сборной и турнира, Киселев…
— Если кровь не остановится — произнес рыжий судья в белой рубашке с бабочкой — Прекращу бой за техническим нокаутом.
Я перевел тренерам слова судьи. Мужики мрачно переглянулись.
— Маккракен будет целить тебе в бровь — сказал очевидное Леха — До конца раунда минута. Успеешь его вырубить?
— Успеет — уверенно за меня ответил Ильяс — После нырка бей боковой справа. Ты его приучил к апперкотам и он не ждет удара.
«Бокс»! Мы тут же опять вошли в клинч. Сука-кракен уже специально бьет головой мне в бровь. Опять начинает литься кровь. И тут же разрывая дистанцию, наносит боковой удар со стороны «ослепленного» глаза. Но я был к этому готов. Подсел под его удар и привставая обратно, раскручивая корпус вкладываюсь в точно такой же правый боковой. Попал хорошо, в челюсть. Джеф поплыл, попытался навалиться на меня, отдышаться. Но я оттолкнул его, выдал двойку в голову. Мой противник отпрянул назад к канатам, оперся на них.
— Добей — кричит Леха из нашего угла. Зал беснуется и кричит. Успею или нет? Идут последние секунды раунда, «спрут» перекрылся, подняв руки к голове, скукожился. Его мотает. Работаю по корпусу, вкладываюсь в каждый удар. Ну же… Маккракен не выдерживает, опускает руки. Совсем немного, но мне достаточно. Еще раз в челюсть слева, потом справа. Туше. Боксер сползает по канатам на пол. Рефери втискивается между нами, но его команду «Брейк» перекрывает звук гонга. Секунданты американца помогают уйти ему в его угол.
— Не, не выйдет — уверен Ретлуев. В моем углу царит сдержанный оптимизм.
— Плохо упал — соглашается Леха — Тренер не выпустит.
Так и случилось. Судья подошел к углу «спрута», коротко переговорил с седым мужчиной, после чего вызывал меня и поднял правую руку. Победа.
Москва, Лубянка, кабинет Председателя КГБ.
— Имант Янович! Сколько лет, сколько зим! Проходи дорогой, присаживайся — исполняющий обязанности председателя КГБ генерал Цинев с любопытством энтомолога рассматривал своего нового заместителя, генерал-лейтенанта Веверса. За окном падал пушистый снег, мороз кистью на стекле нарисовал узорчатые рисунки, похожие на клубок змей.
— Добрый вечер, Георгий Карпович — Веверс поправил новую форму и сел за приставной столик — Поздравляю с повышением.
— Это я должен поздравлять. И благодарить! — по-бабьи всплеснул руками Цинев — Вызывает меня вдруг Леонид Ильич и говорит, «давай, Гоша, принимай дела». Я: «Какие такие дела?!». Он: «Известно какие, комитетские. Юре отдохнуть надо, перетрудился». Но главный труженик у нас, оказывается, ты Имант Янович! Поймать самого Калугина! Наиглавнейшего американского шпиона…
— Вы зря Георгий Карпович иронизируете — свежеиспеченный генерал-лейтенант спокойно выкладывал документы из папок на столик — На совести этого «наиглавнейшего шпиона», как вы изволили выразиться, провалы нескольких наших агентов, сорванные операции. Огромный ущерб советской разведке. Я пока только мельком ознакомился, но уже распорядился поднять из архива все его дела.
— Да… да.. — Цинев рассеяно посмотрел в окно — Все это ударило по престижу Комитета, председателя… В Политбюро наши позиции пошатнулись, Андропов отстранен, Цвигун лег на операцию, один я на хозяйстве остался. Эх, нельзя сейчас шум поднимать, суды устраивать. Особенно в ситуации мятежа в Грузии и обострения международной обстановки.
— Нельзя, а придется! — в стальном голосе Веверса появился прибалтийский акцент — Наши зарубежные агенты могут быть скомпрометированы. В частности, Карел Кёхер, псевдоним Рино. Работает в оперативном директорате ЦРУ. Калугин организовывал его коридор через Австрию в 65-м году. Карела нужно срочно эвакуировать!
— Хорошо, я позвоню Крючкову, пусть займется…. Не нравится мне все это.
— Что именно? — поднял бровь Веверс.
— Я еще не разобрался во всем, но посмотри сам… Откуда мы узнали о Калугине? От Селезнева — протеже Щелокова и Чурбанова. На, глянь сколько сигналов на певца этого недоделанного скопилось — генерал бросил перед заместителем толстую папку — Мутный парень. Втирается в доверие, фигаро здесь, фигаро там… Вот кого разрабатывать надо! Искать шифроблокноты.
— Мы узнали о Калугине из письма инициативника. Есть заключение лингвистической экспертизы — писал мужчина, с высшим образованием, большим опытом работы во властных структурах…
— В Лэнгли состряпали — отмахнулся Цинев — Могли даже своим агентом пожертвовать. Сдать Калугина. А Щелоков и рад стараться. Использовали дурака втемную. Теперь вопрос. Ради каких-таких целей можно пожертвовать агентом в звании генерала КГБ?! Тут идет какая-то глобальная стратегическая игра. Леонид Ильич запретил разрабатывать Селезнева, но велел присматривать за его окружением.
— Я не позволю следить за моей дочкой!
— Думаешь, утопил Андропова — схватил бога за бороду?! — стукнул по столу Цинев — Со мной такое не пройдет! Тут тебе не Огарева 6. Будешь делать, что прикажут!
— И что же мне прикажут? — криво усмехнулся Веверс — Подложить Альдону под какого-нибудь африканского князька?
