е злые глаза, дешевые клипсы, разукрашенные черточками и точечками щеки и лоб.
— Что тебе надо? Пусти!
— Это моя улица! Убирайся отсюда, ишь вздумала хлеб отбивать. Не таких, как ты, видала. Уходи, пока я тебя не изувечила. — «Ведьма» остервенело таскала Фариду за волосы и норовила исцарапать. Фарида пыталась закрыться платком.
— Отпусти! — От страха и обиды она не узнала собственного голоса, слезы заволокли ей глаза. Женщина была чудовищна в своей ярости. Фарида не боялась одна оставаться ночью в поле, когда мать уходила в деревню на день, а то и два, а тут в центре города, где крикнешь — и соберется толпа, она струсила.
— С твоим «портретом» можешь топать прямо в холл на глаза метрдотелю! — шипела «ведьма».
Откуда было знать Фариде, что улицы вокруг отеля и сам отель «распределены» между проститутками. У каждой — свое «поле». Самые молодые и привлекательные важно сидят в мягких креслах в холле гостиницы и ждут клиента. Мужчине достаточно кивнуть головой, и девушка последует за ним в номер или в ресторан — это как он пожелает. Если окажется, что клиент иностранец, не беда: можно обойтись и без слов. Те, что уже не могут соперничать с молодыми и потому не зарабатывают столько, чтобы часть денег отдавать метрдотелю, вынуждены прогуливаться вокруг отеля, сидеть у фонтана в скверике, ожидая того же самого кивка головой. Третья категория — те, кому пора «на покой», — избегает яркого освещения и слоняется по темным переулкам, примыкающим к площади, где стоит лучшая в городе гостиница и живут богатые иностранцы.
— Пусти! — уже с угрозой еще раз крикнула Фарида. Страх прошел, она поняла, с кем имеет дело. Вернулись силы и смелость.
— Уходи прочь, отвергнутая аллахом!
Фарида нагнулась, сняла туфлю с ноги и шлепнула обидчицу по лбу. Она хотела еще ударить, но «ведьма», изловчившись, сорвала никаб с лица Фариды. Фарида ощутила острые, как у хищной птицы, когти, от боли она уронила туфлю.
— Я сдеру с тебя эту красивую шкурку, всех тошнить от тебя будет, — шипела в дикой ярости противница.
«И правда — исполосует…» Фарида завизжала на всю улицу. Никто, однако, не спешил разнять сцепившихся женщин. Тогда в полном исступлении Фарида укусила обидчицу. Та разжала было пальцы, но тут же принялась душить Фариду, хотя сама уже подвывала от боли.
Послышались наконец топот, пронзительные свистки.
— Полиция! — вырвалось у «ведьмы». Она отпустила Фариду.
Фарида же считала полицию своим спасением. «Полицейские… — обрадовалась она. — Полицейские схватят «ведьму с красными губами» и накажут ее как следует».
Пока Фарида искала в темноте свою туфлю и никаб, «ведьмы» и. след простыл. Она исчезла так же мгновенно, как и появилась. Двое полицейских схватили Фариду, у нее затрещали кости, но наивная девушка все равно считала, что спасена. Она только не могла понять, почему с ней так грубо обращаются. Им бы погнаться за хулиганкой…
Полицейским было, естественно, не в новинку хватать девушек у гостиницы. На сей раз вроде попалась свеженькая, возможно, «залетная». В подробности полицейские вникать не хотели, на то есть дежурный офицер. Один полицейский — толстый, широколицый — был опоясан широким белым ремнем с пистолетом. От него резко пахло потом и табаком. Из-под форменной фуражки выбивались завитки седых волос. Другой, помоложе, все время придерживал правой рукой свой пистолет, будто он у него мог сорваться и упасть на асфальт.
— Иди, иди. Нечего упираться. А другая? Гасан, скорей за той, она еще недалеко, — говорил седой.
— Да ну ее, в темноте гоняться. Одну копек поймали, и хватит. На допросе узнаем, где вторая живет, приведем. Никуда не денется.
Фарида испугалась, услышав, что ее назвали турецким словом «копек», то есть проституткой. Воистину, когда приходит правда, ложь убегает. Вдруг ей не удастся доказать свою невиновность!
— Куда вы меня тащите? — Фарида попыталась высвободить руку, которую полицейский сжал словно клещами.
Тот вместо ответа еще сильнее дернул ее. Девушка едва удержалась на ногах.
— «Куда-куда»! — передразнил Фариду полицейский, потом добавил с издевкой: — К клиенту! Ждет не дождется в «Ат-Тарике».
— Я не пойду туда! Отпустите!
— Видали, не хочет, голубка. Куда же ты хочешь? — Полицейский почти волочил свою жертву по камням. — Может, тебе охота свести счеты с обидчицей? Ничего. Она не успеет перехватить твой «кусок хлеба».
— Я ее совсем не знаю… Я шла… к родственнице… — Фарида хотела объяснить все как есть, но слезы мешали ей говорить.
— Известно, куда ты шла, — заорал полицейский. — Гасан, найди же, черт бы тебя взял, другую!
Второй полицейский исчез в темноте, но через несколько минут догнал их.
— Как в воду канула. Вот туфлю потеряла.
— Это моя.
Полицейский разочарованно кинул туфлю под ноги Фариде.
— Куда вы меня ведете? Хозяйка умирает, — все еще пыталась сопротивляться Фарида, но ей больше не отвечали.
