Восход Сириуса, часть 1 - Восток-Запад
Пролог
Сотис Великая блистает на небе, и Нил выходит из истоков его
Древнеегипетская надпись
3057 год. Питомник на Центавре Голд
– Вы слушаете новости Земли из Пекина, – заговорил бодрым голосом эфир. – Когда остановится море? Русские озабочены затоплением Западно-Сибирской равнины. Солнце поражено фотонным ядом – японские учёные считают, что яд был вброшен сирианами под видом кометы. Проблема бразильских военных баз в Португалии…
Радио скрипело и щёлкало, захлёбываясь перебоями в потоках солнечных излучений. Про ТВ и говорить нечего – отключено. Что толку созерцать рябое мелькание? Окаянные дни. Но телефон питомника работал стойко, как бойскаут; его линии и аппараты защищала сплошная оболочка.
– Госпожа, Сто Пятая детка снова ушла и не сказала куда, – пронзительным тоном ябеды доложила Сорок Третья, вожатая группы выростков. – Осталась без обеда.
Опять! Постоянно № 105 нарушает режим! Это становится нестерпимым. Сто Пятая словно испытывает госпожу на прочность – насколько у хозяйки хватит выдержки?
Стоило дать детишке льготу, выделить из стада – она сразу возомнила о себе, начала дерзить и выкаблучивать. Всего-то ягня недозрелая, а норов как у старшей. Модная! обрилась, оставила пук волос и сплела из него косу. Раз наказали упрямицу, два, три – всё стоит на своём! Можно подумать, белое пятно даёт ей больше прав, чем прочим.
– Четыре-Три, её не слишком дразнили? – Госпожа знала, что выростки друг к другу беспощадны. До слёз, до драки, до того, что камнем в пруд. Особенно травят заметных.
– Нет, как обычно. «Овца без отца» и всё такое. Простым деткам это в ноль. Я вообще не понимаю, чего она сплющилась. Шибко умная.
– Хорошо. Корми своих – и отдыхать. Я займусь Сто Пятой.
Вошёл шофёр доставки «Замороженные биоматериалы», протянул документы. Он привёз из клон-центра партию оплодотворённых яйцеклеток. Серия «итальянки М18», сорок пять штук. Не элитный продукт, но надёжный – строго стандартизованная и выносливая серия, притом дешёвая. Девять из десяти привьются и выживут.
– Сгружайте.
– Ну и лето! – Шофёр вытер платком потную плешь. – Как на Земле в Ираке! Но знаете, мэм, лучше париться здесь. Там ходишь и буквально слышишь, как тебе на лысину падают прионы. Сучья звёздная пыль… Как они там, в космосе, не вымерзают?
– Как яйцеклетки в жидком азоте. Консервация! Они оживают в тепле.
– О-хо-хо. А мы в нём варимся. Вдобавок буря, связь еле дышит…
– Сургут, Сургут, – настойчиво вызывала хозяйка, мысленно оплакивая сгоревший кондиционер.
Кабинет наполнялся жаром, как парник. Сквозь щели между лепестками жалюзи, похожими на металлические жабры, пробивались режущие лучи Примы. Снаружи мегафон – «Кыть-кыть-кыть!» – последний раз звал выростков на кормёжку. Гомон, смех, топот множества ног неслись мимо окон офисного здания.
– Сургут! Сургут, отвечай!
– Папа Римский вновь призвал крестить «подопечных» наравне со всеми. Далай-лама сказал, что рождение «подопечным» есть воздаяние согласно карме. В Центральной Европе вспомогательная раса составляет седьмую часть населения…
– Слушаю вас, мэм, – наконец отозвался механический помощник.
– О, когда ж это кончится?.. – стенала хозяйка, шаря рукой по клеткам на экране. Локаторы околицы включались с перебоями – то один откажет, то другой.
Неполадки нарастают, что будет дальше? Голову можно потерять, когда в любой момент ждёшь самого худшего – рухнет сервер, слетит программа подкорма ягнят, отнятых от маток. Впору всё бросить и уехать в город!
Дни, когда планета проходила между Примой и Секундой, были сущим наказанием. Лишь нейросистемы роботов выдерживали атаку двух солнц. Попробуйте-ка заменить все провода нейроволокнами! это судостроителям по карману, но не скромной владелице овечьего питомника.
– Сургут, детка Сто Пять ушла из жилой зоны. Охранка плохо видит околицу, треть поля выпадает из обзора. У тебя есть свободные служаки? Отправь их на розыск по схеме «заблудшая».
Не заблудшая овца, а блуга настоящая! То и дело блындает, уходя всё дальше от овчарни. Есть такие детки – им бы только шастать без присмотра, всюду нос совать. А отраслевая федерация твердит: «Отбирайте способных, активных, они будут вожатыми».
Руки чешутся впороть Сто Пятой ускоритель. Станет скороспелой яркой, объягнится – все причуды позабудет. Любо-дорого смотреть на суягных первого захода – глазёнки глупенькие, боязливые, и пузо барабаном.
Хозяйка питомника невольно размечталась. Новые медикаменты многих делают двуплодками. Р-раз – и двойня, как под копирку. Сколько прибыли!..
Может, хватит Сто Пятой шляться по околице, ловить жуков и рыться палкой в норах? Без неё вожатых вдоволь. Обоснование найдётся: «Лишена стадного чувства».
– Слушаюсь, мэм.
