Юри зашипела и спрыгнула с камня, огибая Мико по дуге. Что-то стряслось?! Мико резко села, хватаясь за меч и в страхе оглядываясь по сторонам. От леса за её спиной отделилась серая, зыбкая фигура, завёрнутая в белое кимоно. Она неторопливо приближалась, и Мико вскочила, готовая встретить пришельца. Юри заслонила её собой, продолжая то шипеть, то утробно рычать. Впрочем, фигуру, кажется, это нисколько не пугало. Вскоре туман немного расступился, позволяя разглядеть длинные чёрные волосы и точёную женскую фигуру. Девушка остановилась в нескольких шагах от Мико, и туман между ними окончательно рассеялся, открывая её лицо и белые, лишённые способности видеть, глаза. Глаза убитой Мико ведьмы.
– Давно не виделись, – сказала Сэнго с лёгкой улыбкой. – Я же обещала, что вернусь.
Глава 29. Созвездие лисы
– Как же сладок вкус свободы! – Демон откусил ногу от целой жареной курицы, прожевал и проглотил вместе с костями. Схватил бутыль с саке и опрокинул в себя, заливая кимоно. Макото с отвращением поморщился.
Ужинать пришлось заперевшись в комнате, потому что другие посетители рёкана посматривали на странную компанию у очага с осуждением. Больше всего косых взглядов доставалось Сацуки: похоже, женщин в хакаме и при оружии в этих краях встречали не часто.
Пока демон горланил за столом похабщину, отравляя всем жизнь, Сацуки продолжала невозмутимо есть рис, ровная, как струна, гордая, несколько надменная и необычно тихая. Она почти не говорила с тех пор, как они покинули столицу. Макото это беспокоило. В конце концов, он тоже пережил смерть своих братьев. Правда, они были теми ещё ублюдками, да и умерли от его ножа… Макото всё равно было… тяжело. Он никому не признавался в том, что так и не сумел забыть ту ночь. Никому не рассказывал, как каждую ночь после рыдал, забившись в шкаф, – ему казалось, что одежда и руки снова перепачканы в крови его мучителей. Утром он брал себя в руки и делал вид, что ничего не произошло, потому что слабость могла стоить ему жизни. Братья и отец заставили его хорошо это запомнить.
В Сацуки Макото видел что-то похожее. Да, не она оторвала голову своему братцу, но определённо испытывала вину по поводу самого факта его смерти. Это могло стать проблемой. Здесь, в Бездне или после. Меньше всего Макото хотел, чтобы она сломалась в неподходящий момент.
– После хорошей выпивки нужна хорошая шлюха! – Демон выразительно посмотрел на Сацуки, но она даже не взглянула в его сторону.
– Закрой рот и ешь, демон, – тихо сказал Ханзо, а Макото едва слышно хмыкнул. Демон сразу подметил, что Ханзо неровно дышит к Сацуки, и не упускал возможности его поддеть.
– Изуру. У меня, между прочим, имя есть, сынок. Если не хочешь называть меня папочкой, хотя бы имей уважение обращаться по имени.
Изуру? Какое… обыкновенное имя для демона. Макото ожидал чего-то громогласного, пугающего или хотя бы торжественного, а огромного демона звали так же, как и знакомого каппу из пруда возле деревни. Хотя, возможно, будь Изуру в своём демоническом обличье, а не в теле тонкокостного юнца, обливающегося саке, подобное сравнение Макото бы и в голову не пришло.
– И соскреби уже эти татуировки со своей спины, – тем временем продолжал приставать к Ханзо Изуру. – Какой толк носить рога, если не можешь пользоваться всей своей мощью? Ещё и маску нацепил – думаешь, с ней ты похож на нормального демона? Смех один!
Ханзо поправил маску и отвернулся. Макото отлично понимал, зачем он её носит. По той же причине ещё недавно он сам носил повязку, пряча от кицунэ карий человеческий глаз. Так он чувствовал себя в безопасности, так на него смотрели как на равного, так он не чувствовал себя обнажённым. Ханзо просто не знал, кто он без этой маски, сросся с ней так же крепко, как и Макото со своей повязкой. Настолько, что вырвать её можно было только с корнем, или – как в случае Макото – с глазом.
– Вы всегда такие молчаливые? Такое ощущение, что и не выбирался из клетки. Монахи и те больше болтали, – заворчал Изуру, доедая курицу.
– Прости, но болтливая часть команды сейчас при смерти, – цыкнул Макото.
– Оно и понятно, с такими «весельчаками», как вы, только сдохнуть и остаётся.
Он облизал блестящие от жира пальцы и залпом допил остатки саке. Громко рыгнул и ослабил пояс хакама. Сацуки бросила на него быстрый взгляд и отодвинулась.
– А ты чего морщишь носик, принцесса? – хохотнул Изуру. – Я твою симпатичную головку спас от лап братишки. Считай, сделал тебя императрицей, можешь меня и отблагодарить на досуге, а не нос воротить. – Он наклонился к ней, но наткнулся грудью на остриё копья – Ханзо в мгновение ока оказался между ними. Удивлённо взглянув на копьё, а потом на Ханзо, Изуру громогласно расхохотался. – Даже не старайся, малец, пока на твоей спине монашьи писюльки, я расплющу тебя даже своим хреном!
Ханзо не шелохнулся.
– Попробуй, демон.
