Азиаты, похоже, забаррикадировались изнутри. Койки в холле трещали под весом сидящих – те, вшестером обняв друг дружку за плечи, раскачивались вправо-влево и орали песню времён Третьей Мировой:
Может мы обидели кого-то зря –
Сбросили полсотни мегатонн
Пусть горит и плавится теперь земля
Там, где был когда-то Вашингтон!
«Правильно мы американов не позвали. Точно бы обиделись, полезли в драку. А чтоб унять, скажем, чёрного Смита, нужно двое наших плюс Тойво. Или один Локс».
Влад хвалил себя за то, что настоял на пункте «Баб не приглашать!» Мужики сами могут заводиться – только держись!.. Когда гремят воинственные гимны, дамы лишние. Незачем им видеть, как мужчин пробивает на слезу и на брудершафты с поцелуями взасос. Опять-таки, мало эстетики в одноместном туалете, куда вынуждены шнырять люди, у которых вместе на душе 96 давящих литров пива.
– Ракитин, что это у тебя блестит? Фирма?.. золото?
– Нет, сплав какой-то.
Пухов взял брелок, уставился в зеркальную грань:
– О, вот так харя!.. но харя не моя. Перебор. Надо залить минералки.
– Ты, главное, не буянь. Зачем ты Тойве в нос салатом тыкал?
– Состав объяснял. Тереус, рыба не рыба, с Голды… Слушай! Ты в Кошкин Дом ходил, там такая голдинка живёт! Божья птаха. Стрижка-мальчишка, забирает – ой!
– Про Кошкин Дом – мол-чать!
– Носик, глазки… конфетка. Ты, слышно, на Иньяне девушку завёл? Туда бы лечь в госпиталь. Вирхов кормит с планетарных огородов… Я тыщу лет не ел капусты, настоящей. Ненавижу гибриды. Как сено жуёшь…
– Смотри, Густав с Лёшей толкует. Иди к ним.
– А! точно. Не знаю – куда хочу? Иньян забодал, Землю видеть не могу. Ты был в Воронеже?
– Брянский я. Иди, иди. Левой, правой, ать-два…
– Дай ещё раз зеркальце. Мне оттуда кивнули. О, вот оно!
– Убери башку, вдвоём не помещаемся.
Немигающий выпуклый глаз, как рыба с Голды, проплыл за гладью и сгинул. Пухова качнуло. Он ушёл, на ходу споря с кем-то:
– Центавра Голд, ага! и Кальяна… никуда ты не поедешь. Лучше вдрызг разбиться, чем этих маразматиков… Мозги в дырочку, как сыр. Котлеты, да, конечно! Прионы с мясом и тереус, вот тебе салат…
– Густав! ты мне брат! Давай.
– Давай, Ал-лёшка. Прозит!
– Не лессте к вьетам, они против.
– Никогда! Никогда я азиатку не зажму. Мне мешает cultural disconnect.
– Влад! – Отто побелел, покрылся крупными каплями пота, но крепко держал выправку и стакан в руке. – Я должен сказать правду – ты прекрасный устроитель камерадшафтсабенда. Ты угощаешь на славу. Я наблюдал ваш полёт, отстрел мишеней… Имею честь обратиться с просьбой. Готов предложить себя в Троицу, если… ты понял.
– Спасибо, друг; я запомню.
– Пойми, я стремлюсь к этому вовсе не из тщеславия, хотя… У вас отточенная техника. В Троице больше шансов… – Отто мучительно сглотнул, в глазах его появилось ожесточение. – Я хочу сражаться, Влад. Я поселился на Красном луче. Когда надо, я уйду от Макартура.
– Учтём, – пообещал Сокол, втайне тронутый искренностью немца. Не перевелась ещё порода крестоносцев, отстоявшая Европу.
– Камрады!! – возгласил Отто, звучным голосом и поднятым стаканом привлекая общее внимание. – Я предлагаю спеть в память о наших павших и выпить за них.
Шум в холле смолк; лица повернулись к говорящему. Отто продолжил – уже тише:
– Я прибыл сюда с четырьмя друзьями. Из них остался только Густав… Петер Глут – погиб в бою. Герт Ольшак – подбит дрейфером, не дожил до прилёта спасателей. Моника Андре – она с трудом добилась, чтобы стать истребителем…
Пока он перечислял потери, воцарилось полное молчание.
Влад поискал на столе шоколад. Всё сожрано подчистую! Пришлось неслышно скользнуть в каюту и взять плитку из тайного резерва. Знают же, подлецы – Сокол поминает только горьким шоколадом, – и ни кусочка не оставили! Ничего не жалко для товарищей, пусть трескают, хоть лопнут.
– Я обещаю. Я встречу «линзу», которая подстерегла её. Сожгу «линзе» движок, пристыкуюсь и сделаю то, что было с Моникой – вскрою пилотскую капсулу и вырву оттуда эту тварь. Я хочу видеть, как это сдохнет. Больше ни одна наша девушка им не достанется. Если промахнусь – пожалуйста, сделайте за меня.
Потемневший Густав запел:
Auf Deck, Kameraden, all auf Deck!
Heraus zur letzten Parade!
Der stolze «Warjag» ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade! 5
Впервые за вечеринку все пели одно и вместе. Душевный подъём был велик – хор слышали двумя этажами выше и ниже, несмотря на звукоизоляцию.
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы Русского флага,
Лишь волны морские прославят навек
Геройскую гибель «Варяга»!
