Руперт и Дариус, пошатываясь, встали на ноги. Дариус еле слышно засмеялся и бросился на Руперта. Харальд преградил ему путь и рассек его одним ударом «Яркой вспышки». Удар отшвырнул Дариуса к стене коридора, и кровь широкой струей полилась из его тела. Огромный меч разрезал его чуть ли не надвое, и все равно каким-то образом Дариус попытался развернуться и убежать. Харальд нанес удар ему в спину. Дариус зарычал, а потом медленно заскользил по стене, оставляя на древних деревянных панелях широкие пятна крови.
Харальд попытался вытащить меч из спины Дариуса, но клинок не поддавался. Красное пламя медленно поползло по стальному лезвию, «Яркая вспышка» сама все глубже вонзалась в проделанную ею рану. Харальд дергал меч обеими руками, и наконец клинок нехотя, рывком высвободился. По всей длине лезвие приобрело мрачный малиновый оттенок.
– Что ж, – тихо произнес Сенешаль, стоя в дверях арсенала. – Это адское изобретение подтверждает свою репутацию. Едва его вынули из ножен, он уже пролил кровь.
– Да, – сказал Харальд. – Эти мечи любят кровь. – Он задумчиво уставился на «Яркую вспышку», а затем вложил меч в ножны. Вдруг Харальд заметил, что руки его забрызганы кровью, и вытер их о свой камзол.
– Важнее всего то, – тихо произнес он, – что мы наконец-то поймали предателя. Наверное, это Дариус впустил демонов в южное крыло по отдушинам и воздуховодам, которые так хорошо знал. И, скорее всего, это он помешал заклинанию Верховного мага о переброске своим только что приобретенным умением колдовать. – Он посмотрел на поверженного Дариуса, валявшегося на земле. – К счастью, это небольшая потеря.
8. Исчадия тьмы
Еще не покинув зал главного вестибюля, Руперт почувствовал страшный холод, царивший во дворе замка. Температура в зале снижалась по мере того, как он приближался к главным дверям. Дыхание его превратилось в пар. Руперт застегнул плащ и кивнул стоявшему в дверях гвардейцу. Тот приоткрыл двери, и Руперт выскользнул на главную лестницу. Двери быстро затворились за ним, чтобы сохранить хоть какое-то тепло. Холодный ветер полоснул принца как кинжал, и он вздрогнул. Угольные жаровни и огромные костры горели посреди забитого людьми и животными двора, но все равно давали очень мало тепла и света. Зубчатые стены и крышу конюшен покрывал толстый слой снега и льда. На равном расстоянии друг от друга вдоль стен мерцали факелы, однако основной свет исходил от полной Синей луны, которая высоко парила в бесконечном черном небе.
Руперт, приплясывая и потирая руки, глядел на толпу, заполонившую двор. Старухи и дети на время переместились в замок, и сейчас здесь находились только мрачноликие мужчины и женщины, готовившиеся к сражению. Разговоров почти не было слышно. Снаружи Черный лес вплотную подступил к замку, он терся о стены словно огромный охотничий пес, почуявший добычу. Руперт содрогнулся: его вновь охватило дурное предчувствие. Он пересилил страх, не желая поддаваться ему и понимая, что если сейчас, в этот самый момент не сделает этого, то не освободится от кошмара на всю оставшуюся жизнь. Он внимательно смотрел на собиравшуюся внизу армию и раздумывал, как поведут себя все эти люди, когда они наконец войдут в Черный лес и обнаружат, что демоны – это всего лишь часть зла, с которым им придется столкнуться.
Он сумрачно наблюдал, как примерно пятьсот мужчин и с полсотни женщин прикрепляют оружие, пробуют клинки на вес. Многие из этих людей никогда не пользовались оружием. Гвардейцы обучали их приемам боя, а купцы, фермеры и горожане старались изо всех сил подражать фехтовальщикам и неловко размахивали мечами перед собой. Священники переходили от группы к группе, поддерживали и укрепляли дух людей, успокаивали их, как могли. Конюхи вывели из конюшен нескольких уцелевших лошадей, говоря им ласковые слова. В последний раз, когда Руперт пробирался через Черный лес с лошадями, гвардейцам пришлось зашорить им глаза и вести под уздцы. «Надеюсь, лошади в замке сделаны из более прочного материала».
Он слегка улыбнулся, заметив небольшую группку гоблинов, которые сидели возле конюшен. Они оживленно переговаривались, шлифуя зазубрины на своих мечах и натирая их свежим конским навозом. А на зубчатых стенах другая часть гоблинов готовила котлы со смолой и кипящим маслом.
Верховный маг сидел у подножия главной лестницы и пил вино прямо из бутылки. Руперт направился было к нему, но остановился, заметив, что маг смотрит куда-то вдаль рассеянным взором.
Винные пятна виднелись на его одежде, он слегка раскачивался из стороны в сторону в такт старинной песне, которую напевал себе под нос. Руперт немного понаблюдал за магом и понял, что надеяться на него бесполезно. «Маг не виноват, что он не человек из легенды, в которого его превратили менестрели». Он вспомнил, как Джулия опиралась на руку Харальда, как они смотрели друг на друга. Руперт махнул рукой и стал спускаться по лестнице. Он прошел мимо мага, но тот даже не заметил принца.