– Эй, я же просил! Или думаешь, что, называя меня так, сам становишься чище? Напомнить, кто трахал твою мамашу? Она и сама была не лучше. Я помню, как воняла эта похотливая шлюха…
Сацуки сорвалась. Опрокинув столик, с воплями накинулась на Изуру, повалила его на спину и принялась осыпать его ударами. Тот не сопротивлялся, продолжая хохотать даже тогда, когда она разбила ему нос и губы.
Макото тяжело вздохнул, подобрал с пола пиалу, откупорил новую бутылку саке и выпил. Вот поэтому он и недолюбливал человеческих девчонок, они были слишком слабыми и глупыми, зачем-то бросались в бой, который не могли выиграть. По крайней мере, те, которых Макото встречал.
– Наложницы не шлюхи! Мать Ханзо не шлюха! Моя мать не шлюха! Не смей больше открывать свой поганый рот! Чудовище! Убийца! Насильник! Я вырву тебе сердце! – каждый выкрик Сацуки сопровождала градом ударов. Она даже не смотрела, куда бьёт, просто молотила изо всех сил.
Слова Сацуки царапнули Макото где-то под рёбрами, и он выпил ещё пиалу.
– Сделай что-нибудь, – то ли из-за маски, то ли из-за растерянности голос Ханзо звучал глухо и хрипло. Он стоял истуканом и умоляюще глядел на Макото.
– Зачем? – пожал плечами Макото. – По договору он не может нам навредить, пусть лупит сколько влезет.
– Пожалуйста. Госпожа Сацуки может навредить себе.
Макото недовольно цыкнул. Что это за щенячий взгляд? Разве так должны смотреть демоны? Ладно, сломанные запястья этой девчонки им не нужны, да и её вопли начинали уже порядком раздражать. Он поднялся с татами, перехватил Сацуки поперёк талии и потащил прочь из комнаты. Она возмущённо завопила, дрыгая руками и ногами, пытаясь вцепиться в хохочущего на полу Изуру.
– Пусти! – Сацуки упёрлась руками в плечо Макото, пытаясь вытянуть себя, но, даже будучи полукровкой, Макото был гораздо сильнее. Ну, человеческие девчонки!
Он раздражённо захлопнул дверь в комнату и пошёл на первый этаж. Сацуки, уже порядком выбившаяся из сил, обмякла и повисла дохлой кошкой. Возможно, надеялась, что так Макото её отпустит, но он потащил её дальше, не заботясь о том, что ноги её волочатся по полу и бьются о ступени лестницы. Гости рёкана, встречавшиеся им на пути, стыдливо прятали глаза при виде такой картины, и Макото отметил про себя, что, похоже, таскать человеческих женщин на себе в этих местах тоже не принято.
Добравшись до двери, ведущей на внутренний двор, он сбросил Сацуки на энгаву и сел рядом так, чтобы оказаться между взлохмаченным, гневно глядящим на него бедствием и дверью.
– Если ты ещё раз ко мне прикоснёшься!..
– Больно надо.
– Что значит «больно надо»?
– То, что прикасаться к тебе у меня нет никакого желания. Превратила лицо нашего проводника в котлету и теперь мне угрожаешь? У тебя вообще есть друзья?
– Да! Кёко!
– А! – Макото вскинул руки, сдаваясь. – Всё ясно. Вопросов больше нет.
– Что тебе ясно?!
– Да ничего!
– Ах ты!.. – Сацуки схватила его за рукав, но Макото перехватил её руку и посмотрел угрожающе.
– Остынь, или потащу тебя к морю. Охладишься там вместе с медузами.
Сацуки шумно выдохнула, глядя на Макото с презрением, высвободила руку из его хватки и отвернулась. На лице её алел румянец, казавшийся особенно ярким на фоне бледной кожи, не знавшей загара, и чёрных волос, в беспорядке лежавших на плечах и спине. Она напоминала взбешённую кошку. Макото был уверен: будь у неё хвост, она бы молотила им по энгаве, раздражая ещё больше.
Макото тоже отвернулся и спрятал взгляд в саду – жёлто-красном, пахнущем влагой и землёй. Макото ещё ни разу в жизни не видел осень, и пока она ему нравилась гораздо больше лета. В её прохладе было что-то успокаивающее, тонкое, обещающее умиротворение. А ещё цвета осени напоминали ему золото и самоцветы, которые ему так нравились. Лето Макото любил только за то, что в один из знойных дней судьба привела Райдэна, вставшего между ним и выпущенной стрелой Ичиро.
От размышлений Макото отвлёк тихий всхлип. Он покосился на Сацуки. Она остервенело тёрла щёки руками, красивое лицо исказилось в отталкивающей гримасе, румянец превратился в яркие красные пятна по всему лицу. Макото отклонился, не зная, как реагировать. Он никогда прежде не имел дело с плачущими… существами. Сам он завязал с этой пагубной привычкой, когда ему было двенадцать. О том, как он рыдал перед Мико совсем недавно, Макото предпочитал не вспоминать.
Сацуки подтянула колени к подбородку и спрятала в них лицо, закрывшись руками. Макото хотел уйти, оставить Сацуки наедине со слезами, понятными только ей. Это из-за того, что он не дал ей забить Изуру? Или из-за того, что Макото угрожал окунуть её в океан? Может, дело в том, что она вспомнила смерть брата? Ни в одном из случаев Макото не мог ей помочь. Её слёзы вдруг совершенно выбили его из колеи.
– Почему ты плачешь? – устав гадать, спросил он.
Сацуки в ответ выдала что-то совершенно невразумительное. Повисло молчание, которое нарушали только всхлипы. Макото подумал о том, что бы могло её развеселить.