Она разлеглась на спине, широко раскинув руки. Казалось, можно обхватить весь От-Иньян вместе с антеннами межзвёздной связи, локаторами и причалами. Какой мир большой! Она рассмеялась, потом прикусила губу.
– Чем ты меня взял? Скажи, а? Ни на что не похоже. У тебя волшебные приёмы. Сам товарищ У… но ты его не знаешь. Мой инструктор по тантре. Мы все его любили, все выростки. Я его помню – вот здесь, – Рома медленно облизала свои губы, – и здесь, – она приподняла грудь ладонями, – и… Ты не злишься, что я вспоминаю о нём? Я была выростком. Мы начинаем рано, потому что мы овцы…
– Говори, я слушаю. – Гер лёг на бок, чтобы видеть Рому целиком, от дерзкой причёски до ступней. Она светилась красотой юного, налитого тёплым соком тела, одновременно бархатного и отливающего глянцем спелости, как персик.
Рома вдруг всхлипнула.
– Ведь ты улетишь на Землю?
– Когда-нибудь.
– Возьми меня с собой. Просто так. Я буду жить у тебя в доме. Какой твой дом?
– Большой. – Голос Гера стал светлым, почти блаженным.
– Значит, мне места хватит. Много не надо, только лежак постелить. Я всё умею, я домоводство учила. А потом поженимся, давай? Или…
Она спохватилась, что могла упустить самое важное, самое страшное.
– …у тебя есть девушка? или овечка? Ну, твоя постоянная?
– Успокойся. Я тебя не оставлю. Что-нибудь придумаем, позже.
– О-о, хорошо. – Она прижалась к Геру.
«С чего я ему верю? – изумлялась Рома. – Мы оба несём чушь. Кто с кем говорит-то?.. Он полслова, я про У; столковались, называется. Выгляжу как детка. Наверно, когда человек искренний, он будто идиот. А Гер? Ночь, с двумя кормёжками, это марок семьсот-восемьсот. Он же штатский, без скидок. Чего он, сбрендил?..»
Гер улыбался сонными глазами. Рома ощущала, что вот-вот утонет в них. Он замечательный!
Товарищ У, железный гуру, учил правильно: «Любовь – большое потрясение. С ней трудно совладать. Если не уверены в успехе – лучше погорюйте, но отриньте чувство. Любовь не одна, их бывает пять-семь в жизни».
– Ты выпил что-то… чтобы усилить моё впечатление? Не отвечай! – Она закрыла ему рот ладонью. – Я не хочу знать. Мне хорошо с тобой. И – ни-ко-му! Твой допуск отменят, если пронюхают.
«Какая чуткая!» – с восхищением подумал Гер. Она нравилась ему больше, чем могла мечтать.
«Влюбитель– нано-штучка, это бешеные деньги… Плюс заказная ночь» – млела Рома, считая, во что Геру обошлась встреча. Ради неё?.. обалдеть, вот это парень! На всё готов.
Легендарный препарат «изольда», ужас и мечта всех молодых. Такое снадобье врачи давали только охладевшим парам, чтобы вернуть чувства. На красном бланке за семью печатями, выдача лично обоим, одна доза – пятьсот рублей.
– Больше не принимай «изольду». Она вредная – сажает печень, сердце. Я тебя и так люблю. Гер, приходи всегда, я буду дико рада. Вся твоя, понимаешь? Ты со мной… как с человеком. Я не забуду.
Захотелось опять окунуться в самозабвение солоноватого вкуса, слизывать его пот, прямо всасывать желанного в себя. Так бы и съела, до чего сладкий.
– Я хочу жить на Земле.
– Тяжёлый мир. Много людей, шум, неразбериха. Море наступает, везде мигранты.
– Ты много ездил?.. расскажи.
– Что тебе интересно?
– Мне… – Рома приняла позу утомлённой одалиски. – Где много солнца, жарко-жарко… рядом вода, тень и деревья. Цветы над водой… Я видела сны, когда была маленькая. Такие здоровенные цветы, белые с розовым. Наверное, они где-то есть. Няня в ягнятнике сказала, что сны прилетают с Земли. Как прозрачные птицы. Они родились у каких-то людей и сбежали. Носятся по свету, ищут, в ком угнездиться. Вот сон порхает и видит: спят ягнята, глупые, спят и растут. Мы сначала растём год за три, быстро, даже ноги болят. С началом месячных отбор – кого в ярки, новых рожать, кого на учёбу. Старшие пугали – кровь пойдёт, и снов не станет. Знаешь, как я плакала? Просила, чтоб не улетали…
– Они остались? – спросил Гер как бы невзначай, цепко наблюдая за овечкой.
– Да! Правда, стали сбиваться на жизнь. Они меня не покидают, только снятся реже.
– Жаль. – Гер вздохнул. – Я тоже видел во сне незнакомые места…
– Мне казалось, – Рома потерянно смотрела в переплетающийся узор на стене люкса, – что я – какая-то другая. Не овца. А выходит – сон и есть сон, ничего больше… Ну, это я далеко забралась! Поцелуй меня, Гер.
– По-моему, ты не ошиблась, – заметил Гер тихо, приблизившись к Роме. – Ты видела и чувствовала правду.
– Пра… ты о чём? – опешила Рома, сбитая с толку.
– О том, кто ты есть. Ты не та, кем числишься.
– Откуда ты знаешь? Почему? – поражённая его словами, Рома перешла на шёпот. – Ты… искал меня, да? Ты частный детектив? Тебя наняли…
– Тссс. Я тот, кто есть, и знаю, кто я. А ты – нет.
