оды этих деяний мы вынуждены пожинать даже спустя долгие века.
Нортлайт мрачно покосился в сторону статуи Дискорда. Даже сквозь темные очки я видел яркую вспышку ненависти, сверкнувшую в его глазах. Справившись с нахлынувшим отвращением, фестрал отвернулся от лика врага, более ни разу не взглянув на него.
- Сальвус вновь попросил о прощении, сказав, что принимает такой исход. Ибо это справедливое наказание ему за то, что поддался тщеславию и гордыне. «Интеллект - это не привилегия, а дар, который должен служить во благо. Наука лишь инструмент на службе общества, а добытые знания обязаны выступать не торжеством отдельного индивида, а гарантом стабильности понилизации и всего мира. Как жаль, что такую простую истину я понял слишком поздно».
В тот миг я поймал себя на уколе сострадания. Печально, что столь острый ум с большим потенциалом так бесславно встретил свой конец.
И вновь зашумело в ушах, и бархатистую тьму, на мгновение сдавившую веки, прорезал невыносимо яркий свет. Пустыня опалила шерсть раскаленным дыханием, жаркий ветер взлохматил пряди гривы. Мы очутились в бывшем лагере археологов в окружении целой дивизии эквестрийских солдат в полной боеготовности. Ослепленных и ошеломленных резкой сменой обстановки, нас, плохо соображающих от дикого изнеможения, ран и усталости, оперативно подняли на борт пригнанного фестролета, где сообщили, что мы были в плену мегалита порядка трех долгих недель.
По прибытии домой нас ждала череда госпиталей, бесконечных отчетов, докладов и совещаний… Наш южный поход дорого нам обошелся. Один из отрядов, тот, что разделившись тогда у ущелья, ушел дальше всех, не принял ни одного сообщения с приказом разворачиваться, и так и не вернулся, сгинув где-то в неизвестности. Мы потеряли в ходе кампании в общей сумме половину своих бойцов и военных специалистов, и гибель их стала невосполнимой утратой как для войск, так и для безутешных их семей. А лидер приближенного к трону гвардейского подразделения и дюжина его лучших воинов подверглись воздействию неизвестного и невероятно сложного проклятия, что заставляло их медленно и неминуемо угасать.
Невообразимые по сложности составов лекарства из редких ингредиентов, обезболивающие, поддерживающие заклинания и чары - все это лишь ненамного облегчало страдания несчастных, так не сумев затормозить разрушительный процесс. Селестия бросила все возможные силы на поиск решения, созвала со всех концов страны лучших ученых и чародеев, подняла всевозможные источники и архивы, но все оказывалось тщетно.
И в конце концов Хардхорн убедился в бесплодности всех попыток обратить действие проклятия: на тот момент не существовало таких знаний, заклинаний и технологий. Со временем паладин вытянет последние силы из своих приближенных, став причиной их медленной и мучительной телесной смерти, а после он и его пони превратятся в одушевленные скелеты, которые будут жить, пока не развалятся от износа костей. И даже тогда пульсирующая в ловушке душа не покинет череп, обитель разума. Воистину, жутким и омерзительным оказался этот «дар» вечной жизни Дискорда.
Безутешна была Солнечная Богиня в великой скорби ее, и все же, после мучительных раздумий приняла она предложение Хардхорна обратить в камень генерала и весь отряд, этим не разрушив проклятие, но остановив его дальнейшее воздействие. Потомок Соларшторма поклялся в вечной верности своей принцессе, и выразил желание служить ей, когда будет найдено средство снять чары Духа Хаоса, пусть это и случится через сотни лет...
Нортлайт умолк, знаменуя наступившим гробовым молчанием окончание своего долгого рассказа. Мы сидели в абсолютной тишине, смотря на возвышающийся силуэт воина, чью верность и самопожертвование не сумела переломить неизбежность смерти. Взор мой странно затуманился, а сам я будто оцепенел, зачарованно наблюдая, как некое чудное колдовское наваждение завладевает моим сознанием.
...Я вижу могучего буланого жеребца, неподвижно вытянувшегося, будто по струнке. Его шею обрамляет пожар ниспадающих прядей роскошной гривы киноварного цвета, и такой же оттенок играет алыми переливами в волосе хвоста, горит на отметинах его ног и украшающих копыта мохнатых щетках, подобных языкам яркого пламени. Благодаря этому буйству красок конь подобен сияющему элементалю, живому воплощению неукротимой огненной стихии. В темно-янтарных его глазах я вижу отражение пылающего в душе урагана адской муки, мрачной решительности и глубокой печали.
Вокруг жеребца пестрым хороводом вьются оруженосцы, упаковывающие генерала в панцирь пластинчатого доспеха, сверкающего холодными карминовыми отблесками металла. Движения их отточены, четки и согласованы, не обременены ни одним лишним жестом или неловким копошением. Наконец, все необходимые приготовления завершены, и рой слуг так же быстро распался. Хардхорн магией насыщенного медового цвета взял шлем с высоким гребнем, но тут же резко поморщился в явном приступе пронзающей молниеносной боли. Сияние угасает, и шлем, выроненный из магического захвата, готов громким звоном о камень садовой дорожки оповестить о непозволительной и вероломной слабости своего владельца... но так не смог, замерцав у самой земли подхватившей его нежно-золотистой аурой.