Русский робот цвета хаки – умная машина. С ним взвод «служак», проворных мелких киберов в виде жуков и пылесосов на колёсиках. Бегают как муравьи. Эти живо управятся с розыском.
– …ранняя диагностика губчатого маразма, – вещал китаец. – Прионы, созданные сирианами, превращают здоровых пожилых людей в инвалидов. Развитые страны тратят огромные средства на обеспечение больных. Препарат, созданный в лабораториях Шицзячжуана, позволяет замедлить дегенерацию мозга…
Новости слегка устарели. Даже в эпоху сверхсветовой техники они с запозданием приходили от Земли сюда, к альфе Центавра.
Но хозяйка жадно вслушивалась. Азиаты всегда что-то выдумывают, разные лекарства, добавки, потом завозят пробную партию – причём пилюли раскуплены задолго до выгрузки.
Страстно хочется наесться любой химии, каких угодно травок, порошка из муравьёв. Это хоть какая-то гарантия, что мозги не скоро улетят. Можно заболеть и умереть от одной мысли, что в твоём черепе образовалась губчатая мякоть.
* * *
Сургут налаживал траншейный экскаватор, когда его достал сигнал хозяйки.
По графику пора заняться рабочими механизмами – а тут дни межзвёздного прохождения. Связь барахлит. За околицей волнуется и злится дикое зверьё, у людей невроз и сердечные колики. Даже овечки дурят.
Отобедав, три ярки – те, что посмелее, – прибежали глазеть, как трудится искусственный человек. Расселись на кожухе движка, болтают ногами и потешаются. Сытые, лоснящиеся смуглые животные с бирками в ложбинках между грудей.
– Сургут, а сколько ты можешь поднять?
– Много.
– Сургут, почему на тебе столько клапанов?
– Для соединения с периферийными устройствами.
– Сургут, давай мы тебе глаза нарисуем!
– Не нуждаюсь.
– На затылке! Ха-ха-ха!
– Я вижу вас при любом положении головы.
Он походил на астронавта в броневом скафандре или древнего рыцаря. Круглая голова с выступами-рожками, едва намеченными чертами лица и пластинами, лежащими как черепица, вместо рта. Немигающие глаза с заслонками и пуговки сенсоров по экватору головы, тонко блестящие микролинзами.
Дизайнеры Брянского Машиностроительного завода наделили его мощью вместо красоты и выкрасили в коричневато-зелёный армейский цвет.
– Сургут, покажи фокус.
Он подумал и выпустил антенны. Ярки завизжали, захлопали в ладоши:
– Ещё! ещё чего-нибудь!
– Покатай нас на служаке.
– Вы его сомнёте своим весом.
– Да хватит, он крепкий пень!.. Три-Пять, а ты не садись, у кибера ножки треснут. Жрёшь как проглотина.
– Заткнись! Сама просишь две добавки, попа шире колеса.
– Это не я – гормоны просят.
Питомницы знали: робот мало чем отличается от экскаватора. Но с ним можно потрепаться. Это прикольно – болтать с движущимся механизмом. Кажется, что он живой.
Вообще овцы обожали смотреть, как что-нибудь шевелится – на экране или так, перед глазами. Ходили любоваться умильными ягнятами, которые копошатся в кроватках. Такие масенькие, такие ляльки!
– Я занят. Идите в кошару, отдыхайте.
– Ну, неохота! Мы здесь посидим.
– Там скукотища. Ти-Ви нету, глядеть нечего.
– Идите в пруд купаться, охладитесь.
– Мелюзга всё замутила, вода как гороховый суп.
– Нам перед вживлением нельзя, нам только в душ.
– А у тебя в России есть овечки?
Этот вопрос озадачил Сургута. Разведение «подопечных» не входило в программу его обучения.
– Нет сведений.
– Наверняка есть. Наши везде живут.
– Даже в городе. Двадцать Вторая их видела.
– Ага, они там раздают еду на кормопункте.
– Овца бестолковая, это называется «кафе»!
– Два-Два сказала, там красиво одевают. Юбка, тапочки, передник и такое на груди, вроде банта.
– Хочу в дом отдыха, к военным. Вот бы меня подарили туда! Мущщины, обалдеть!..
– Фиг тебе, бяшка. Лысый яйца привёз, в осень ягниться надо. Завтра строем к медичке. Зря что ли впрыскивались?
Из вредности Тридцать Вторая ткнула подругу туда, куда вводят гормоны, пробуждающие естество. Место давно не болит, а всё равно душа набок.
– Авось не приживётся в бурю, как-нибудь перегодуем, – вздохнула подружка.
– Долго порожняя не погуляешь. Центр яйца мечет – что икру, да ещё с Земли подвозят.
– Как же ты меня устала! Охота? Иди, первая подставляйся!
– Это наша доля, – убеждённо сказала Три-Два, обняв и сладко лизнув соседку. Они взгрустнули и принялись с подвыванием петь бесконечную:
Никто меня не любит, никто не приголубит
Пойду я на помойку, наемся червячков
Они такие разные, зелёные и красные
Наемся и помру – а знаешь, почему?
Никто меня не любит, никто не приголубит…
– Ты что делал на Земле? – не унималась Три-Семь.
– Работал на плотине. В районе Сибирских Увалов, у верховья Надыма.
– Ух ты! А зачем?
– Чтобы остановить море. Оно наступает на равнину.
– Я слышала, – отпихнув лизунью, важно объявила всезнайка Три-Пять, – потоп устроили сириане. Вот сволочи!