— Сюда.
Дальняя стена была увешана картами в рамах. Карта Тиа являлась частью набора из четырех карт, нарисованных в одно и то же время. Ребята какое-то время молча разглядывали их. Тиа обратила внимание, что карта с изображением дерева походит на простой набросок, в отличие от других, нарисованных с огромной тщательностью и точностью. Раньше это не бросалось ей в глаза.
— Мэриуэзер всегда говорил, что эта карта задумывалась как обзорная, — сказал Маттиас, указав на карту Тиа. — А вот эти уже представляли собой настоящие научные труды.
Тиа никогда не понимала, каким образом Маттиасу удается все знать, если он почти не посещает занятий.
Но он оказался прав: остальные карты были выполнены куда более детально: на самой большой карте с домами в подробностях и с подписями изображались даже жилые помещения. При желании Тиа могла бы найти здесь и собственную комнату.
На второй карте нарисовали водяное колесо и огромную палату Совета. На третьей изобразили озеро, подробно продемонстрировав каждый изгиб побережья.
Но только карта Тиа отображала все в комплексе. Рядом с другими она казалась почти неаккуратной, объекты были изображены без масштаба и деталей.
Маттиас, прищурившись, оглядел стену.
— Давай начнем с главного. Почему именно эта карта так небрежно нарисована?
— Потому что она отражает только общую картину?
Маттиас кивнул.
— Если верить Мэриуэзеру, то да. Но он может и ошибаться. Разве Лукиан не пытался тебе об этом сказать?
Тиа пожалела, что не может слово в слово вспомнить то, что говорил ей архивариус.
— Пытался, наверное.
Она пристально вгляделась в карту, словно ожидая чуда, которое произойдет само собой.
— Маттиас! — позвала она спустя минуту. — Тут есть одна деталь. Посмотри-ка на озеро.
Она указала пальцем. На одном из обледенелых берегов Грейсхоупского озера была видна глубокая трещина, уходившая под воду. Через эту расщелину из недр земли в толщу воды проникали газы и нагревали ее.
— Обрати внимание, как аккуратно прорисована расщелина. Видишь, как она слегка здесь изгибается? Все изображено очень точно. И зачем нужно было на карте, которая представляет собой грубый набросок, так подробно очерчивать эту расщелину?
Маттиас кивнул.
— Верно подмечено! И еще, зачем было рисовать миграционный туннель? Из этих карт не собирались делать исторические документы — это просто планы поселения, они предназначены для практического применения. К тому же туннель уже не существовал к тому моменту, как нарисовали эти карты.
— А почему знак Солнца и знак дерева есть только на этой карте? — спросила Тиа.
Маттиас прищурился.
— Знак Солнца — это символ верхнего мира. А что Лукиан сказал насчет знака дерева?
— Он обозначает что-то вроде «жизнь» или «спасение».
Все это время Маттиас пристально смотрел на карту, но теперь повернулся к Тиа, широко раскрыв свои зеленые глаза.
— А что, если это вообще не карта поселения? Что, если это карта туннеля?
У Тиа бешено заколотилось сердце.
— Что ты имеешь в виду?
Маттиас показал на карту.
— Взгляни сюда. Все знают, что миграционный туннель с поверхности вел на побережье озера. А здесь точно указано, где именно он заканчивается: нарисовано как раз до того места, где расщелина огибает побережье. Я точно знаю, где это место.
— И я тоже, — кивнула Тиа. Немного подумав, она ткнула в выцветшее изображение дерева на карте. — Лукиан сказал, что в прежнем мире у этого символа был дословный перевод: «Один выживет».
— Один выживет… — Пораженно повторил Маттиас.
— Маттиас! — Она схватила его за руку. — Туннель не разрушился, он еще там!
— Мы просто строим догадки, — быстро возразил он. — Мы не знаем, правда это или нет.
— Кто-то пытается подсказать нам путь. Но кто?
— Тиа, не спеши с выводами.
— Разве? А почему тогда эту карту подложили именно мне?
— Откуда мне знать? Может быть, кто-то решил пошутить.
— Сложновато для обычной шутки: достать настоящую бумагу, чернила… К тому же это вообще не смешно. Маттиас, мы должны узнать, правда ли это.
— И как мы это сделаем?
— У тебя ведь есть ручные вентиляторы на работе?
— Ты шутишь? Если Берлинг только узнает, что я брал вентилятор…
— Мы заберем его поздно вечером и еще до восхода вернем на место.
— Нет. И мне уже пора — бабушка ждет.
— Маттиас!
— Что?
Тиа выразительно посмотрела на него, и Маттиас тяжело вздохнул.
— Ладно, дай мне подумать, — сдался он и пошел к двери.
— Конечно, просто подумай, — поддакнула Тиа, поспевая за ним.
Когда они подъехали к старому кварталу, длинная спираль Главной дороги уже опустела. Повернув на свою улицу, ребята остались совершенно одни.
— Как думаешь, сегодняшней ночью получится? — Тиа старалась говорить как можно тише.
— Сегодняшней? — Маттиас не поднимал на нее глаз.
— Какой смысл ждать? Маттиас, разве тебе не интересно? Если мы правы насчет этой карты, то это все меняет.
— Допустим, и так.
— Допустим?
— То, что ты предлагаешь… это может быть очень опасно, Тиа, причем не только для нас. Ты меня понимаешь? Ты хотя бы думала об этом?
