Ее мать сослали умирать во льдах. Это сделала Роуэн. Осознание этого ледяными глыбами обрушилось на нее. Все мысли смешались, и в голове крутилось только одно: «Зачем я стою здесь с Лукианом, человеком, который даже не смотрит мне в глаза? Почему Лана не рассказала мне об этом? Или Села?»
Ее захлестнула безграничная ненависть.
Ей захотелось убежать прочь, но длинную тропинку с одной стороны ограничивала ледяная стена, а с другой — озерная вода. Было некуда деваться. Она представила себе больную маму, которую сослали, вместо того чтобы как следует о ней позаботиться. Подумала о людях, которые позволили этому случиться. Ее руки сами собой сжались в кулаки.
Голова начала кружиться, ее мутило, деревья плясали и прыгали у нее перед глазами. Тиа тяжело облокотилась спиной о ледяную стену, потом прислонилась щекой ко льду и словно растворилась в холоде. Она закрыла глаза.
Наверное, это выглядело нелепо. Она уже ждала очередного едкого замечания от Лукиана и ненавидела его за то, что он захотел привести ее сюда.
Но тут она почувствовала тепло. Он взял ее руки в свои. Открыв глаза, она поняла, что он не прячет взгляда и смотрит прямо на нее через свою спадающую челку. По его щекам скатывались слезы и капали вниз, на лед. Это зрелище заставило ее заплакать.
Они молчали. Лукиан держал ее руки в своих и не отпустил их, чтобы вытереть лицо. Постепенно его слезы иссякли. Она тоже потихоньку перестала плакать и смогла нормально дышать.
— Иногда лучше позволить себе полностью осознать всю боль, — сказал Лукиан, не сводя с нее глаз. — Я долгое время не хотел смиряться с этим. И понял, что такая боль может отравить душу. Чтобы доказать мне это, у Дексны ушли годы.
Тиа покачала головой и почувствовала, что с ее щек слетело несколько слезинок.
— Но почему? Почему мы здесь, почему ты захотел рассказать мне все это?
— Ты хочешь спросить, какое я вообще имею отношение ко всему этому? — Лукиан засмеялся, отпустил ее руки и наконец вытер слезы. — Ты, наверное, подумала, что я сумасшедший.
Когда Тиа ничего не ответила, он снова прыснул.
— Достаточно честно, девочка, молодец.
Тиа, сама того не ожидая, улыбнулась ему в ответ.
Лукиан снова стал серьезен.
— Кажется, немаловажную часть истории я пропустил. Я должен быть здесь с тобой по двум причинам. Во-первых, я любил твою маму, Тиа. А она любила меня. Мы… мы считали себя семьей. Нас троих.
Троих — значит Маи, Лукиан и она.
— Но ты никогда не говорил мне.
Лукиан залился краской.
— После смерти твоей мамы я долгое время был очень плох. Если быть точнее, я окончательно спятил и бредил.
— А потом, когда поправился?
Он потупился.
— Я не думал, что ты станешь…
Она перебила его.
— Какова вторая причина? Ты сказал, что их две.
Лукиан заставил себя посмотреть ей в глаза.
— Вторая причина состоит в том, что ничего не произошло бы без моего участия. Это я рассказал Маи про туннель.
— Но как ты сам узнал о нем? Кто рассказал тебе?
— Я сам догадался. Он ведь изображен на карте, но люди просто перестали видеть его.
— Значит, это ты оставил мне карту?
— Нет. — Лукиан покачал головой. — Честно говоря, я был против. Ее оставила Дексна. Эта карта передается среди дочерей Первой линии с тех пор, как основали поселение. Но почему-то со временем позабыли о ее истинном предназначении.
— Надежда Грейс, — сказала Тиа.
Лукиан кивнул.
— Складывается ощущение, что у Грейс было множество надежд. Первая: в этом мире можно жить. Вторая: в один прекрасный день наши люди смогут покинуть его. Туннель действительно держали в секрете — о нем не осталось никаких записей. Только внучка Грейс, Сара, нарисовала достаточно приблизительную карту, а затем ее истинное значение было забыто.
— До тех пор, пока ты не догадался, — сказала Тиа.
Лукиан кивнул.
— Когда твоей маме исполнилось шестнадцать, она рассказала мне, что Дексна подарила ей копию одной из карт поселения. Она должна была передаваться в вашей семье по женской линии, но Маи не знала, почему. И я подумал: какой смысл в хранении традиции, если за ней не скрывается нечто большее? Я стал искать этот смысл, и в результате Маи погибла.
— Ты не мог знать, что с вами случится, — успокоила его Тиа. Она не знала, хочет ли переубедить его или уговаривает себя саму.
Лукиан ковырнул лед коньком.
— Нет, я не мог знать. Но это плохое оправдание. Ты, кажется, замерзла. Пойдем дальше?
Тиа двинулась по тропинке, пытаясь переварить все, что рассказал ей Лукиан. Но одна мысль беспокоила ее больше всех прочих.
— У меня есть вопрос. — Честно говоря, вопросов были сотни.
— Да?
— Ты сказал, что вместе с моей мамой, чтобы заботиться о ней, отправилась в изгнание ее родная сестра.
На этот раз он ответил более осторожно и медленно.
— Да.
— Но сестра моей мамы — это Лана. И только вчера она сказала мне, что никогда не была в верхнем мире. Она не станет мне лгать.
Но она солгала — поняла Тиа. Она солгала обо всем.