Полицейские прошли мимо гостиницы — вдоль ярко освещенных окон, потом завернули за угол и толкнули Фариду в какую-то дверь. В прокуренной, замызганной комнатушке с низкими окнами, за грубо сколоченным, обшарпанным столом дремал полицейский, уронив голову на руки. От остальной части комнаты его стол был отгорожен барьером. Вдоль щербатых стен выстроились деревянные скамейки.
— Садись.
Фариду толкнули в угол, да так, что она чуть не упала. Под ногами валялись окурки, выложенный кирпичом пол был грязен до последней степени, и Фарида вдруг поняла, что нескоро выберется отсюда. Ее охватило тупое отчаяние. Она ничего не смогла уразуметь в том, что полицейские докладывали дежурному. Дежурный тер кулаками глаза, сопел, зевал, чесал затылок и ни разу даже не глянул на арестованную, притулившуюся за барьером. Потом, назевавшись вдоволь, он поправил ремни и приступил к допросу,
— Я ни в чем не виновата, — отвечала Фарида срывающимся голосом. — Я шла… Мне надо было…
— Фамилия, имя! Куда шла, мы знаем. Что надо было, тоже, — цинично ухмылялся полицейский.
— Я ни в чем не виновата. Надо было схватить не меня…
— Кого надо было, того и схватили, — лениво пробурчал тот, что тащил Фариду.
— Отвечай на вопросы. И хватит скулить — слезами нас не проймешь.
В полицейском участке выяснили немногое. Фарида аль-Баяти живет в городе недавно, своего жилья не имеет и нигде не работает. Схватили ее в такое время ночи, когда ни одной приличной женщине и в голову не придет появиться на улице, если она дорожит своей репутацией. Царапины и пятна крови на лице, изодранное платье, взлохмаченные волосы — все это занесено в протокол как свидетельства непристойного поведения. Две проститутки не поделили «поле деятельности» — это послужило поводом для драки… В надежде отвести от себя гнусное подозрение Фарида принялась умолять полицейских пойти к Саиде. Та непременно подтвердит, что это она послала Фариду с поручением. Но на все ее мольбы дежурный с улыбкой отвечал:
— Проверим, разберемся. А ты пока у нас отдохни.
— Почему вы не схватили ту «ведьму»?
— И она попадется в сеть, не беспокойся.
Фарида совсем пала духом. Кто теперь за нее заступится? Бедная Саида умрет, не сделав завещания. Больше всего Фарида боялась, что мертвая Саида закоченеет и тогда ее не смогут завернуть в саван, нельзя будет даже закрыть ей глаза. Существует примета: если вынести из дома покойника, не закрыв ему глаза, кто-нибудь в семье умрет тотчас же…
Фариду увели в камеру. Прошло несколько дней. Арестованной сообщили, что в доме Саиды произведен обыск и что ее благодетельница превозмогла недуг. Узнав об аресте Фариды, Саида пришла в неописуемый ужас. «Аллах отвернулся от меня», — думала она, плача. Явилась жена провизора, и Саида уже не сопротивлялась уколам, даже извлекла из-по подушки таблетки и приняла несколько штук сразу. Ее обуяло желание встать на ноги. Надо было немедленно помочь Фариде. Она поднималась с постели и, держась за стены, добиралась до плиты, разжигала огонь. За приготовлением пищи ее как-то застала соседка, пришедшая навестить «шелкопряда в коконе» и с того самого часа взявшая на себя уход за больной. Благодаря ее заботам Саида осталась жива.
Еще совсем слабая, появилась она в здании суда. Бедной женщине пришлось нарушить неприкосновенность своих сбережений, чтобы дело было передано именно сюда — в шариатский суд, наиболее, как она думала, справедливый, выносящий приговор в строгом соответствии с предписаниями корана.
Судья Исмаил в последние годы дополнил шариатское законодательство статьей собственного изобретения. Это была статья «О бунтовщиках-партизанах». Под нее подходило все, ибо любое нарушение норм общественной жизни направлено против устоев государства, а партизаны как раз и преследуют эту цель — подточить устои, развалить общество. Естественно, и Фарида принадлежит к бунтовщикам… Исмаил был доволен своей сообразительностью.
Хаджи, не понимавший, видимо, серьезности совершенного девушкой проступка, внес предложение:
— Отпустить бы ее в священную Мекку, в лучезарную Медину. Очистительные милостыни — лучшее средство…
— Да, да, — пробудился дремавший, как всегда, второй заседатель. Он решил, что настало время принять участие в разбирательстве. — Коран советует платить добром за зло. Не так ли, хаджи?
«Обрели дар речи», — злился про себя Исмаил. Он сам, что ли, не ведает предписаний корана… Заседатели отродясь не знали и половины того, что Исмаил уже забыл. Знаний у судьи — гора, да такая, что заседателям во веки веков не взобраться на нее, — иначе он и не был бы судьей. Исмаил устремил на Фариду грозный взгляд:
— Отпустить?! Да вы что? Думаете, отпустишь ее — она и пойдет за таваф, обрядовой процессией, вокруг священной Каабы в Ихраме? Как бы не так! Она в первый же вечер примется крутиться в мини-юбке вокруг «Ат-Тарика». У нее голова повернута совсем не в сторону Мекки…
Суд затягивался. Любопытных в зале осталось совсем немного. Саида упрямо сидела на пре