— А что же насчет расселения? Мы же обсуждали это сотни раз.
— Это была просто болтовня. Потому что тебе хотелось об этом говорить. Теперь все иначе. Что, если мы правы? Нужно рассказать кому-нибудь. Может, мне стоит поговорить с Берлингом.
— Нет. Карту неспроста оставили мне тайно. Давай для начала убедимся, остался ли там проход в туннель.
Маттиас ничего не ответил, и Тиа задумалась: не слишком ли она легкомысленна? Но она хотела того же, чего хотела когда-то Маи. Разве мама не ставила на карту все? А Грейс?
Свет уже приглушили, у дверей домов тихо горели зеленые и оранжевые сферы. Подъезжая к дому Дексны, они увидели, что входная дверь слегка раскрыта, и из нее на улицу струится теплый свет.
Услышав голос Роуэн, она предостерегающе положила руку на плечо Маттиасу.
Они неслышно подъехали ближе ко входу, так что слова уже можно было разобрать.
— …цели это служит? — злобно допрашивала Роуэн. — Ты же никогда на это не ответишь. И ты не можешь признать, что это не твое место…
Она показалась на пороге, обутая в коньки и закутанная в меха. Увидев Тиа и Маттиаса, шагнула на дорогу и поехала прочь, не сказав ни слова. Даже по тому, как она едет на коньках, заметна ее злобная натура, — подумала Тиа, наблюдая, как Роуэн скрылась за поворотом.
Когда Тиа заглянула за дверь, то увидела Дексну, с раскрасневшимся лицом стоявшую посреди комнаты. Как только С ней можно было ругаться?
Дексна поманила их к себе.
— Спасибо, — торопливо ответила Тиа, — но мне надо спешить домой. Лана будет волноваться. — Она наклонилась к Маттиасу и шепнула: — Встреть меня у собачьего вольера после ужина. Пожалуйста.
Глава одиннадцатаяПитер
У Питера окоченели ноги. Яркий солнечный свет, отражавшийся от снега, немилосердно бил в глаза.
Он наблюдал, как папа возится с тонкими настройками портативной метеостанции — так красиво прозвали дурацкий воткнутый в снег столб, на котором развесили оборудование: две солнечные панели, батарею и гроздья маленьких черных коробочек. Они регистрировали изменения температуры, уровень снега и множество других вещей.
Станцию заложили здесь их предшественники много лет назад. Папа с Джонасом решили навестить это место и убедиться в том, что ее не сломало и не опрокинуло ветром. Питеру разрешили править санями большую часть пути. Несясь по снежным просторам вслед за упряжкой собак, он ощущал неподдельное счастье. Он не думал о том, что мама печалится без причины, что отец полностью погружен в какие-то свои размышления. В его голове была блаженная пустота. Он просто наслаждался скоростью.
С остановкой случилась небольшая проблема — они проскочили метеостанцию и пришлось закладывать крюк назад, но папа все равно похлопал его по спине, а Джонас заметил, что у него большой прогресс.
Джонас проверил последнюю черную коробочку, записал что-то в свой блокнот, вздохнул и пошел к саням за лопатой.
— Пора выкопать снежную пещеру. Я надеялся, что ветер уляжется, а зря, — бубнил он.
— Тебе помочь? — предложил Питер.
— Нет, мы только зашибем друг друга лопатами. Это работа на одного.
Питер сел в сани, почесал Саше животик и стал наблюдать за тем, как Джонас выкапывает в снегу аккуратную квадратную яму. Снег на лопате был рыхлый, и ветер каждый раз сдувал его прямо Джонасу в лицо. Он морщился, но продолжал работу.
Мама Питера ушла куда-то в одиночестве — когда Питер проснулся утром, ее уже не было в палатке. Папа сказал, что она отправилась прогуляться и подумать над книгой.
Джонас между тем копал и копал. Яма обрела форму: это был четырехугольник диагональю в полтора метра, и Джонас помещался там по шею. Он подозвал папу Питера посмотреть.
— Идет, — бросил доктор Солемн. — Теперь подробно опиши ее в своем блокнотике.
Джонас ни капли не обиделся на скупую похвалу. Он улыбнулся Питеру и вытащил из кармана два шоколадных батончика «Хершиз».
— Готово. Не хочешь со мной отметить?
Когда они съели шоколадки, Джонас прошел к своему рюкзаку, достал блокнот и ручку и запрыгнул в яму. Питер помогал: принес измерительную ленту и держал ее кончик наверху, пока Джонас прикладывал другой ко дну ямы. Затем он сдвинул маску набекрень и стал, прищурившись, разглядывать стенки ямы.
— Что ты ищешь? — поинтересовался Питер.
— Много всего, — ответил он. — Я прокопал годовой уровень снега и в первую очередь ищу голубые прослойки льда: они показывают, когда произошел сильный шторм и снег утрамбовался в лед, или где снег растаял, а затем вновь замерз.
Он сделал набросок в своем блокноте.
— Я учитываю размер снежинок и плотность снежного покрова. Видишь, наверху снег достаточно рыхлый — мы говорим «на кулак», потому что я могу просунуть в него руку. Потом следуют «четыре пальца», «два пальца», «палец», «карандаш» и «лезвие ножа». Не такие уж научные названия, а? Зато легко понять, о чем речь. Полезай сюда, я тебе покажу.