Лукиан посмотрел ей в глаза.
— Лана — не единственная сестра Маи. Была еще одна.
— Еще одна? Но как? Даже Роуэн не имеет права на третьего ребенка.
— У Маи была сестра по рождению. — Мягко сказал Лукиан. — Они были двойняшками.
Рука Тиа непроизвольно потянулась к медальону на ее шее. Она открыла его и посмотрела на крошечный портрет девочек, который она изучала уже сотни раз: Лана, Маи и еще одна девочка, которую она по ошибке приняла за Селу. Как она могла не заметить этого?
— Как ее зовут? — спросила Тиа, проводя пальцем по фигурке девочки.
— Ее звали Аврора.
Звали.
— Почему мне никто о ней не рассказывал? Неужели она… тоже погибла?
— Мы не знаем. Она не вернулась к нам. Роуэн объявила, что она покончила с собой после того, как погибла Маи.
— Она не вернулась? — переспросила Тиа. — Тогда откуда вы можете знать… вы вообще уверены, что мама погибла? Кто вам об этом сообщил?
— Аврора отправила нам письмо вместе с чикчу. Это, конечно, были Грю и Норма, компаньон Авроры.
Норма. Та, которая скулила по ночам и не выпускала Долана из виду. Это открытие по какой-то причине заставило ее заплакать снова. Она почувствовала, как Лукиан опять взял ее за руку.
Они ехали дальше в молчании, пока тропинка не закончилась: в этом месте узкий берег, обрываясь, упирался в отвесную стену. Тиа обхватила руками последнее дерево в аллее и стала смотреть вдаль, через озеро.
— Твоя мама обожала это место, — тихо сказал Лукиан. — Она называла его «краем мира».
Глава двадцать шестаяПитер
Он услышал приближающийся рев. Его сознание попыталось отреагировать, но не смогло перебороть боль и смятение. Он сдался и снова впал в блаженное забытье, прежде чем смог бы почувствовать, что его подняли со снега и куда-то понесли.
Глава двадцать седьмаяТиа
Ей отчаянно хотелось побыть одной какое-то время, посидеть под деревьями у озера, посмотреть на безмятежную воду и поразмыслить над тем, что рассказал ей Лукиан. Но ее ждали в питомнике, и она не могла больше разочаровывать Долана.
Жизнь мамы и ее гибель: все это время Тиа врали самые близкие люди и теперь они ждали от нее понимания. Что еще хуже, всю ее жизнь она приучалась уважать женщину, которая отправила маму в ссылку, где она умерла. Ее заставляли вежливо ей кивать, подавать ей чай, который Лана сберегала с таким трудом. Ненависть к Роуэн разъедала ее изнутри.
Она в яростном темпе пронеслась по Главной Дороге и приехала в питомник, раздираемая возмущением и вопросами.
В главном доме Долана не было. Она бросила коньки и подобрала свежей соломы для щенков. Только теперь она поняла, как сильно по ним скучала.
Щенки спали, последыш лежал на своем любимом месте — под подбородком мамы Кэсси. Их лица казались такими умиротворенными, а вера в маму и прекрасный новый мир такой безмятежной, что Тиа почувствовала неописуемую горечь. Она обняла Кэсси руками и уткнулась лицом в ее мех. Чикчу потыкалась в нее носом, пытаясь успокоить также, как и своих щенков. Вскоре ее дыхание замедлилось, и голова стала двигаться вместе с поднимавшейся и опадавшей спиной Кэсси.
— Тебе сегодня получше?
Тиа рывком подняла голову.
— Прости, что соврала тебе, Долан, — выпалила она. — Теперь я буду говорить только правду! И меня не волнует, насколько неудобной она будет.
Долан сел рядом с ней на песок.
— Я сам всегда тяготел к правде, — мягко сказал он, положил ладонь ей на плечо и слегка сжал ее.
Они больше не разговаривали до тех пор, пока не приехали ребята навестить своих щенков из помета Кэсси. Долан встал и пошел их поприветствовать.
Тиа внимательно рассмотрела каждого щенка, пока вся компания пыталась проснуться. Ио развивалась лучше всех, ее глаза были чистыми, и она уже уверенно стояла на лапах. Остальные поспевали за ней, то и дело спотыкаясь и переваливаясь друг через друга, но уже готовые встречать своих хозяев. Сначала Тиа показалось, что последыш проснулся позже всех, но потом она с изумлением поняла: его глазки еще не открылись. Он стоял достаточно уверенно, но прикасался к маминому боку.
Тиа аккуратно подняла его, собрав лапки в ладони, чтобы он чувствовал себя в безопасности, и внимательно его осмотрела. Он был абсолютно здоров, вот только пока не прозрел.
Долан остановился неподалеку от того места, где Тиа сидела с щенком на руках, и велел детям ждать. Она быстро пересчитала гостей: слава богу, их было только семь. Долан подошел к ней.
— Я заберу последыша, — тихо сказал он. — Если в течение недели у него откроются глаза, ты сможешь представить его будущему хозяину.
— А если нет? — Она вложила щенка в его руки.
Но Долан только покачал головой.
Собрание закончилось, и Тиа не спеша ехала домой, давая мускулам как следует разогреться и потянуться. Она думала, что тетя еще не вернется из сада, поскольку еще не наступило время ужина. Но когда Тиа вошла в большую комнату, сидевшая за рабочим столом Лана подняла голову ей навстречу.