– Значит, я человек? меня родила женщина? – Глаза Ромы налились слезами, губы задрожали. – А где… где доказательства? У тебя есть? Документы или что-то там?.. Меня так не отпустят!
Её трясло. Не овца! Могу жить по-людски! К чертям опеку Министерства обороны, пусть заключают контракт, как с полноправной девушкой. Или – нет, вон отсюда! На Землю…
– У меня есть настоящие родители? Да! я видела маму, во сне! Ну, скажи…
– Секунду.
Гер встал, порылся в своей одежде, достал портсигар и извлёк из него нечто вроде жемчужины. Перламутровый шарик мерцал белым и розовым, словно цветок из снов. Полупрозрачный, как яйцеклетка, которую показывают выросткам в учебных фильмах. «Ничего опасного. Чистая человеческая ткань, новый человек величиной в одну клетку».
– Проглоти – и ты узнаешь себя.
Природная осторожность заставила Рому отдёрнуть руку.
– Что это?
– У него много имён, как у Агнца. Ключ памяти, если хочешь.
– А он не…
Товарищ У, неколебимый гуру, назидательно промолвил:
«Будьте внимательны. Есть нанокомплексы, способные временно поработить человека. Затем они вымываются из мозга, но до той поры человек становится послушен, мягок и доверчив. Ему можно внушить что угодно, это будет преследовать годами. Не уверен, что столь дорогое средство употребят против вас, но вы красивы и молоды, ваше очарование продлится долго. Берегитесь стать рабынями».
– Разве я сказал, что отдам ключ сегодня? – Гер убрал жемчужную капсулу. – Ты не готова.
Из-за минуты сомнения потерять всё!
– Дай сейчас! – рванулась Рома. – Если любишь.
Не думать, не рассуждать! Отринуть прошлое, если хочешь жить человеком среди людей, иметь свой дом, семью…
Гер колебался, потирая портсигар. Рома смягчила напор; изгибаясь, воркуя нежным голосом, шла к нему на четвереньках:
– Гер, сейчас… А то вцеплюсь. Укушу. Я буду орать! Хватит меня мучить. Для чего ты сказал?.. Хочешь, я съем ключ? Мигом, не задумываясь. Я не смогу больше жить и не знать, где правда. Тебе что-то известно, да?.. Как ты разведал, что я – другая?
– Долгая история. Отложим на потом.
– Дай. Дай, пожалуйста.
– Ключ изменяет людей. Ты почувствуешь себя… необычно. Слабость, страх – трудно сказать, что именно.
– Пусть.
– Я опасаюсь…
– Чего? Я не выдам, клянусь.
– Дело не в тебе. Здесь, на базе, кто-то присутствует.
– Кто? Только военная полиция.
– При чём тут полиция?.. Враждебное присутствие – яснее не скажешь. Если попадёшься на глаза, особенно в первые день-два…
– Всего-то! Гер, у овец свои фокусы, чтоб откосить от службы. Без проблем.
– Кто тебя увидит? Врач?.. другие овцы?
– Человек пять, все здешние.
– Ладно. Рискнём, – решившись, Гер вновь достал таинственную пилюлю.
Перламутровая капсула на ощупь была жидкой. Шарик воды в незримой оболочке.
Товарищ У ещё гудел в ухо свою китайскую сказку: «Вот так, милые выростки – съел мальчик драконову жемчужину и стал драконом», но Рома уже отмела сомнения. Со стаканом минералки шарик проскользнул в глотку и… ничего не случилось.
– Враг, присутствие… как его распознать?
– Ты не сумеешь.
– А если я их встречу?
– Тогда молись – ты трёх секунд не проживёшь.
Лишь сейчас Рома чётко поняла, что слегка сонливое выражение лица Гера – обманчиво. У него всегда были чуть-чуть приопущены верхние веки, но взгляд оставался жестоким, прицельным, как у Сокола.
* * *
Западная Фрисландия, 1282 год
Энский гонитель ересей, конечно же, сменился.
Редкий глава священного трибунала удержится на посту после избрания нового папы.
Придётся ждать этого ставленника Рима. Я отсылаю слугу домой – пусть известит родных о моём приезде. Вскоре я встречусь с семьёй…
…на небесах, если нас туда примут.
Завтра судный день! Доминиканец шествует по Энсу под зелёным штандартом, с прихожанами, милицией Христа и конгрегацией святого Петра Мученика. Пожалуй, стоит взглянуть на их процессию, но я спешиваюсь у трактира, освежить горло вином.
– За плотников! Чтоб крепко стояли помост и «жаровня».
– Да уж, мессер, поджарят ведьм на славу! Всю их изгарь – в болото, пущай прохлаждаются с лягвами! Будет им шабаш бесовский.
Завтра судный день.
Матерь Божия! За что мой край обречён немилосердному концу? Здесь, по этим добрым, надёжным камням мостовой, покатит колесница смерти. Все труды, все надежды людские – во прах…
Моя рука, несущая ко рту оловянный стакан, замирает. Рожа трактирщика угодливо щерится в улыбке. Его подручный, тупица-недоросль, утирает сопли рукавом и украдкой выдыхает мокрый винный дух.
Э, малый, куда косишься? Тебя развезло от выпитого, взыграли блудные мыслишки?.. Поспеши затолкать милку в чулан и задрать ей подол. Завтра будет поздно. Чёрный возница с белым оскалом подхватит тебя и швырнёт в свою гремящую повозку.
Нам нет спасения.
Господи, Ты обещал Аврааму пощадить Содом, если там найдётся десять праведных – неужели нет в Энсе десяти человек, ради которых можно сохранить сей город на земле?