Руперт прокладывал себе путь через плотную толпу, рассеянно кивая и улыбаясь тем, кто обращался к нему. Он понимал, что ему следует вести себя, как подобает принцу: попытаться сплотить армию, подбодрить солдат и ополченцев, но не мог заставить себя делать это. В его устах эти слова прозвучали бы фальшиво. Вот Харальд с легкостью справился бы, он бы похлопывал гвардейцев по спине, говорил им утешительные лживые слова, обещал бы фермерам и торговцам военные почести и награды и вечную славу тем, кто погибнет в бою. Руперт выглядел усталым и задумчивым. Он слишком много сражался с демонами, чтобы питать хотя бы какие-нибудь иллюзии относительно предстоящего сражения.
Руперт подошел к одной из старых конюшен. Огромное строение казалось неестественно тихим и заброшенным, хотя чувствовалось, что обитатели покинули его не так давно. Все окна были заколочены, а единственная дверь заперта. С водосточных желобов гроздьями свисали сосульки, а на подоконниках и пороге лежал снег. Руперт вытащил ключ, который дал ему Сенешаль, и отпер дверь. Она медленно открылась, ответив принцу целым набором протестующих скрипов. Внутри было темно, тихо, неподвижно. Руперт взял факел из прикрепленной к стене скобы и медленно вошел в конюшню.
– Дракон! – тихо позвал он. – Это я, Руперт.
Ему никто не ответил. Руперт поднял факел повыше и увидел, как в глубине конюшни тускло сверкнула темно-зеленая чешуя. Принц медленно приблизился к спящему дракону. Беспокойные тени метались вокруг огня, отбрасываемого факелом. Воздух был сухой, спертый. Дракон, свернувшись, лежал в гнезде из грязной соломы, положив голову на хвост и обернув себя крыльями, словно огромным изумрудно-зеленым одеялом. Тяжелые крылья шевелились в такт медленному дыханию дракона. Руперт вставил зажженный факел в ближайшую скобу в стене и наклонился к голове дракона. Большие золотистые глаза были закрыты, а широкий ухмыляющийся рот немного приоткрыт. Руперт протянул руку, замер на секунду, а потом нежно постучал по костлявому лбу чудовища:
– Дракон! Это Руперт, мне надо поговорить с тобой. Мне нужна твоя помощь.
Дракон продолжал безмятежно спать. Руперт присел посреди грязной соломы и уставился на спящее чудище, чувствуя себя покинутым и одиноким. Отчаяние нахлынуло на него. В глубине души Руперт всегда верил, что дракон будет с ним рядом, когда он придет за ним и попросит еще раз сразиться с Черным лесом. «Мне надо было раньше понять… Сначала Джулия, потом Верховный маг, а теперь дракон». Нет, он не был в обиде ни на одного из них. «Но как оказалось бы хорошо, если хотя бы кто-то из них оказался со мною рядом!» Руперт тихо вздохнул, вспомнив, как гордо возвышался дракон на поляне Черного леса, изрыгая пламя на демонов. А потом он вспомнил, как дракон, распростершись, в изнеможении лежал на той же поляне с наполовину оторванным крылом, а по бокам его сочилась золотистая кровь. Дракон умирал во тьме потому, что доверился Руперту, а принц завел его в Черный лес.
– Спи, мой друг, – тихо произнес Руперт. – Я не имею права тревожить тебя.
Он встал на ноги, взял факел и направился к двери конюшни. Замешкавшись, он оглянулся на спящего дракона, хотел попрощаться с ним, но не стал. Руперт вышел из конюшни и плотно прикрыл за собой дверь. Из темноты до него доносилось сопение спящего дракона.
Верховный маг наклонился, взял со ступенек бутылку и снова приложился к горлышку. Вино было отвратительным на вкус, но маг ленился сменить его. Он чувствовал, как напиток проникает внутрь, но сколько бы он ни пил, голова отказывалась подчиняться воздействию алкоголя. Взгляд мага был туманен, ноги слегка дрожали, а мучительные воспоминания по-прежнему не оставляли его. «Более или ме…» Маг помрачнел и раздраженно потряс головой, пытаясь вспомнить слова песни, которую напевал. Почему-то они все время ускользали от него, а маг терпеть не мог, когда ему не удавалось что-то вспомнить. В памяти у него теперь образовывалось все больше и больше провалов. Случалось, конечно, что он забывал какие-то мелочи, но такого никогда не было. «Старею, – мрачно подумал он. – Или я слишком много пил. А может, и то и другое. Да, скорее всего, так оно и есть. – Он еще отхлебнул из бутылки, облив вином подбородок. – Я очень хочу вспомнить слова той песни. Элеоноре она всегда очень нравилась».
…Они вместе стояли на балконе и наблюдали за фейерверком. В тронном зале праздновали победу. Легкий летний ветерок развевал одежды мага и лениво поигрывал пшеничными волосами Элеоноры. На ней было голубое с золотом платье, однако маг не мог вспомнить цвета ее глаз. Менестрели пели песню, но ее почти не было слышно из-за несмолкаемой болтовни придворных. Маг внимательно следил за фейерверком. Он всегда сердился, когда что-то шло не по плану. «А они с норовом, эти фейерверки». В небе разорвалась ракета, и ее огни, разлетевшись, приняли форму львиной головы. Маг улыбнулся. Элеонора прильнула к нему. «Но я не могу вспомнить ее глаза!»
– О, как прекрасен этот фейерверк!
– Благодарю вас, ваше величество.