— Знаю об этой вашей ссоре с Юрой — внезапно успокоился генерал — Глупость, конечно. Ничего твоей дочке не грозит. Успокойся. А прикажу заняться вот каким делом. У тебя большой опыт тайных операций. Займись одной.
Цинев покопался среди папок на столе и подвинул одну Веверсу. Тот раскрыл ее, быстро просмотрел.
— Операция «Олимпия»?
— Да. Мы тут в прошлом году подставили миллиардерше Кристине Онассис — дочке покойного Аристотеля Онассиса — нашего агента. Служащего «Совфрахта» Сергея Каузова. Она влюбилась в него, удалось устроить свадьбу. Только чтобы вывести мужа из СССР получилось выбить из нее миллион долларов. Представляешь?
— Представляю сколько стоит вся империя покойного Аристотеля — пролистывая документы хмыкнул Веверс — Больше миллиарда долларов. Одних только нефтяных супертанкеров 27 штук…
— Они бы очень пригодились нашей стране нефть возить — кивнул Цинев — Но там завещание и брачный договор сложно устроены, детей у них пока нет, а Каузов сообщает, что Кристинка поостыла к нему. Может и развестись. Тогда мы все теряем. Займись этой проблемой. Можешь использовать ресурсы ПГУ, я подчиню тебе Крючкова. И не вздумай лезть в дела Щелокова и прикрывать этого афериста Селезнева. Тебе удалось вернуться в КГБ и сразу на должность зама. Но не советую копать под меня. Высоко взлетел — больно падать будет. Ссылкой в МИД уже не отделаешься. Мы друг друга поняли?
Веверс отложил в сторону папку и внимательно посмотрел на Цинева. На его бесстрастном лице нельзя было прочесть ни одной эмоции.
— Я могу идти?
— Да, свободен.
Веверс встал, еще раз поправил мундир, собрал документы. Уже в дверях обернулся, хотел что-то сказать Циневу, но тот его опередил.
— И убери дочку из ансамбля. Тогда никто не пострадает.
4-е февраля 1979, воскресенье
США, Нью-Йорк.
Аэропорт Ла-Гуардия для меня уже как родной. Знакомый Макдональдьс, магазины… На выходе нас с Лехой ждет чернокожий водитель. В его руках табличка с надписью «Mr. Seleznev». Мы отдаем багаж и садимся в приветливо распахнутые двери… лимузина. Lincoln Town Car. Приятно осознавать, как ценит нас Атлантик Рекордс вообще и Майкл Гор в частности. Я кстати, почитал его биографию. А также жизненный путь Эндрю Вэбера из «СиБиЭс Рекордс». Они оказались очень похожи. Оба с самых низов. Первый — сын итальянских иммигрантов из Бруклина. Второй — ребенок «синих воротничков» из Детройта. Один подростком играл на гитаре в любительской группе, другой танцевал брейк, один записывал Джона Леннона и Брюса Спрингстина, другой встанет у истоков тяжелого рока. Оба — воплощение американской мечты, с самого дна упорным трудом, преодолевая падения и неудачи, добрались до самого верха. Стали миллионерами и все благодаря своему перфекционизму. Майкл в своих воспоминаниях рассказывал, как он пожаловался, что Брюс Спрингстин всю кровь у него выпил, заставляя переписывать и переписывать по много раз, а его начальник и учитель сказал ему: «Ты упускаешь большую картинку. Для чего мы здесь? Мы здесь, чтобы помогать Брюсу сделать лучшую запись, какую возможно. В этом наша работа. Не осчастливить тебя, не осчастливить меня, а внести свой вклад в проект. А это проект Брюса». После этого родился главный слоган продюсеров — Fuck the ego.
— Вить, зря мы так быстро сборную оставили — рядом вздохнул «мамонт», копаясь в баре лимузина — Ого, тут есть и виски с джином… Ой! Водка. Столичная. И пиво есть!
— А что нам там еще делать? — я потер бровь, заклеенную пластырем — Американцы сняли моего соперника в третьем турнире. Просиживать штаны в Трое? В этой провинциальной дыре? Мы, Леха, с тобой в центре финансовой столицы мира! Посмотри вокруг — я ткнул пальцем в небоскребы Уолл-Стрита мимо которых мы проезжали — Именно здесь создается будущее. По крайней мере западной цивилизации.
— Чемишев был зол. Обязательно настучит в Москву — не обращая внимания на Нью-Йорк, продолжал бурчать «мамон», перебирая бутылки.
— Плевать на него. Наша поездка согласована на самом верху. В четверг прилетают девчонки, будем творить историю.
— Эх, жаль Ильяс с нами не поехал. Даже выпить не с кем — тяжело вздохнул Леха, краем глаза поглядывая на меня.
— Выпьете еще. Вернемся в Москву и отметим — я забрал у «мамонта» бутылку Будвайзера и засунул ее обратно в бар. Сам себя не узнаю. Раньше тянуло на алкоголь, а как приехал в США… Неужели на меня так спорт влияет?
Звукозаписывающие компании поселили нас хорошо — шикарный отель Four Seasons совсем рядом с Таймс Сквер. Два люкса на последнем, престижном этаже. В номерах стояли корзины с цветами и фруктами, лежали приветственные открытки. Мы быстро разместились, переоделись и к двум часам дня спустились в холл гостиницы. Там нас уже ждал сотрудник посольства. Как только видишь человека в шляпе и в костюме старого покроя времен Молотова-Риббентропа, шансы, что он из СССР — весьма велики.