Расходились долго, с непременным «на посошок», освободившись от тяжёлой накипи на сердце и выплеснув сжатые в душе эмоции. Напоследок, весёлыми ногами топая по коридорам, делились мнениями:
– Надо чаще собираться!
– А он премилый человек, этот ужасный Сокол!
– Не зря говорят: «Загадочная русская душа». Не угадаешь, что в них таится.
– Только с жилой площадью у них плохо. Для таких добрых товарищеских встреч необходимо более простора.
Видимо, боевые песни ариев и их дружеские разговоры дошли до ушей вьетов. Или на них произвёл впечатление вид холла со сломанными нарами и пейзаж в сортире. Так или иначе, на следующий день, в субботу, младший капитан Ле Куанг Шон подал рапорт с просьбой рассмотреть возможность скорейшего переселения куда-нибудь в другое место.
* * *
Эта суббота выдалась знаковой. Ночью в Красном луче у Сокола произошёл невиданный загул, перекрывающий тусовку Райта так, что догонять без толку. Честь рыжего флайнг-офицера как организатора была уязвлена бесповоротно. Но анонимный вброс в помойку Живой Сети метил прямо в сердце союзных войск; он был пощёчиной всем, уважающим Устав.
Некий глумливый остряк разместил на помойной страничке Дополнение к Действующему Уставу, в котором значилось буквально следующее:
«Для борткотов и локсов отдание чести является не обязательным ввиду их особой специфики.
Борткотам и локсам разрешено ношение Орденов международного и национального достоинства на шейной бархотке (см. Поправки к статутам Крылатой Звезды и др. в Вестнике Совета Обороны)».
После этого даже стишок о страсти Райта к Бармаглоту пошёл за пустяк.
– Ес-с-с!! – завопила Маха, вскинувшись со стула и размахивая телефоном. – Обоих приложили, уау! Йо-хо-хо!
– Где? Дай!
– Кыш, овцы паршивые! Я… Локсу скину!
Через минуту из своей пещеры вышел распалённый Локс:
– Кто мне это бросил? Считаю до трёх, уже два с половиной.
– Ну, я! А что? – Маха упёрла руки в боки. После стычки у Райта она весьма осмелела.
Неожиданно для всех Локс зубасто улыбнулся и задорно подмигнул:
– Спасибо за подарок, лапочка. С меня цветок.
Влад тем временем недоумённо изучал письмо, выпавшее из пневмопочты. Военно-этическая комиссия Западного сектора строго предлагала ему уплатить штраф в размере 10 000 восточных долларов США (или в рублях по курсу) за аморальное и недостойное офицера поведение 13 февраля с.г. Уличающие Влада фото прилагались: вот он плюёт, вот бросает смятую салфетку.
– Я вчера не пил ни капли. Откуда галлюцинации-то?..
– Ах, Влад, – вздохнул Вальтер, держась за похмельную голову. – Письмо настоящее. Придётся уплатить, иначе дело перейдёт в конфликтный трибунал.
– Что я такого сделал? Меня измазали помадой… А кто снимал скрытой камерой?
– Система наблюдения, она там очень развита. «Глазки» повсюду. Выше уровнем специалисты ведут моральный анализ поступков с помощью компьютера…
– Моральный?! – Влад вскипел. – А оргия у Райта, значит, под анализ не попала?
– Оргия – приватная и добровольная, в частном жилище, а ты плюнул в общественном месте.
– Ох, ну и порядки у вас!
– Ты думаешь – зачем я поселился на Востоке? – Вальтер смотрел мягко и ласково.
– Знаю, дед насоветовал.
– Не только. У восточных – что бы там ни говорили, – подлинная, настоящая свобода личности. Никакой тотальной слежки. Где хочешь плюнь, где угодно брось пивную банку, ругайся любыми словами – можно всё! Если такое проделать в Германии, завтра же тебе придёт повестка в суд. Кто совершит свинство вдали от следящих систем, на того донесут соседи, прохожие, даже дети, игравшие на улице. Такое уж общество… Наверняка ты слышал о нашей службе госбезопасности, Штази – там тысячи сотрудников заняты отсевом ложных доносов. Я устал жить в обстановке этого удушливого этикета, когда нельзя шаг наступить, не обдумав предварительно его юридических последствий.
– Мрак. Представить невозможно!
– Если согласишься съездить со мной в Дрезден…
– Подумаю. У меня зародились сомнения. И насчёт Локса – где он? Мы стояли вместе, а на фото – ты, я и франкон.
– Полагаю, Локса стёрли фотошопом. Это наводит на мысли о том, пограничник ли он… Ох. Голова! Как это лечить? Водка кончилась…
– Экстракт фу ты.
– О, гениально! Пойду приму. Надеюсь, в новой обстановке Шон не откажет нам в поставках БАДов.
– Куда он денется?.. Они что, уже слиняли?
– Поразительно прыткий народ. Эвакуировались без следа.
– Ты тоже плевался у зеркала. Что же тебя повесткой не поздравили?
– Всё впереди. Я западный; должно быть, проходит согласование по инстанциям.
– Похоже, письмом дело не ограничится. На ваших лучах любят выбалтывать всё, что можно и нельзя. Скоро Сеть заквохчет: «Ракитин – монстр, садист, фашист, сморкается на лестнице и харкает в углы»!
Сеть заквохтать не успела – зато вызов к Дееву пришёл, как следовало ожидать.
По пути в кабинет генерал-майора Влад напоролся на упитанного Рудакова из коммунально-эксплуатационной службы, чьи чувства напрасно надеялся расшевелить Вальтер.