Она подошла неслышно, материализовалась будто из воздуха, белоснежная, сияющая и легкая, как единорог из старинных сказок, повествующих о чудных фантастических созданиях, невинных девах и отважных героях. Принцесса стоит напротив своего рыцаря, и их взгляды сплелись и слились в едином порыве нежных взаимных чувств, пугливо замерших в обреченном ожидании чего-то гнетущего и беспросветно мрачного. Я чувствую страх, скользким мерзким паразитом поселившемся в душе владычицы Солнца; отчаяние, терзающее острыми когтями ее пламенное трепетное сердце, изнемогающее в тоске и горе. Всемогущая Богиня, очутившись в ловушке злобной иронии, оказалась предательски бессильна перед трагическими обстоятельствами и не могла, как бы страстно ни желала, обратить все вспять. Не хватало ее божественной мощи противиться воле других, высших и неподвластных ей сил.
Селестия осторожно надевает шлем на голову любимого, мягко расправляет пряди его гривы, густым багряным водопадом плюмажа ниспадающим на чешую доспеха, аккуратно подтягивает ремешки, боясь причинить даже малейший дискомфорт. Кажется, она опасается даже моргнуть, будто жеребец в ту же секунду растает, испарится, как мимолетный сон. Благодарная и нежная улыбка тронула губы Хардхорна, и он быстро, почти неуловимо и волнующе подался вперед, утонув на миг мордой в колышущихся потоках радужных волос.
Воздух наполнился звоном лат, почва под ногами задрожала в упорядоченном ритме марша. В сад вошли строем гвардейцы во всеоружии - двенадцать жеребцов, сияющих при свете дня крепкими нагрудниками с изображенным на них символом солнца. Несмотря на искрящуюся молодцеватость, нельзя было не заметить изнеможение и усталость, омрачающий общий боевой вид подчиненных Хардхорна.
«Пора».
Я прочел это в его взгляде. Жеребец и аликорн отступили друг от друга, медленно, словно скалы в пучине моря, всем нутром противясь расставанию, но не в силах изменить неизбежное. Гвардейцы в два ряда выстроились позади генерала. Селестия облачилась в свой повседневный царственный облик, надев маску невозмутимости и серьезности, ни единым штрихом не выдавая бушующего у нее внутри ада. Повисла напряженная тишина... но лишь на несколько ударов сердца. В воздухе зазвучал сильный и звучный голос, раскатом грома прокатившийся над газонами и аккуратно обрезанными кустами роз:
- Я, Хардхорн Соларшторм, герцог Кантерхорнский, военачальник ее Величества Селестии Эквестрийской и действующий лидер Солнечных Стражей, верный заветам своих великих предков, клянусь жизнью и честью в вечной верности принцессе Селестии, да будет царствование Ее долгим, и в вечном служении Эквестрии и ее народу, готовый быть призванным исполнить долг, невзирая на свое проклятие, да будут свидетелями моих слов Солнце, Луна, небо и звезды, и да постигнет меня справедливое наказание в случае отступничества от собственных слов. Да будет так, отныне и впредь.
И содрогнулся воздух стройным хором голосов присягающих в нерушимой лояльности Солнечных Стражей, вторящих своему командиру, полные решимости следовать за ним и сражаться с любыми формами и проявлениями зла и несправедливости, во имя Принцессы Эквестрии и всего народа пони, отныне и впредь, во веки веков.
Генерал опускается на одно колено, склонив голову в низком поклоне. Ни один мускул его не дрогнул, хоть я и знал, ценой каких усилий ему стоило это движение. Вслед за Соларштормом в едином синхронном проявлении преданности пали к ногам Селестии и его верные воины. Монархиня в безмолвной торжественности внимает их словам, а после коротким приказом повелевает встать. Гвардейцы выпрямились, готовые принять свою судьбу.
- Я, принцесса Селестия Эквестрийская, Владычица Солнца, Дня и Ночи, принимаю вашу присягу верности Эквестрийскому трону, Королевству и народу пони и готовность быть призванными в трудный час по Моему зову. В свою очередь Я, Селестия, правительница Эквестрии, даю обещание найти средство освободить вас от действия проклятия, наложенного Дискордом, и снять заклятие Окаменения, наложенное Мной. Таковы Мое слово и Моя воля.
Зачарованно я наблюдаю, как ее рог охватывают золотистые завихрения магии, творя сложные, причудливые чары. На моих изумленных глазах один за другим гвардейцы обращаются неподвижными белыми, словно алебастр, статуями. Хардхорн смотрит на лик аликорна, покорный воле обстоятельств, но не смирившийся, не сломленный под гнетом злого рока. Я чувствую внутри него полыхающий пожар, что, кажется, был готов расплавить раскалившиеся добела доспехи. Его душа рвется к ней, но обречена биться в тюрьме бренного, терзаемого проклятием, тела.
- Пока жива твоя надежда, жив буду и я! Верь, что однажды я вернусь к тебе!
Восклицание в жарком мучительном порыве рвется из его груди, уже стесняемой каменными оковами консервационного заклятия. Некогда ясные, светло-розовые очи Селестии омрачены болезненным блеском, наполненные бескрайним океаном печали и душевной боли, сдерживаемым лишь последним, титаническим усилием воли. В глазах единорога ярким пламенем воссияли надежда, вера и любовь, в трудной и неравной борьбе одержавшие верх над отчаянием и бессильным гневом.